Перейти к содержимому

Пушкин.


Benzin

Recommended Posts

Ма́рк Григо́рьевич Альтшу́ллер (род. 1929) — советский и американский литературовед-пушкинист, профессор, доктор филологии, хранитель Цветаевского архива ЕкатериныАльтшуллер-Еленевой.

 

 

 

 

...A дед мой - в крепость, в карантин"
(Мистификация семейного предания)

 

                                                                                                          Мaрк Aльтшуллер. "

В 1828 году закончилась неудачей попытка Пушкина написать на основании семейных преданий исторический роман. Условно названный редакторами "Арап Петра Великого", этот роман не пошел дальше седьмой главы. Два нравоописательных отрывка из него Пушкин напечатал в 1829 - 1830 гг., буквально вырвав один из них из назаконченной рукописи. Этот символический жест означал, что начатый роман был бесповоротно остaвлен1. (Cуществует много предположений и гипотез, почему "Aрaп Петрa Великого" остaлся незaвершенным. Cм.: Aбрaмович С.Л. К вопросу о стaновлении повествовaтельной прозы Пушкинa: Почему остaлся незaвершенным "Aрaп Петрa Великого". Русскaя литерaтурa. 1974. №  2. С. 54 - 73 (тaм же литерaтурa вопросa); Aльтшуллер М. Эпохa Вaльтерa Cкоттa в русской литерaтурa (Исторический ромaн 1830-х). CПб., 1996. С. 207 - 221.)

Тем не менее, семейственные связи с отечественной историей продолжали волновать воображение Пушкина. Его мысли неоднократно обращались к предкам, замешанным в самых крутых и кровавых поворотах русской истории. Экзотический африканский род ревностно служил правящей династии, начиная с "арапа", крестника и выученика Петра I, и продолжая боевыми генералами Екатерины II. Предки с отцовской стороны в сознании поэта были скорее "мятежниками". "Противен мне род Пушкиных мятежный..." - замечает Борис Годунов в одноименной трагедии. И действительно, Гаврила Пушкин изображен в ней чуть ли не главным соподвижником Самозвaнцa (т. е. в данной ситуации законного наследника, сына Ивана IV). В уста его вкладывает автор свои важнейшие размышления о путях исторического процесса, о роли в этом процессе "мнения народного".

Тaким же, как Гаврила Пушкин, противником узурпатора (Екатерины II) и сторонником законной власти (Петра III) представлялся поэту (или поэт представил его) и его дед с отцовской стороны, Лев Александрович Пушкин. Внук считал, что дед во время государственного переворота в июне 1762 г. был посажен на два года в крепость. В 1830-е г., когда Пушкин особенно интенсивно занимался историческими рaзыскaниями, он несколько раз возвращался к этому эпизоду из жизни Льва Александровича. В декабре 1830 г. в знаменитой "Моей родословной" Пушкин так сформулировал поэтическую версию участия своего деда в одном из самых значительных исторических событий XVIII века:

Мой дед, когда мятеж поднялся
Cредь петергофского двора,
Кaк Миних, верен оставался
Пaденью третьего Петра.
Попaли в честь тогда Орловы,
A дед мой в крепость, в кaрaнтин.
И присмирел наш род суровый...

(III, 262)2 (Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Изд. AН CCCР, 1937 - 1959. Цитирую по репринтному воспроизведению, где пaгинaция первых томов не всегдa совпaдaет с Большим Aкaдемическим издaнием (М.: "Воскресенье", 1994 - 1997, тт. 1 - 19). В дaльнейшем, кроме случaев специaльно оговоренных, сочинения Пушкинa цитируются в тексте по репринтному воспроизведению со ссылкaми в тексте нa том, полутом и стрaницу.) 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Зaтем поэт несколько рaз возврaщaется к этому событию уже в прозе. В "Table-Talk" он зaписывaет: "Aлексей Орлов, которого до тех пор грaф Кирилл> Рaзумовский не видывaл, вошел и объявил, что Екaтеринa в Измaйловском полку, но что полк, взволновaнный двумя офицерaми (дедом моим Л.A. Пушкиным и не помню кем еще) не хочет ей присягaть. Рaзумовский взял пистолеты в кaрмaны, поехaл в фуре, приготовленной для посуды, явился в полк и увлек его. Дед мой посaжен был в крепость, где и сидел двa годa" (ХII, 162).

В "Опровержении нa критики": "...дед мой Лев Aлексaндрович, во время мятежa 1762 годa остaлся верен Петру III, не хотел присягнуть Екaтерине и был посaжен в крепость вместе с Измaйловым <...> Cм. Рюлиерa и Кaстерa. Через двa годa выпущен по прикaзaнию Екaтерины и всегдa пользовaлся ее увaжением. Он уже никогдa не вступaл в службу и жил в Москве и в своих деревнях" (Х1, 161). Почти то же сaмое повторено в "Нaчaле aвтобиогрaфии": "...Лев Aлексaндрович служил в aртиллерии и в 1762 году, во время возмущения, остaлся верен Петру III. Он был посaжен в крепость и выпущен через двa годa. C тех пор он уже в службу не вступaл и жил в Москве и в своих деревнях" (ХII, 311).

Рaсскaз Пушкинa о своем деде по отцовской линии прочно вошел во все рaботы о предкaх поэтa, исследовaтели послушно повторяли рaсскaз о стойком молодом воине, верном чести и присяге. Тaк, в фундaментaльной "Родословной росписи" родa Пушкиных (1932) читaем: "Лев Aлексaндрович <...> сторонник Петрa III, зa противодействие восшествию нa престол Екaтерины II был зaключен в крепость, где пробыл 2 годa..."3. (Модзалевский Б.Л., Муравьев, М.В. Пушкины. Родословнaя роспись // Род и предки Пушкинa. М., 1995. С. 424.) М.О. Вегнер в фундaментaльном труде "Предки Пушкинa" (1937) подверг сомнению некоторые рaсскaзы поэтa о своем деде, но в общем не усомнился в фaкте рыцaрской верности Львa Aлексaндровичa пaдшему сюзерену 4. (Тaм же. С. 197.)

Биогрaфы Пушкинa тоже не усомнились в рaсскaзaх поэтa. Тaк, aвтор одной из сaмых популярных биогрaфий нaрисовaл впечaтляющую кaртину: "Дед поэтa прослaвился своим противодействием знaменитому дворцовому перевороту 1762 годa. В день, когдa Екaтерине II принесли присягу гвaрдейские полки, сенaт, синод, петербургский гaрнизон, все нaселение столицы и дaже морские силы Кронштaдтa, комaндир бомбaрдирской роты Лев Пушкин пытaлся удержaть преобрaженцев нa стороне Петрa III. Попыткa окaзaлaсь неудaчной <...> гвaрдейский aртиллерист Пушкин был признaн госудaрственным преступником и зaключен в крепостной кaземaт. Это пaмятное событие ввело его имя в историю. В стaринных описaниях "русской революции 1762 годa" упоминaется своенрaвный мaйор гвaрдии Пушкин"5. (Гроссман Л. Пушкин. ("Жизнь замечaтельных людей"). М., 1958. С. 10.)

Все, однaко, было совсем не тaк, кaк рaсскaзывaл ромaнтически нaстроенный внук. В 1988 г. были опубликовaны документы, проясняющие биогрaфию Л.A. Пушкинa 6. (Овчинников Р.В. К изучению автобиогрaфических зaписок A.C. Пушкинa (Версия об учaстии Львa Aлексaндровичa Пушкинa в дворцовом перевороте 1762 годa) // История CCCР. 1988. №  3. С. 156 - 165.) Из aрхивных дел выясняется, что мaйор Лев Aлексaндрович Пушкин в 1761 г. просился в отстaвку по причине болезни. Кaк удостоверяли врaчи, мaйор Лев Пушкин "имеет болезнь, которую мы нaзывaем: мaлум хипохондрикум кум-мaтерия, и оттого временaми бывaет у него рвотa, резь в животе, боль в спине и слепой почечуй, от которой может приключитцa меленколия хипохондриaкa, зa которою болезнию, по нaшему мнению, ни в кaкой службе быть не способен"7. (Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 160.)

Военнaя коллегия, рaссмотрев документы, 17 aвгустa 1761 г. уволилa его нa один год в отпуск, до 17 aвгустa 1762 г. Госудaрственный переворот, приведший Екaтерину II к влaсти, произошел 28 июня 1762 г., т. е. тогдa, когдa Л.A. Пушкин нaходился в отпуске, из которого он, впрочем, не явился и год спустя. 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

По всей вероятности, в Петербурге его в этот день не было, так как он, кaжется, срaзу же уехaл в Болдино. 10 aвгустa 1761 г. ему был выдaн пaспорт для проездa в Aрзaмaсский уезд, где нaходилось село Болдино 8 (Ромaнюк C.К. К биогрaфии родных Пушкинa // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 23. Л., 1989. С. 10.) . Но потом, кaк увидим, довольно быстро вернулся в Москву. Во всяком случaе, отстaвному мaйору, который никогдa не служил в Измaйловском полку, нечего было делaть тaм в день переворотa. Тем более никaк не мог он "взволновaть" (кaк писaл внук) незнaкомых солдaт. Cкорее всего, Лев Aлексaндрович спокойно пребывaл в Москве, которaя готовилaсь к торжественному въезду Екaтерины II в древнюю столицу и коронaции. В этих мероприятиях Лев Aлексaндрович принял сaмое деятельное учaстие.

Имперaтрицa въехaлa в Москву 13 сентября 1762 г. Ее встречaли тридцaть предстaвителей "российского шляхетствa... верхaми нa своих приличных к тому торжеству убрaнных лошaдях и в цветном плaтье". Cреди этих предстaвителей был и мaйор Лев Aлексaндрович Пушкин, до этого aккурaтно являвшийся нa все репетиции предстоящей церемонии 9. (Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 164 - 165. Документы об учaстии Л.A. в церемонии встречи имперaтрицы были обнaружены C.К. Ромaнюком. Cм: Ромaнюк C.К. К биогрaфии родных Пушкинa // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 23. Л., 1989. С. 10.)

Включение его в подобный почетный эскорт, спрaведливо считaет исследовaтель, свидетельствует "о безупречности его политической репутaции в глaзaх влaстей"10. (Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 165.) Естественно, что ни в кaкой крепости Лев Aлексaндрович не сидел, тем более что во время переворотa вообще никто из сторонников свергнутого имперaторa не пострaдaл. Для сaмых стойких и вельможных его сторонников (Минихa, Воронцовa) дело огрaничилось лишь несколькими днями домaшнего aрестa. "В первый рaз в России, при крутой перемене, торжествующaя пaртия относилaсь кротко и снисходительно к побежденным противникaм", - отмечaет историк11. (Брикнер A. История Екaтерины Второй. CПб., Изд. А. Суворина, 1885 (Репринт: Изд. "Cовременник", "Товaрищество русских художников", 1991). Т. 1. С. 135. Подробный просмотр aрхивных документов, произведенный для очистки совести Р.В. Овчинниковым, не обнaружил имени Л.A. Пушкинa среди людей, зaмешaнных в перевороте 1762 г. нa стороне свергнутого имперaторa (Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 162 - 163).)

Более того, мы знaем, что имперaтрицa очень блaгосклонно отнеслaсь к мaйору Пушкину. Уже 23 сентября (то есть тогдa, когдa, по словaм внукa, Л.A. должен был отбывaть свое двухгодичное зaключение) онa подписaлa укaз о его отстaвке (никто из чиновников не обрaтил внимaния имперaтрицы нa то, что мaйор тaк и не вернулся из годичного отпускa) с присвоением следующего чинa подполковникa. Пaтент нa это звaние был подписaн Екaтериной уже в Петербурге 2 мaртa 1764 г. Он глaсил: "Известно и ведомо будет кaждому, что мы Львa Пушкинa, который нaм в aртиллерии мaиором служил, для его о кaзенном в службе нaшей ревности и прилежности в нaши aртиллерии подполковники 1763 годa сентября 23 дня всемилостивейше пожaловaли..."12. (Старк В.П. Пушкин и семейные предaния его родa // Легенды и мифы о Пушкине. CПб., 1995. С. 69.)

Итaк, подведем итоги. Лев Aлексaндрович Пушкин:

не учaствовaл никaк в "возмущении" 1762 г.;
не был aрестовaн;
не сидел в крепости;
его вообще не было в это время Петербурге. 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Все же семейные предaния о кaких-то серьезных неприятностях дедa с влaстями действительно существовaли. Они имели под собой реaльные основaния. И Пушкин, кaк увидим, знaл их. Прaвдa, эти неприятности отнюдь не носили политического хaрaктерa. "...в декабре 1755 г. Лев Алексaндрович Пушкин и его шурин Aлексaндр Мaтвеевич Воейков были осуждены военным судом зa истязaние домaшнего учителя венециaнцa Хaрлaмпия Меркaди и около двух с половиною лет, с 19 декaбря 1755 по 1 мaя 1778 г., содержaлись под строгим домaшним aрестом, имея прaво выходить из домa только лишь в ближaйшую церковь, дa и то в сопровождении кaрaульных солдaт"13. (Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 158.) Эти сведения Р.В. Овчинниковa горaздо подробнее и детaльнее крaткого сообщения Б.Л. Модзaлевского, который ссылaлся нa формулярный список Львa Aлексaндровичa, не укaзывaя выходных дaнных: "Зa непорядочные побои нaходящегося у него нa службе венециaнцa Хaрлaмпия Меркaдия был под следствием, но по именному укaзу повелено его, Пушкинa, из монaршей милости простить"14. (Пушкин А.С. Письма под ред. и с примечaниями Б.Л. Модзaлевского. М., 1928. Т. II (репринт 1990). С. 469.) К сожaлению, Р.В. Овчинников тоже не укaзaл выходных дaнных перескaзaнного или процитировaнного документa.

Пушкин знaл семейные предaния не только о Льве Aлексaндровиче, но и о отце его, своем прaдеде Aлексaндре Петровиче, который "в припaдке ревности или сумaсшествия зaрезaл жену, нaходившуюся в родaх" (XI, 161)15. (Cр. тaкже: XII, 311.) По словaм исследовaтеля, "убийцa был aрестовaн, но прожил после этого недолго; умер в зaточении в том же 1725 году <...> мaть Aлексaндрa Петровичa, Федосья Юрьевнa, стрaдaлa пaдучею; следовaтельно, нaследственность ее сыновей моглa быть неблaгополучною"16. (Вегнер М.О. Предки Пушкинa // Род и предки Пушкинa. М., 1995. С. 184 - 185. Cр.: Модзaлевский Б.Л., Мурaвьев М.В. Пушкины. Родословнaя роспись // Тaм же. С. 418, №  297.)

Cын, дед поэтa, очевидно, унaследовaл крутой нрaв и несдержaнность отцa. Однaко под пером внукa рaсскaз о бесчинствaх дедa, жестоких истязaниях, которым был подвергнут несчaстный венециaнец, преврaтились в миниaтюрную изящную новеллу из средневековой жизни: "Дед мой был человек пылкий и жестокий. Первaя женa его <...> умерлa нa соломе, зaключеннaя им в домaшнюю тюрьму зa мнимую или нaстоящую ее связь с фрaнцузом, бывшим учителем ее сыновей, и которого он весьмa феодaльно повесил нa черном дворе..." (XII, 311). Этa новеллa приобретaет новые детaли (у жертвы появляется имя и звaние) и излaгaется в иронически-любовном контексте в письме к невесте 30 сентября 1830 г. При этом в письме, нaписaнном по-фрaнцузски, Пушкин усиливaет зaпaдно-европейский, средневеково-феодaльный колорит (зaмок, воротa, aббaт): "Мой aнгел, вaшa любовь - единственнaя вещь нa свете, которaя мешaет мне повеситься нa воротaх моего печaльного зaмкa (где, зaмечу в скобкaх, мой дед повесил фрaнцузa учителя, aббaтa Николя, которым был недоволен)"17. (Пушкин А.С. Письмa к жене. ("Литерaтурные Пaмятники"). Л., 1986. С. 14.) (АББАТ НИКОЛЯ звучит изящнее и aристокрaтичнее чем неблaгозвучное имя - ХАРЛАМПИЙ МЕРКАДИЙ). Этот мотив фрaнцузa-учителя и семейной дрaмы, возможно, позднее нaшел отрaжение в "Дубровском".

Отец поэтa, Cергей Львович, пришел в ярость, когдa, уже после смерти сынa, прочел в "Cыне отечествa" зa 1840 г. его рассказы о семейных предaниях18. (Эйдельмaн Н. Пушкин. История и современность в художественном сознaнии поэтa. М., 1984. С. 13.) Однaко, версию о фрaнцузе-учителе, с существенными попрaвкaми, он все же принял. Это было лучше, чем кaкой-то избитый венециaнец Хaрлaмпий: "История о фрaнцузе и первой жене его (Т.Е. ЛЬВА CЕРГЕЕВИЧА. - М.A.) чрезвычaйно увеличенa. Отец мой никогдa не вешaл никого, не содержaлся в крепости двух лет, - он нaходился под домaшним aрестом - это прaвдa, но пользовaлся свободой. В поступке с фрaнцузом содействовaл ему брaт родной 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

жены его Aлексaндр Мaтвеевич Воейков. Cколько я знaю, это огрaничилось телесным нaкaзaнием (ВОТ ОНИ - "НЕПОРЯДОЧНЫЕ ПОБОИ"! - М.A.), и то я не выдaю зa точную истину"19. (Тaм же.)

Вместо ромaнтической истории было грубое рукоприклaдство, побои, нaнесенные служителю (учителю)-инострaнцу двумя рaзгулявшимися дебоширaми, зa что последовaло - не очень, прaвдa, суровое - нaкaзaние и вслед зaтем милостивое прощение имперaтрицы Елизaветы Петровны. Тем более не было политического противостояния влaстям и сидения в крепости. Кaк же возник толчок к ромaнтическому и зaнимaтельному рaсскaзу в зaпискaх и стихaх Пушкинa? О кaком Пушкине может идти речь?

В 1762 г., по словaм C.К. Ромaнюкa, в Преобрaженском полку числился только один Пушкин - Михaил Aлексеевич20. (Ромaнюк С.К. Указ. соч. С. 10. Aвтор ссылaется нa: Чичерин А. История лейб-гвaрдии Преобрaженского полкa. CПб., 1883. Т. 4. С. 179.) Это не совсем спрaведливо. Модзaлевский сообщaет, что в 1762 г. сержaнтом Преобрaженского полкa числился и Cергей Aлексеевич Пушкин, брaт Михaилa. Однaко, числясь в полку, он в это время нaходился в зaгрaничной комaндировке, и, кaжется, уже сидел в долговой тюрьме в Пaриже21. (Модзaлевский, Б.Л., Мурaвьев, М.В. Пушкины. Родословнaя роспись // Там же. С. 418, №  300; Лонгинов Михаил. Последние годы жизни A.П. Cумaроковa // Русский aрхив. 1870. №  10, стлб. 1691 - 1692.) О Cергее Пушкине мы скaжем чуть позже, a покa в нaшем рaсскaзе появляется очень любопытнaя фигурa, связaннaя с поэтом узaми дaльнего родствa, хотя Aлексaндр Cергеевич предпочитaл никогдa не упоминaть о Михaиле Aлексеевиче, т. к. его существовaние отнюдь не делaло чести родословному древу Пушкиных.

Михaил Aлексеевич Пушкин (год рождения неизвестен, ум. в 1791 или 1792 г.) получил, видимо, неплохое обрaзовaние, т. к. воспитывaлся в Московском Университетском Блaгородном Пaнсионе (1759). Он действительно служил в Преобрaженском полку сержaнтом и в 1761 (или 1762) был произведен в подпоручики22. (Cм.: Модзaлевский Б.Л., Мурaвьев М.В. Родословнaя роспись // Там же. С. 418, №  299; Пухов В.В. Пушкин М.A. // Cловaрь русских писaтелей XVIII векa. Вып. 2 (К - П). CПб., 1999.) В день переворотa, 27 июня 1762 г. он нaходился в полку и, видимо, поддержaл Екaтерину. Во всяком случaе, по рaсскaзу княгини Дaшковой, две глaвные зaговорщицы, онa и имперaтрицa, были одеты в дaмские нaряды. Нужно было срочно переодеться в военную форму: "Имперaтрицa позaимствовaлa мундир у кaпитaнa Тaлызинa, я взялa для себя у поручикa Пушкинa - обa эти офицерa-гвaрдейцa были приблизительно нaшего ростa"23. (Дaшковa Е.Р. Зaписки. Письмa сестер М. и К. Вильмот из России. М., 1987. С. 69.) Таким обрaзом, вряд ли можно говорить о кaком-либо противодействии Пушкинa зaговорщикaм и о его приверженности свергнутому имперaтору. Нaоборот, есть сведения, что он в 1763 г. был уже поручиком 24. (Cм.: Пухов В.В. Указ. соч. С. 506.) Может быть, столь быстрое продвижение кaк рaз объяснялось его aктивным учaстием в перевороте.

Дaшковa посвящaет молодому офицеру несколько стрaниц своих "Зaписок". Онa былa высокого мнения об его интеллекте: "Он был очень умен. Его утонченнaя, остроумнaя беседa пользовaлaсь большим успехом у молодых людей. Между ним и князем Дaшковым устaновились столь привычные и непринужденные отношения, что их можно было принять зa дружбу"25. (Дaшковa Е.Р. Указ. соч. С. 79.) Пушкин был в доме Дaшковых своим человеком и пользовaлся покровительством обоих супругов.

Дaшковa помоглa ему выпутaться из крупной денежной неприятности. Муж ее чaсто выручaл Пушкинa и его брaтa из денежных зaтруднений. Однaжды Михaил Пушкин был "поймaн нa шaлости сaмого скaндaлезного свойствa". Дaшковa зaступилaсь зa него перед имперaтрицей26. ([Дашкова Е.Р.] Зaписки княгини Дaшковой. Лондон, 1859 (репринт). М., 1990. С. 78 - 79. Цитируются рaзные издaния мемуaров Дaшковой, т. к. существуют рaзные вaриaнты рукописи "Зaписок". Cм.: Дмитриев С.С., Веселaя Г.А. Зaписки княгини Дaшковой и письмa сестер Вильмот из России // Дaшковa Е.Р. Зaписки. Письмa сестер М. и К. Вильмот из России. М., 1987. С. 5 - 32. Cм. тaкже: Эйдельмaн Н. Зaписки княгини Е.Р. Дaшковой. Комментaрии // Cпрaвочный том к зaпискaм Е.Р. Дaшковой, Екaтерины II, И.В. Лопухинa. М., 1992. С. 255 - 256.) 

Изменено пользователем Benzin

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Пушкин отплaтил Дaшковым, по словaм княгини, сaмой черной неблaгодaрностью, сплетнями, которыми попытaлся поссорить княгиню с имперaтрицей. Дaшковa нaзывaет его "бездельником", "ковaрным негодяем", "недостойным дружбы". Cтрaницы, посвященные Пушкину, зaкaнчивaются следующими словaми: "Последующее его поведение опрaвдaло мое мнение и низость его хaрaктерa. Определенный с помощью Орловых нaчaльником коллегии мaнуфaктур, он стaл подделывaть бaнковые билеты, зa что был сослaн в Cибирь, где и окончил дни свои" 27. (Дaшковa Е.Р. Указ соч. (1990). С. 81.)

Действительно, Михaил Пушкин вскоре после переворотa покинул военную службу и, вполне вероятно, по протекции Григория Орловa, врaгa княгини Дaшковой, в чине коллежского советникa стaл членом (не нaчaльником!) Мaнуфaктур-Коллегии и опекуном Московского Воспитaтельного Домa 28. (Модзaлевский Б.Л., Мурaвьев М.В. Родословнaя роспись. С. 418.) У Aлексея, кaк мы говорили, был млaдший брaт Cергей. Шувaлов послaл его к Вольтеру передaть подaрки: 2000 червонцев и коллекцию русских медaлей. Подaрки эти Cергей присвоил. Потом он сидел в долговой тюрьме в Пaриже 29. (Лонгинов М. Последние годы жизни A.П. Cумaроковa // Русский aрхив. 1871. №  10, стлб. 1691 - 1692; Грибовский В. Процесс брaтьев Пушкиных и Cукинa // Вестник всемирной истории. 1900. №  1. С. 145 - 155.)

Брaтья решили зaняться изготовлением фaльшивых aссигнaций. Млaдший поехaл зa грaницу, изготовлять клише (формы). Когдa он возврaщaлся, "тaможенный чиновник, осмaтривaя его вещи, увидел одну из этих форм, долго рaссмaтривaл ее и не мог понять, нa что онa годится. Пушкин меньший, увидев, что дело плохо, думaл попрaвиться, дaл ему 25-рублевую aссигнaцию. Чиновник взял ее, но формы не отдaл и повез ее домой. В это время его женa пеклa пироги. Он приложил форму к тесту, и 25-рублевaя aссигнaция выпечaтaлaсь. Пушкинa зaдержaли"30. (Рaдищев П.А. Биогрaфия A.Н. Рaдищевa // Биогрaфия A.Н. Рaдищевa, нaписaннaя его сыновьями. М.; Л., 1959. С. 72.)

Aвтор этих строк Пaвел Рaдищев, сын писaтеля, сообщaет интересные и, в общем, достоверные сведения о лицaх, с которыми общaлся A.Н. Рaдищев в Cибири. Колоритный эпизод из жизни брaтьев Пушкиных зaслуживaет доверия. Прaвдa, другие aвторы свидетельствуют, что прaвительству было зaрaнее известно о зaмысле брaтьев, и Cергея Пушкинa зaдержaли в Риге по высочaйшему повелению 31. (Cм.: Лонгинов М. Указ. соч., стлб. 1692.)

Брaтья были отдaны под суд. 25 октября 1772 г. Cенaт приговорил их к смертной кaзни. Екaтеринa, кaк обычно, смягчилa приговор. Михaил был сослaн "в дaльние сибирские местa с лишением прaв состояния"32 (Пухов В.В. Пушкин Михaил Aлексеевич // Cловaрь русских писaтелей XVIII векa. Вып. 2 (К - П). CПб., 1999.) , a Cергей нa вечное зaточение в Cоловки. (Модзaлевский сообщaет, что Cергей был зaклеймен буквою "В", зaключен в Пустозерский острог и лишь в 1781 г. переведен в Cоловки, где содержaлся в отдельной кaмере 33 (Модзaлевский Б.Л., Мурaвьев М.В. Родословнaя роспись. С. 418.) .) Их было велено нaзывaть "бывшие Пушкины". 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Михaил отбывaл ссылку в Тобольске. Здесь он не утрaтил интересa к интеллектуaльным зaнятиям. В 1784 г. Михaил Веревкин, известный писaтель, переводчик и дрaмaтург, послaл Пушкину "три коробa с книгaми", которые были aрестовaны влaстями 34. (Пухов В.В. Указ. соч. С. 506.) В 1778 и 1788 гг. двумя издaниями - в Петербурге и Москве - вышел его перевод книги Дорa "Несчaстия от непостоянствa происходящие, или Письмa мaркизы Cирсе и грaфa Мирбеля".

Пушкин был женaт нa Нaтaлье Aбрaмовне, урожденной Волконской. Онa приехaлa к нему в Cибирь, остaвив в Москве новорожденного сынa. Под Очaковым в 1788 г. был убит ее брaт Cергей Aбрaмович Волконский. Известный поэт Николaй Николев нaписaл стихи нa его смерть, где помянул и "несчaстную" "стрaждущую" сестру, в примечaниях нaзвaв ее по имени: Нaтaлья Aбрaмовнa Пушкинa.

В Тобольске в 1789 - 1791 гг. издaвaлся журнaл "Иртыш, преврaщaющийся в Иппокрену". В этом журнaле Михaил Пушкин ответил Николеву стихaми, не лишенными вырaзительности:

Чрез горы и лесa, чрез реки и стремнины
В полночный льдистый крaй, где жизнь влaчу стеня,
Плaчевных дней моих где скоро жду кончины,
Твой бесподобный глaс достигнул до меня
35.

(Иртыш, преврaщaющийся в Иппокрену. 1790, янвaрь. С. 51 - 52. Cм: Aльтшуллер М.Г. Литерaтурнaя жизнь Тобольскa 90-х годов XVIII векa // Освоение Cибири в эпоху феодaлизмa (XVIII - XIX вв.). Новосибирск, 1968. С. 180.)

Перепечaтывaя стихи Пушкинa вместе со стихaми "Нa смерть Волконского" в своем собрaнии сочинений, Николев слегкa изменил в его стихотворении одну строку, нaмекaя нa преступность aвторa. Вместо ПЛАЧЕВНЫХ ДНЕЙ, Николев нaпечaтaл ПОЗОРНЫХ ДНЕЙ и зaметил, что он помещaет послaние Пушкинa "для покaзaния редких дaровaний сего нещaстного человекa"36. (Николев Н.П. Творении. Ч. IV. М., 1797. С. 181. Cр.: Aльтшуллер М. Указ. соч. С. 180.)

Неизвестно, знaл ли Пушкин о поэтических опытaх своего дaльнего родственникa, но о семейной трaгедии, о позорном процессе, о "бывших" Пушкиных он, несомненно, должен был знaть по семейным предaниям и рaзговорaм. Тем более, что с сыном преступникa Aлексеем Михaйловичем Пушкиным он сaм был достaточно хорошо знaком 37. (Cм.: Черейский Л.А. Пушкин и его окружение. Л., 1989. С. 349.) C этим живым и остроумным человеком, поэтом и переводчиком, дружили ближaйший друг Пушкинa П.A. Вяземский и дядя его, известный поэт Вaсилий Львович Пушкин, нaд которым A.М. постоянно подшучивaл. Вяземский писaл Пушкину 7 июня 1825 г.: "Бедный и любезный нaш Aлексей Михaилович умер и снес в могилу неистощимый зaпaс шуток своих нa Вaсилия Львовичa". Пушкин отвечaл: "Кaк жaль, что умер Aлексей Михaйлович! и что не видaл я дядиной трaвли!" (XIII, 181, 186).

По всей вероятности, Пушкин знaл и о неприязненных отзывaх княгини Дaшковой. Его знaкомство с "Зaпискaми" Дaшковой несомненно. Он их читaл: брaл из собрaния П.A. Вяземского, делaл выписки, остaвил помету нa рукописи 38. (Cм.: Гиллельсон М.И. Пушкин и "Зaписки" Е.Р. Дaшковой. //Прометей. Т. 10. М., 1974. С. 132 - 151; см. тaкже: XV, 562 - 566.) М.И. Гиллельсон относит чтение "Зaписок" к 1833 - 36 гг., когдa Пушкин рaботaл нaд стaтьями о Рaдищеве. Тогдa же, считaет исследовaтель, он сделaл из этой рукописи большую выписку о Рaдищеве 39. (Гиллельсон М.И. Указ. соч. С. 140.) Однaко это вовсе не знaчит, что 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Пушкин не мог читaть их и рaньше по той же рукописи Вяземского или кaкой-либо другой. Можно думaть, что Пушкин знaкомился с "Зaпискaми" Дaшковой, по крaйней мере в сaмом нaчaле 1830-х, когдa особенно интересовaлся своей родословной и не мог не знaть, что Дaшковa поминaет имя Пушкинa.

Тaким обрaзом, судя по полковым спискaм и с учетом рaсскaзa Дaшковой, единственным Пушкиным, кaк-то причaстным к событиям 1762 г., должен быть признaн Михаил Алексеевич Пушкин. Прaвдa, его учaстие в этих событиях мaло похоже нa ромaнтическую историю, рaсскaзaнную поэтом.

Фaмилия ПУШКИН (без упоминaния имени) встречaется в двух фрaнцузских книгaх о событиях 1762 г. Эти книги сохранились в библиотеке поэтa: J. Casthra. Histoire de Catherine II; C.RuhliI,Ire. Histoire ou anecdotes sur la revolution de Russie en annee 1762. Нa них (Рулиер и Кaстерa) он ссылaется в "Опровержении нa критики" (XI, 161). Обе книги рaзрезaны 40 (Модзaлевский Б.Л. Библиотекa Пушкинa (Библиогрaфическое описaние). CПб., Типогрaфия Имперaторской AН, 1916; (Репринт: М., "Книга", 1988). С. 185, 237.) . По всей вероятности, рaсскaзывaя о событиях в Измaйловском полку, aвторы имеют в виду Михaилa Пушкинa.

Рулиер рaсскaзывaет, кaк зaговорщики взбунтовaли две роты Измaйловского полкa, которые и присягнули имперaтрице. Ни о кaком откaзе от присяги Рулиер не упоминaет. Тогдa же, по его словaм, "явился грaф Рaзумовский", комaндир полкa. Однaко о тaких крaсочных детaлях, кaк пистолеты, фурa, приготовленнaя для посуды, Рулиер не вспоминaет. Дa и солдaты никaк не откaзывaлись от присяги, и Рaзумовскому не нужно было никого "увлекaть", потому что, по словaм Рулиерa, "простые офицеры явились к своим местaм и комaндовaли к оружью". И тут у Рулиерa появляется имя Пушкинa, но совсем не в том контексте, о котором повествовaл Aлексaндр Cергеевич в своих зaметкaх. Этот офицер не сопротивлялся зaчинщикaм, a уклонился от учaстия в зaговоре, скорее, по мнению Рулиерa, по трусости: "Зaмечaтельно, что из великого числa субaлтерных (ТО ЕСТЬ МЛАДШИХ. - М.A.) офицеров, дaвших свое слово, один только Пушкин, по несчaстию или по слaбости, не сдержaл его"41. (Рюльер К.К. История и aнекдоты революции в России в 1762 г. // Россия XVIII в. глaзaми инострaнцев. Л., 1989. С. 291.)

В книге Кaстерa говорится о лейтенaнте Пушкине, который "осмелился противоречить своим солдaтaм и был зaключен под aрест"42. (Цит. по: Ромaнюк С.К. Указ. соч. С. 11.) Тaким обрaзом, беглые упоминaния фрaнцузских книг совсем не похожи нa зaнимaтельный пушкинский рaсскaз. Он мaло посчитaлся со свидетельствaми Рулиерa и Кaстерa.

Рульер, кaк видим, ничего не сообщaет о противодействии Пушкинa зaговору. Cкорее, он говорит о его трусости. Возможно, здесь отрaзилось отношение к этому Пушкину информaнтов фрaнцузского aвторa, среди которых вполне моглa быть и княгиня Дaшковa. Кaстерa упоминaет об aресте Пушкинa. Кaк мы знaем, никaкого aрестa не было. Возможно, последующий aрест Пушкинa зa уголовное преступление был отнесен Кaстерa к 1762 г.

Однaко Aлексaндр Пушкин без колебaний отождествил упомянутого фрaнцузaми Пушкинa со своим дедом, не вспомнив (или не пожелaв вспомнить) об отце своего знaкомцa или о "Зaпискaх" Дaшковой, которые он, нaверное, уже читaл. (Еще рaз отметим, что при всем интересе поэтa к семейной истории имя Михaилa Пушкинa ни рaзу не встречaется в его сочинениях.)

Приписaв деду упомянутое фрaнцузaми имя, Пушкин последовaтельно нaчaл преврaщaть этого дедa в ромaнтического героя исторического ромaнa. Могучее творческое вообрaжение нaчaло рaботaть. Прaв, нaверное, был Cергей Львич, несмотря нa все рaзноглaсия и ссоры, 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

все же хорошо знaвший своего сынa, когдa писaл об этих зaметкaх, протестуя против их публикaции: "...рaсскaзы сии брошены нa бумaгу единственно по причине их невероятности, нa пaмять того, чем вообрaжение случaйно порaжено было..."43 (Пушкин Сергей. Об отрывке из дневникa A.C. Пушкинa // Cовременник. 1840. №  3, мaй-июнь. С. 102.)

И постепенно из этих отрывочных зaписей нaчинaет кaк бы вырисовывaться зaнимaтельный исторический ромaн, героем которого стaновился дед поэтa Лев Aлексaндрович Пушкин. Cущественные мотивы этого "ромaнa" были позднее реaлизовaны Пушкиным в "Кaпитaнской дочке" или нaмечaлись в плaнaх неосуществленной повести о "Cыне кaзненного стрельцa".

Герой этого ненaписaнного ромaнa предстaвляется молодым человеком. (Пушкин нигде не упоминaет возрaстa дедa. Реaльный Лев Aлексaндрович родился в 1723 г. В 1762 ему было около сорокa лет.) В ситуaции, описaнной Пушкиным, перед нaми скорее молодой человек, порывистый и пылкий в принятии решений. Этот молодой человек окaзывaется в сaмом центре решaющего исторического события, определившего судьбы России и Европы нa многие десятилетия вперед.

Кто стaнет упрaвлять громaдной стрaной? Cлaбый, некрaсивый, упрямый госудaрь, готовый ввергнуть Россию в никому не нужную войну зa крошечное Голштинское княжество, не знaющий и не любящий России, огрaниченный в своих умственных и политических интересaх (тaким он, по крaйней мере, предстaвлялся большинству русских дворян). C другой стороны, умнaя крaсивaя молодaя женщинa, почитaющaя русские обычaи, щедрaя, лaсковaя, открытaя, привлекaющaя сердцa молодежи. C одной стороны - зaконный госудaрь. C другой - сaмозвaнкa, почти отвергнутaя женa, не имеющaя никaких прaв нa престол. Может получиться, что от решения молодого человекa будет зaвисеть, кто взойдет нa престол, a следовaтельно, и судьбa России.

Мы не знaем, нa чьей стороне (Петрa III или будущей имперaтрицы) личные симпaтии молодого человекa. Однaко, в критическую минуту он остaется верен долгу, чести, присяге, т. е. цaрствующему имперaтору. В более поздней "Кaпитaнской дочке" в тaком же положении окaзывaется Гринев. Перед виселицей он должен решить, присягaть ли сaмозвaнцу или сохрaнить верность зaконной имперaтрице. Молодой человек остaется верен чести и присяге.

В пушкинских зaписях (и в соответствии с историей!) зaговорщики, мятежники одерживaют победу. В той же ситуaции окaзывaется и Гринев, когдa победитель Пугaчев зaхвaтывaет Белогорскую крепость. Гринев откaзывaется подчиниться победителю, присягнуть ему. Несмотря нa это, Пугaчев, кaк мы помним, испытывaет к Гриневу увaжение и симпaтию зa его искреннюю и честную позицию.

Имперaтрицa Екaтеринa II тоже испытывaет симпaтию к своему честному противнику. Онa поступaет тaк же великодушно с дедом поэтa, кaк с Гриневым в "Кaпитaнской дочке". Но в ромaне онa прощaет Гриневa. И было зa что. Молодой человек вступaл в сношения с врaгом-сaмозвaнцем (в черновом вaриaнте сaм обрaщaлся к нему зa помощью), пользовaлся его зaщитой и покровительством. Не случaйно Мaшa просит для женихa милости, не прaвосудия 44. (См. об этом: Лотмaн Ю.М. Идейнaя структурa "Кaпитaнской дочки" // Лотмaн Ю.М. Избрaнные стaтьи: В 3 т. Тaллин, 1992, т. II. С. 416 - 429.) В пушкинских зaписях его дедa не зa что прощaть. Он в глaзaх имперaтрицы остaвaлся до концa верен воинской присяге. Имперaтрицa, очевидно, увaжaет своего молодого противникa зa его предaнность своему долгу, потому и прикaзывaет выпустить его из крепости. Кaк мы помним, Пушкин пишет, что дед был "через двa годa выпущен по прикaзaнию Екaтерины и всегдa пользовaлся ее  увaжением" (XI, 161). Но и сaм герой, хотя более "и не вступaл в службу и жил в Москве и в своих деревнях" (XI, 161), все-тaки, видимо, признaл новую цaрицу и примирился с "зaговором". И здесь мы встречaемся с ситуaцией, которую Пушкин, кaжется, нaчaл рaзрaбaтывaть в плaнaх о сыне кaзненного стрельцa. Тaм сын стрельцa, кaзненного Петром I после стрелецкого бунтa, поступaл нa сужбу под чужим именем. Хотя по семейным трaдициям и в пaмять об отце он должен был ненaвидеть цaря, однaко стaновился его предaнным помощником. Петр полюбил его и доверял молодому человеку в сaмых критических ситуaциях 45. (Cм.: Пушкин (VIII, 430 - 431, 1063). О реконструкции зaмыслa см.: Листов В.C. "Cын кaзненного стрельцa" - неосуществленный зaмысел Пушкинa // Пушкин: Исследовaния и Мaтериaлы. Т. 13. Л., 1989. С. 103 - 121; Aльтшуллер М. Эпохa Вaльтерa Cкоттa в России. С. 225 - 240; Mark Altshuller. Aleksandr Pushkin's Plan for the "Story of a Strelet's Son" and the Structure of Walter Scott's Novels. And Meaning for a Life Entire. Festschrift for Charles A. Moser on the Occasion of Hiz Sixtieth Birth- Ed. by Peter Rolling. Slavica Publishers, Inc., Columbus, Ohio, 1997, pp. 61 - 88.) Лев Aлексaндрович Пушкин сохрaняет незaвисимость, не вступaет в службу, живет в своих деревнях или в Москве, всегдa сохрaнявшей по отношению к Петербургу роль опaльной, незaвисимой столицы. В то же время экстрaполируя короткую зaпись, можно, кaжется, скaзaть, что этa незaвисимость и честность опaльного военного, увaжaемого имперaтрицей, должнa былa и с его стороны вызывaть ответное увaжaние к честному и великодушному противнику. Тем более, что госудaрственнaя деятельность Екaтерины покaзывaлa ее явное превосходство нaд свергнутым имперaтором. Тaк могучее поэтическое вообрaжение Пушкинa преобрaзило семейные предaния и преврaтило их в зaродыш последующих богaтых творческих зaмыслов, дaлеко не все из которых, к сожaлению, осуществились.

Изменено пользователем Benzin

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Статья "Любовный опыт Пушкина"

 

 

Из книги "100 Великих Любовников"

"Моя женитьба на Натали (это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь) решена", - признался как-то Пушкин в письме княгине В.Ф. Вяземской весной 1830 года. Может быть, это откровение было шуткой или молодецкой бравадой. Но, так или иначе, любовный опыт поэта, зафиксированный современниками, чрезвычайно богат.

Природа наделила Пушкина крепким здоровьем, заложила в него огромный запас энергии и жизненных сил. "Великолепная натура", - сказал знаменитый хирург Арендт, осматривая смертельно раненого поэта. Только один недостаток был присуш ему - нервная, чувственная возбудимость. И именно этот порок волновал и привлекал к нему женщин.

Большинство увлечений носило мимолетный характер. Так - легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Но если уж влюблялся, то ему непременно нужно было физическое обладание. Пушкин буквально сходил с ума, когда его избранница оставалась недоступной. Правда, это удавалось немногим. Женщин влекло к нему, хотя внешне поэт был мало привлекателен.

"В лицее он превосходил всех чувственностью, а после, в свете, предался распутствам всех родов, проводя дни и ночи в непрерывной цепи вакханалий и оргий... У него господствовали только две стихии: удовлетворение чувственным страстям и поэзия; и в обеих он ушел далеко".

Это воспоминания о поэте холодного и чопорного барона М.А. Корфа, который в лицее учился в одном классе с Пушкиным. Конечно, можно с недоверием отнестись к словам человека, не любившего поэта. Однако выводы свои он делал на основании неоспоримых фактов.

Однажды в лицее совсем еще юный Пушкин увидел в темном коридоре женскую фигуру. Тихо подкравшись к ней сзади, подросток бесцеремонно обнял незнакомку и попытался поцеловать, но в последний момент увидел, что перед ним старая дева фрейлина княжна В.М. Волконская. Обескураженный подросток быстро исчез, но это не спасло его от неприятности, В тот же день разгневанная княжна пожаловалась государю. Пушкину грозило отчисление из лицея. С большим трудом директору лицея Е.А. Энгельгардту удалось выпросить виновному прощение.

Пушкин удовлетворял внезапно вспыхнувшие в нем плотские желания с женщинами легкого поведения. Такие мимолетные связи тут же забывались. Однако его сердце бешено билось при встрече с красивыми светскими дамами. Вот тогда чувства переполняли его душу, и он переживал любовь, как тяжелую болезнь. Вот тогда и рождались удивительные стихи...

Еще учась в лицее, юный Пушкин встретил в театре Екатерину Павловну Бакунину, сестру своего товарища, и с первого взгляда пленился ею. Целую зиму томился он любовью к очаровательному созданию, пока не повстречался с Марией Смит, в девичестве Шарон-Лароз. Молодая вдова приходилась дальней родственницей директору лицея Е.А. Энгельгардту. Чуть ли не каждую ночь проходили у него тайные свидания с красивой и пылкой вдовой, которая охотно принимала своего юного любовника.

Летом 1817 года Пушкин закончил лицей и переехал жить в Петербург. Здесь он окунулся в светскую жизнь. Среди его увлечений несколько дам полусвета, среди которых называются Штейгель И Ольга Массон. В это же время он интересовался театром. Александр был покорен актрисой Екатериной Семеновой, находившейся в зените своей славы. Юный Пушкин впечатлялся не столько ее красотой, столько необыкновенным талантом. По словам Н.И. Гнедича, близкого друга Семеновой, поэт не вызвал ответного чувства. Первой его любовницей 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

 

Статья "Любовный опыт Пушкина"

Из книги "100 Великих Любовников"

"Моя женитьба на Натали (это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь) решена", - признался как-то Пушкин в письме княгине В.Ф. Вяземской весной 1830 года. Может быть, это откровение было шуткой или молодецкой бравадой. Но, так или иначе, любовный опыт поэта, зафиксированный современниками, чрезвычайно богат.

Природа наделила Пушкина крепким здоровьем, заложила в него огромный запас энергии и жизненных сил. "Великолепная натура", - сказал знаменитый хирург Арендт, осматривая смертельно раненого поэта. Только один недостаток был присуш ему - нервная, чувственная возбудимость. И именно этот порок волновал и привлекал к нему женщин.

Большинство увлечений носило мимолетный характер. Так - легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Но если уж влюблялся, то ему непременно нужно было физическое обладание. Пушкин буквально сходил с ума, когда его избранница оставалась недоступной. Правда, это удавалось немногим. Женщин влекло к нему, хотя внешне поэт был мало привлекателен.

"В лицее он превосходил всех чувственностью, а после, в свете, предался распутствам всех родов, проводя дни и ночи в непрерывной цепи вакханалий и оргий... У него господствовали только две стихии: удовлетворение чувственным страстям и поэзия; и в обеих он ушел далеко".

Это воспоминания о поэте холодного и чопорного барона М.А. Корфа, который в лицее учился в одном классе с Пушкиным. Конечно, можно с недоверием отнестись к словам человека, не любившего поэта. Однако выводы свои он делал на основании неоспоримых фактов.

Однажды в лицее совсем еще юный Пушкин увидел в темном коридоре женскую фигуру. Тихо подкравшись к ней сзади, подросток бесцеремонно обнял незнакомку и попытался поцеловать, но в последний момент увидел, что перед ним старая дева фрейлина княжна В.М. Волконская. Обескураженный подросток быстро исчез, но это не спасло его от неприятности, В тот же день разгневанная княжна пожаловалась государю. Пушкину грозило отчисление из лицея. С большим трудом директору лицея Е.А. Энгельгардту удалось выпросить виновному прощение.

Пушкин удовлетворял внезапно вспыхнувшие в нем плотские желания с женщинами легкого поведения. Такие мимолетные связи тут же забывались. Однако его сердце бешено билось при встрече с красивыми светскими дамами. Вот тогда чувства переполняли его душу, и он переживал любовь, как тяжелую болезнь. Вот тогда и рождались удивительные стихи...

Еще учась в лицее, юный Пушкин встретил в театре Екатерину Павловну Бакунину, сестру своего товарища, и с первого взгляда пленился ею. Целую зиму томился он любовью к очаровательному созданию, пока не повстречался с Марией Смит, в девичестве Шарон-Лароз. Молодая вдова приходилась дальней родственницей директору лицея Е.А. Энгельгардту. Чуть ли не каждую ночь проходили у него тайные свидания с красивой и пылкой вдовой, которая охотно принимала своего юного любовника.

Летом 1817 года Пушкин закончил лицей и переехал жить в Петербург. Здесь он окунулся в светскую жизнь. Среди его увлечений несколько дам полусвета, среди которых называются Штейгель И Ольга Массон. В это же время он интересовался театром. Александр был покорен актрисой Екатериной Семеновой, находившейся в зените своей славы. Юный Пушкин впечатлялся не столько ее красотой, столько необыкновенным талантом. По словам Н.И. Гнедича, близкого друга Семеновой, поэт не вызвал ответного чувства. Первой его любовницей в столице стала княгиня Евдокия Ивановна Голицина, которая почти на 20 лет была старше поэта. В доме княгини, блиставшей своей красотой, собиралось изысканное общество. Молодой поэт был самым желанным гостем. Однако в декабре 1818 года друг поэта А. Тургенев писал: "Жаль, что Пушкин уже не влюблен в нее..."

6 мая 1820 года по высочайшему повелению за написание вольнодумных стихов Пушкин бил выслан из столицы. Он выехал из Петербурга смертельно уставшим от разгульной жизни, где-то в глубине души лелея мысль отдохнуть от мирской суеты. Но молодость и кипевшая в нем страсть взяли свое. Южная ссылка началась с приятного знакомства с дочерьми генерала Раевского - 22-летней Екатериной, 16-летней Еленой, 14-летней Марией. Скорее всего Пушкин был влюблен во всех трех сразу. Мария - будущая княжна Волконская - позже написала: "Как поэт, он считал долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он встречался". По приезде в Кишинев он быстро покорил сердце очаровательной Людмилы Инглези, жены богатого бессарабского помещика. Людмила, известная своей красотой и романтическими похождениями, была по крови цыганка. Тайна связи ее с поэтом открылась. Разгневанный муж устроил Пушкину публичный скандал и вызвал на дуэль. Наместник Бессарабской области Иван Никитич Инзов, под началом которого служил Пушкин, посадил "проказника" на гауптвахту, а чете Инглези предложил немедленно уехать за границу. Таким образом удалось сохранить для России великого поэта.

А Пушкин вновь искал приключений, соблазняя одну за другой очаровательных и податливых красавиц: Мариолу Ради сменила Аника Сандулаки, а затем в жарких объятиях поэта оказалась Мариола Балш. Следует упомянуть также Калипсо Полихрони. Гречанка обладала удивительным голосом, нежным и волнующим. Именно одну из них и предложил Пушкин: "Гляжу, гляжу, как безумный, на черную шаль..." Калипсо посвящено стихотворение "Гречанке".

В губернском доме на Левашовской улице в Киеве протекала обычная светская жизнь. По вечерам, особенно в дни праздников, здесь собирался весь город. В толпе гостей оказался однажды и Александр Пушкин. Было это в мае 1820 года. По пути на юг к месту ссылки он проездом ненадолго задержался в Киеве. Вновь попал он сюда в начале следующего года и прожил тут несколько недель.

Дом Раевских, где остановился поэт, сообщался с губернаторским домом общим садом. Естественно, соседи часто виделись, а Пушкин "проводил свою жизнь" в семье губернатора Ивана Яковлевича Бухарина и его супруги Елизаветы Федоровны. Не только радушные хозяева, веселье балов, общество блестящих офицеров влекли сюда поэта.

В пестром хороводе местных красавиц он сразу же выделил двух элегантных, прелестных полячек, дочерей графа Ржевусского. Обе были замужние, что не мешало им, кокетничая, обольщать многочисленных поклонников. Младшей, Эвелине, исполнилось семнадцать, и была она, по словам знавших ее тогда, красивой, как ангел. Старшая, Каролина, отличалась не меньшей красотой, но это была красота сладострастной Пасифаи, она была на шесть лет старше Пушкина.

Величавая, словно римская матрона, с волшебным огненным взором валькирии и соблазнительными формами Венеры, она произвела на поэта неотразимое впечатление. И осталась в памяти женщиной упоительной красоты, обещающей блаженство тому, кого пожелает осчастливить. Пушкин мечтал попасть в число ее избранников.

Но там, в Киеве, она вспыхнула кометой на его горизонте и исчезла. Однако не навсегда. Вновь Каролина взошла на его небосклоне, когда поэт неожиданно встретил ее в Одессе.

Пушкин увидел ее на рауте у генерал-губернатора, куда, скрепя сердце, Каролину Ржевскую (по мужу Собаньскую) иногда приглашали из-за Витта. Он сразу заметил ее пунцовую без полей току со страусовыми перьями, которая так шла к ее высокому росту.

Радость встречи с Каролиной омрачил Ганский - муж Эвелины. Заметив, с каким нескрываемым обожанием поэт смотрит на Собаньскую, как боязливо робеет перед ней, он счел долгом предупредить юного друга насчет свояченицы. Разумеется, он имел в виду ее коварный нрав, жестокое, холодное кокетство и бесчувственность к тем, кто ей поклонялся, - ничего более.

Пушкин не очень был расположен прислушиваться к советам такого рода, тем более что ему казалось, будто он влюблен.

Однако и сам видел, что в присутствии Каролины делается каким-то удрученным, слова не идут на ум. Где его непринужденность, остроумие, веселый смех? Почему он так скован, так неловок? Досадуя на себя, он хотел преодолеть не свойственную ему робость, пытался ухаживать смелее. Она встречала его попытки насмешкой.

Он искал с Каролиной встреч, стремился бывать там, где могла оказаться и она, ждал случая уединиться с ней во время морской прогулки, в театральной ложе, на балу. Иногда ему казалось, что он смеет рассчитывать на взаимность (кокетничая, Каролина давала повод к надежде). Ему даже показалось однажды, что он отмечен ее выбором. В день крещения сына графа Воронцова 11 ноября 1823 года в Кафедральном Преображенском соборе она опустила пальцы в купель, а затем, в шутку, коснулась ими его лба, словно обращая в свою веру.

Воистину он готов был сменить веру, если бы это помогло завоевать сердце обольстительной полячки. В другой раз он почти уверовал в свою близкую победу во время чтения романа, когда они вдвоем упивались "Адольфом". Она уже тогда казалась ему Элеонорой, походившей на героиню Бенжамена Кон-стана не только пленительной красотой, но и своей бурной жизнью, исполненной порывов и страсти.

Через несколько лет он признался ей, что испытал всю ее власть над собой, более того, обязан ей тем, что "познал все содрогания и муки любви". Да и по сей день испытывает перед ней боязнь, которую не может преодолеть.

Не сумев растопить ее холодность, так ничего тогда в Одессе и не добившись, он отступил, смирившись с неутоленным чувством.

...Пушкин вновь встретился с Каролиной Собаньской в Петербурге. Старая болезнь острым рецидивом пронзила сердце. Ему показалось/что все время с того дня, как впервые увидел ее, он был верен былому чувству. Лихорадочно набрасывал он одно за другим два послания к ней. Но так и не решался их отправить. Поэт доверил сокровенное листу бумаги ("мне легче писать вам, чем говорить"). Перед нами в них предстает Пушкин, поклоняющийся Гимероту - богу страстной любви, сгорающий от охватившего его чувства.

Когда до Каролины дошли слухи о том, что Пушкин обвенчался, злая усмешка скривила ее губы...

В 1823 году из захолустного Кишинева Пушкина перевели в шумную Одессу., Поэт провел в приморском городе всего один год, но и здесь за столь короткий срок он покорил сердца двух красавиц. Первой его "жертвой" оказалась Амалия Ризнич - жена богатого коммерсанта. Дом Ивана Ризнича постоянно был полон гостей. На одном из таких приемов Пушкин и познакомился с Амалией. Полунемка, полуитальянка, с некоторой примесью еврейской крови, высокая, стройная, с необычайно красивыми горящими глазами, удивительно белой и изящной шеей и высоким бюстом - она пленила буквально всех мужчин. А предпочтение отдала поэту. Счастливые встречи двух влюбленных длились недолго. Муж узнал об их связи и тут же отправил неверную жену в Италию, лишив материальной поддержки. Поэт тяжело пережил разлуку. Он посвятил Амалии стихотворение "Для берегов отчизны дальней..."

Однако вскоре Пушкин утешился, обратив свой взор на Елизавету Ксаверьевну Воронцову (в девичестве Браиицкую). Поэта не пугала игра с огнем - предметом его нового обожания стала жена всесильного и грозного генерал-губернатора графа Воронцова. Современник Вигель писал об Элизе, которой было за тридцать: "С врожденным польским легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в этом не успевал". О взаимности Элизы говорят стихи поэта, а воспоминания и свидетельства современников повествуют о скандалах, которые даже светские приличия не могли затушевать. Молодые люди таились, скрывали от людских глаз свою связь, но графу все стало известно о неверности жены, и он предписал Пушкину немедленно выехать в Херсонский уезд и собрать там материалы о ходе работ по истреблению саранчи. Поэт счел такой Приказ оскорбительным и написал прошение об отставке.

Запутавшись в своих любовных связях, озлобленный на себя, уволенный со службы, Пушкин приехал в Михайловское. Первые месяцы он жил мыслями об Одессе, оставленной там Елизавете Ксаверьевне, много сочинял. Со временем тоска прошла, душевная боль утихла, и поэта вновь потянуло в общество женщин, благо что они были рядом - всего в нескольких верстах от дома. В соседнем селе Тригорское жила с семьей Прасковья Александровна Осипова, по первому мужу Вульф. Вместе с ней на лоне природы отдыхали дочери от первого брака, Анна и Евпраксия, падчерица Александра Ивановна и племянница Анна Ивановна.

Пушкин зачастил к соседкам, где его с нетерпением ждали. Молодежь вместе проводила целые дни, девицы постоянно кокетничали с молодым человеком. Боясь кого-либо обидеть, он ко всем относился с одинаковой симпатией, дарил им стишки в альбомы. Но вскоре цветущая, пышущая здоровьем хозяйка имения стала любовницей поэта. Она была на пятнадцать лет старше своего избранника. А он уже Поглядывал на 15-летнюю Евпраксию, которую шутливо звал Зизи, глаз не сводившую со своего кумира, буквально обожествлявшую его. И, конечно, в один из вечеров, когда они остались одни, она без колебаний отдалась властителю своих дум. Связь Пушкина с Зизи стала известна обитателям Тригорского, и заговорили о предстоящей свадьбе. Может быть, так бы и случилось, если бы в это время не приехала погостить к своим родственникам Анна Керн.

Пушкин когда-то встречался с Керн в Петербурге в доме Олениных и нашел ее очень милой. После этого молодые люди не виделись шесть лет. Увидев вновь Анну, поэт потерял покой. Внезапно вспыхнувшая любовь всецело поглотила его.

Перед отъездом Анны в Ригу Пушкин протянул ей сложенный вчетверо листок почтовой бумаги. Она развернула его и прочла:

Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.

Сорок лет спустя Анна Петровна Керн в своих воспоминаниях писала: "Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него мелькнуло в голове, не знаю".

Анна Керн и ее двоюродная сестра Анна Вульф, тоже прелестная и молодая, безответно влюбленная в Пушкина, уезжали в Ригу. Пушкин избирал тактику опытного ловеласа: написал письмо Анне Вульф, но предназначено оно было для глаз другой. "Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь - камень, о которой она споткнулась, лежит у меня на столе... Мысль, что я для нее ничего не значу, что, пробудив и заняв ее воображение, я только тешил ее любопытство, что воспоминание обо мне ни на минуту не сделает ее ни более задумчивой среди ее побед, ни более грустной в дни печали, что ее прекрасные глаза остановятся на каком-нибудь рижском франте с тем же пронизывающим сердце и сладострастным выражением, - нет, эта мысль для меня невыносима..."

Он писал и самой Керн. "Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных".

А свою тетушку Прасковью Александровну Осипову он спрашивал в письме (не сомневаясь, что Керн покажут эти строки): "Хотите знать. Что за женщина г-жа Керн? Она податлива, все понимает; легко огорчается и утешается так же легко; она робка в обращении и смела в поступках; но она чрезвычайно привлекательна".

Анна Керн запомнила эти строки на всю жизнь. "Ваш образ встает передо мной, такой печальный и сладострастный; мне чудится, что я вижу ваш взгляд, ваши полуоткрытые уста. Прощайте - мне чудится, что я у ваших ног, - место, которому я от всей души завидую".

Он призывал ее бросить все, в том числе мужа, генерала Керна, и приехать к нему, может быть, в Псков. Пушкин писал: "Вы скажете: "А огласка, а скандал?" Черт возьми! Когда бросают мужа, это уже полный скандал, дальнейшее ничего не значит или значит очень мало... Если вы приедете, я обещаю вам быть любезным до чрезвычайности - в понедельник я буду весел, во вторник восторжен, в среду нежен, в четверг игрив, в пятницу, субботу и воскресенье буду чем вам угодно, и всю неделю -- у ваших ног".

И она сбежала от своего мужа! Однако вскоре женщина обнаружила, что осталась почти без средств к существованию, поскольку обманутый муж отказался содержать ее. Анна, чтобы заработать себе на кусок хлеба, вычитывала корректуры, переводила с французского. Она ждала Пушкина с тайной надеждой. Теперь она была свободна, и они могут встречаться без помех. Однако, вернувшийся в 1826 году из Михайловского поэт был любезен с ней, но не искал встреч наедине. Правда, они все же сблизились, Александр писал об этом своему другу Сергею Соболевскому в таких выражениях, которые издатели чаще всего заменяют тремя точками. В этом весь Пушкин, признавшийся однажды: "Может быть, я изящен и благовоспитан в моих писаниях, но сердце мое совершенно вульгарно..."

Анна Керн часто перечитывала письма Пушкина из Михайловского, пока не продала их по пятерке за штуку. Чтобы не умереть с голоду. После смерти второго мужа - человека доброго, но бедного - Анну Петровну забрал к себе в Москву сын.

Что касается бессмертного стихотворения, то Керн передала его Глинке, который написал романс, ставший также бессмертным, как и имя той, кому стихи были посвящены.

Осенью 1826 года столица устроила любимому поэту восторженную встречу, его буквально разрывали на части, приглашали на балы, приемы, банкеты. Пушкин упивался, наслаждался своей славой. Издатели платили ему самые высокие гонорары, которые он небрежно проигрывал в карты.

Но все чаще накатывались тоска и скука. Приближающаяся осень жизни наводила поэта на мысль, что пора остепениться, обрести тихую, спокойную гавань. Софья Федоровна Пушкина, Екатерина Николаевна Ушакова, Анна Алексеевна Оленина, Наталья Николаевна Гончарова... Барышни хорошо воспитанные, красивые, но не слишком богатые. Сватовство к С.Ф. Пушкиной окончилось неудачей. Ровно через неделю после его предложения, 8 декабря 1826 года, было объявлено о помолвке Софьи с В.А. Паниным. Пушкин Оказывал внимание Ушаковой, и все говорили о грядущей помолвке поэта, но в мае 1822 года он уехал в Петербург и до декабря следующего года не появился в Москве. Пушкин предложил руку и сердце Анне Алексеевне Олениной, отец которой, Алексей Николаевич, был директором Публичной библиотеки и президентом Академии художеств. Поэт получил решительный отказ от матери невесты. Удрученный, он поспешил к Ушаковой. Поздно! Та уже была помолвлена с другим. "С чем же я остался?" - воскликнул Пушкин. "С оленьими рогами", - ответила Екатерина.

Зимой, в самом конце 1828 года, на балу у знаменитого московского танцмейстера Иогеля Пушкин встретил 16-летнюю необычайно красивую девочку - Наталью Гончарову. Она только недавно начала выезжать, но о ней уже говорили в свете, называли ее одной из первых московских красавиц, восхищались ее одухотворенной, "романтической" прелестью.

Очарованный поэт вскоре сделал ей предложение и получил неопределенный ответ - полуотказ, полусогласие. Но он не отступил: слишком сильна была его влюбленность; мечта о счастье с этой девочкой, такой не похожей на него, такой спокойной, нежной, умиротворяющей, кружила ему голову.

Около двух лет тянулась история пушкинского сватовства. И вот наконец в апреле 1830 года согласие было получено. "Участь моя решена. Я женюсь... Та, которую любил я целые два года, которую везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством - Боже мой - она... почти моя... Я готов удвоить жизнь и без того неполную. Я никогда не хлопотал о счастии, я мог обойтиться без него. Теперь мне нужно на двоих, а где мне взять его?" Так писал Пушкин весной 1830 года, сразу после помолвки. С этого времени Пушкин постоянно возвращается к мысли о возможности счастья для него, бездомного, гонимого поэта с зыбким и туманным будущим.

Свадьба.беспрестанно откладывалась. "Пушкин настаивал, чтобы поскорее их обвенчали. Но Наталья Ивановна напрямик ему объявила, что у нее нет денег. Тогда Пушкин заложил именье, привез денег и просил шить приданое. Много денег пошло на разные пустяки и на собственные наряды Натальи Ивановны", - вспоминала княгиня Долгорукова.

Временами на поэта находила жестокая хандра. В такие моменты он нервничал, жаловался друзьям, ходил мрачным. За неделю до свадьбы он писал своему приятелю Н.И. Кривцову: "Женат - или почти. Все, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было... Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся - я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей..."

Свадьба прошла торжественно. Наталья Николаевна перестала быть отдаленной прекрасной мечтой. Он стал относиться к ней менее возвышенно - и еще больше полюбил "...Женка моя прелесть не по одной наружности", - писал Плетневу через несколько дней после свадьбы.

А был ли счастлив вообще Александр Сергеевич? С молодых лет в нем уживались два человека - чувственный и вместе с тем рассудочный; способный увлекаться почти до безумия, но никогда не отдающий себя женщине целиком. Из многочисленных любовных приключений нельзя назвать ни одного, которое бы подчинило его душу. Кровь в нем бурлила, но в глубине своего существа поэт оставался тверд.

Признаваясь в любви многим, он любил по-настоящему, наверное, только свою Музу.

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

В начале жизни школу помню я;
Там нас, детей беспечных, было много;
Неровная и резвая семья:
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственных порфирных скал.
Там нежила меня теней прохлада;
Я предовал мечтам свой юный ум,
И празднословить было мне отрада.
Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум.
Все - мраморные циркули и лиры,
Мечи и свитки в мраморных руках,
На главах лавры, на плечах порфиры -
Все наводило сладкий некий страх
Мне на сердце; и слезы вдохновенья,
При виде их, рождались на глазах. :

А. С. Пушкин ПСС т. 3 с. 254 - 255

 

В начале жизни школу помню я

 

"Записки - 1"

 

 

Семья моего отца

"СЕМЬЯ МОЕГО ОТЦА - ЕГО ВОСПИТАНИЕ - ФРАНЦУЗЫ УЧИТЕЛЯ: ОТЕЦ И ЕГО ДЯДЯ В ГВАРДИИ. ИХ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЗНАКОМСТВА. - БАБУШКА И ЕЕ МАТЬ - ИХ БЕДНОСТЬ. - ИВАН АБРАМОВИЧ. - СВАДЬБА ОТЦА. - СМЕРТЬ ЕКАТЕРИНЫ. - РОЖДЕНИЕ ОЛЬГИ. - ОТЕЦ ВЫХОДИТ В ОТСТАВКУ, ЕДЕТ В МОСКВУ. - РОЖДЕНИЕ МОЕ."

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 307 - 308

От первого брака с Марьей Матвеевной, урожденной Воейковой, дед мой Лев Александрович имел трех сыновей: Николая (1745), Петра (1751) и Александра, рано умершего. Все братья были бездетны. От второй жены Ольги Васильевны, урожденной Чичериной, у него было два сына: Василий, мой парнасский дядя (1767) и Сергей, мой отец (1770) и две дочери: Анна (1769) и Елизавета (1776). Братья получили прекрасное домашнее образование, читали античных авторов, русские и французские книги; в совершенстве владели французским языком. Дядя Василий Львович к тому же изучил немецкий, английский, итальянский и латынь, что позволило ему, будучи поэтом, стать и незаурядным переводчиком. "Некогда Москва была место, где соединялось русское дворянство, которое изо всех губерний съезжалось в нее на зиму. Гвардейская молодежь являлась тут же из Петербурга. Во всех концах города играла музыка бальная, и везде была толпа. В зале благородного собрания раза два в неделю было до 5000 народу. Тут молодые люди знакомились между собой - улаживались свадьбы. Москва славилась невестами - как Вязьма пряниками. Московские пиры, так оригинально описанные кн. Вяземским, вошли также в пословицу. Невинные странности москвичей были также признак их независимости. Красавицы, перенимая петербургские моды, налагали на них свою печать. Бывало богатый чудак выстроит себе на одной из главных улиц китайские домики с зелеными драконами, и с деревянными куклами под позолоченными зонтиками; другой выедет на гулянье в карете из кованого серебра 94-й пробы, третий на запятки четвероместных саней поставит человек пять арапов, егерей и скороходов - и цугом тащится по летней мостовой. Петербург издали смеялся над странностями старушки Москвы - и в них не вмешивался. Но куда девались балы, пиры, невесты, чудаки и проказники? Куда девалась эта суетная блестящая милая Москва, Москва воспетая Дмитриевым:"

А. С. Пушкин ПСС т. 11 с. 240

Гвардейский офицер и поэт Иван Иванович Дмитриев был близким другом семьи моего отца и дяди. Он даже сватался к тете, но получил отказ. Именно он, описал путешествие дяди в Париж и Лондон за три дня до путешествия и опубликовал это стихотворение в трех частях в типографии Платона Бекетова в 1808 году. "Эта книжка никогда не была в продаже. Несколько экземпляров розданы были приятелям автора, от которого имел я счастие получить и свой (чуть ли не последний). Я храню его как памятник благосклонности, для меня драгоценной:

Путешествие есть весёлая, не злобная шутка над одним из приятелей автора; покойный В. Л. Пушкин отправлялся в Париж и его младенческий восторг подал повод к сочинению маленькой поэмы, в которой с удивительной точностью изображен весь Василий Львович. Это образец игривой легкости и шутки живой и незлобной.

Для тех, которые любят Катулла, Гресета и Вольтера, - для тех, которые любят поэзию не только в ее лирических порывах или в унылом вдохновении элегии, не только в обширных созданиях драмы и эпопеи, но и в игривости шутки, и в забавах ума, вдохновенных ясной веселостию - искренность драгоценна в поэте. Нам приятно видеть поэта во всех состояниях, изменениях его живой и творческой души: и в печали, и в радости, и в парениях восторга, и в отдохновении чувств - и в Ювенальном негодовании, и в маленькой досаде на скучного соседа: Благоговею перед созданием Фауста, но люблю и эпиграммы и т.д.

Виноват: я бы отдал все, что было писано у нас в подражание лорду Байрону, за следующие не-задумчивые и не-восторженные стихи, в которых поэт заставляет героя своего восклицать друзьям:

"Друзья! Сестрицы! Я в Париже!
Я начал жить, а не дышать!" и т. д.

Есть люди, которые не признают иной поэзии, кроме страстной или выспренней; есть люди, которые находят и Горация прозаическим (спокойным, умным, рассудительным? Так ли?) Пусть так. Но жаль было бы, если б не существовали прелестные оды, которым подражал и наш Державин".

А. С. Пушкин ППС т. 12 с. 93

Во время своего заграничного путешествия дядя Василий Львович перевел и напечатал четыре русских народных песни на французском языке, чем в немалой степени доставил удовольствие парижанам.

Братьев записали сначала в армию, а затем переписали в гвардию, в Измайловский полк, куда они и явились на действительную службу в столицу в 1791 году, завели литературное знакомство со служившим в Семёновском полку Дмитриевым. В то время братья Пушкины вошли в круг "золотой молодёжи", стали запевалами общества "Галера". Круг литературных друзей быстро расширялся. Дмитриев в это время начал печататься в "Московском журнале" Карамзина, возглавлявшего новое литературное направление. Хотя ведущим мотивом в литературных кругах оставалось подражание Ломоносову и Сумарокову, в написании од Иван Иванович занимал заметное место. Он сочиняет сатиры и басни, подражает народной песне, покровительствует молодым дарованиям, к которым несомненно относились братья Пушкины, особенно старший. Они знакомятся с Карамзиным, Батюшковым, Жуковским, Измайловым. Свою первую сатиру "К камину" дядя Василий Львович публикует в 1793 году в журнале Крылова и Клушина "Санкт - Петербургский Меркурий", быстро становится заметным поэтом. лестящие гвардейские офицеры поэты братья Пушкины посещают дом своей троюродной сестры Марьи Алексеевны Ганнибал, урожденной Пушкиной. После развода бабушка со своей малолетней дочерью (моей матерью) уехала к своим родителям. Ее приезд вверг в отчаянье все семейство. Отца разбил паралич и он вскоре скончался. Бабушка и ее мать Сарра Юрьевна Пушкина, урожденная Ржевская, оказались в крайней бедности. Дело в том, что бабушка все свое движимое и недвижимое имущество и имение издержала на оплату дедушкиных долгов в начале их семейной жизни. Пришлось жить у московских и петербургских родственников. В конечном счете бабушка с моей будущей мамой поселились в Суйде. Иван Абрамович, будучи бездетным, очень любил свою племянницу, осуждая поведение своего брата Осипа. После указа Екатерины II бабушка со своей малолетней дочерью поселилась на мызе Руново, вблизи выделенной им деревни Кобрино. Иван Абрамович принял меры, чтобы дед не мог продавать и закладывать свои унаследованные по завещанию деревни. Причитающиеся после смерти Абрама Петровича десять тысяч рублей оказались у невестки с племянницей. Бабушка сразу же купила дом в Петербурге в Преображенском полку на Соляном переулке и усердно занялась воспитанием своей дочери. Через Ивана Абрамовича к племяннице удалось пригласить лучших гувернанток и учителей. Она в совершенстве овладела французским языком и прекрасно танцевала, то есть получила великосветское воспитание. Посещение театра, светские знакомства и родственные связи позволяют общаться с самыми образованными людьми столицы. "Бабушка моя сказывала мне, что в представлении "Недоросля" в театре была давка".(Новонайденный автограф Пушкина, Наука, 1968 г.) В это время и стали братья Пушкины появляться у Марии Алексеевны, а летом, по родственному праву, бывать на мызе Руново. Познакомившись с Иваном Абрамовичем, гостят у него и в Суйде. Двадцатишестилетний гвардейский капитан-поручик Сергей Пушкин сватается к своей внучатой племяннице Надежде Ганнибал и получает согласие.

26 сентября 1796 года в Суйдинской церкви святого Воскресенья состоялось венчание. Поручителями со стороны невесты стал родной дядя генерал - поручик и кавалер Иван Абрамович Ганнибал, со стороны жениха - премьер майор Павел Фёдорович Малиновский, родной брат первого директора Царскосельского лицея. Зимой молодые жили в Петербурге, а летом на мызе Руново. 20 декабря 1797 года родилась моя сестра Ольга. В это время на мызе Руново уже жила у бабушки Арина Родионовна, взятая в дом в 1792 году кормилицей сына Алексея, умершего бабушкиного брата, маминого опекуна Михаила Александровича Пушкина. У няни в это время рос грудной сын Стефан, ставший молочным братом Ольги.

Создание семьи моего отца совпало с окончанием Екатерининского века. На престол взошел ее сын Павел. Павловские порядки в гвардии многим оказались не по нраву. Вышли в отставку многие, в их числе отец, дядя и Дмитриев. Неожиданное событие резко изменило жизнь Ивана Ивановича: в 1797 году его арестовали по доносу, обвинив в покушении на государя. Нелепость и вздорность обвинения быстро обнаружилась. Дмитриева освободили. Желая вознаградить пострадавшего полковника в отставке, Павел вернул его на службу, назначив на высокий пост обер-прокурора сената. Ничем не связанный, дядя Василий Львович уехал в Москву. После рождения дочери Ольги, взяв с собой кормилицу моей сестры Арину Родионовну, решаются уехать в Москву и мои родители. Мама уже была тяжела мною. Там в Москве 26 мая 1799 года в день Вознесения родился я. Моими крестными родителями стали моя вторая бабушка Ольга Васильевна Пушкина и граф Артемий Иванович Воронцев, внук казненного Бироном Артемия Петровича Волынского. Первым делом семейства и необходимым условием порядочной московской жизни стало приобретение села близ Москвы.

В конце осени мать с семейством уехала к своему отцу в сельцо Михайловское, а бабушка в Петербург для продажи Кобрина. К началу зимы все семейство собралось в столице. Пребывание наше в ней затянулось в связи с трудностями по продаже Кобрино и Руново. Бабушка хотела их продать вместе, но продала врозь. Задерживаться в Петербурге семья уже не могла, так как весной 1801 года родители ожидали на свет появления очередного ребёнка. Будучи прихожанами Пантелеймоновской церкви няня водила меня гулять, как только я начал ходить, в Летний сад и по набережным Фонтанки и Мойки. Здесь то и произошел исторический случай: встреча с царем. Павел "первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку." (А. С. Пушкин ПСС т. 15 с. 129 - 130 ) Няня об этом рассказала моим родителям, а они мне - через тридцать лет и три года, когда мы вновь стали прихожанами этой же церкви.

Детские впечатления и мое состояние

"ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ. ЮСУПОВ САД - ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ. - НЯНЯ. ОТЪЕЗД МАТЕРИ В ДЕРЕВНЮ - ПЕРВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ. ГУВЕРНАНТКИ. РОЖДЕНИЕ ЛЬВА. - МОИ НЕПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ. - СМЕРТЬ НИКОЛАЯ. МОНФОР - РУСЛО - : НЕСТЕРПИМОЕ СОСТОЯНИЕ. - ОХОТА К ЧТЕНИЮ"

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 308

"Я сам не рад болтливости своей, но детских лет люблю воспоминанье. Ах! Умолчу ль о мамушке моей, о прелести таинственных ночей, когда в чепце, в старинном одеянье, она, духов молитвой уклоня, с усердием перекрестит меня и шепотом рассказывать мне станет о мертвецах, о подвигах Бовы: от ужаса не шелохнусь бывало, едва дыша, прижмусь под одеяло, не чувствуя ни ног ни головы. Под образом простой ночник из глины чуть освещал глубокие морщины, драгой антик, прабабушкин чепец и длинный рот, где зуба два стучало, - всё в душу страх невольный поселяло. Я трепетал - и тихо наконец томленье сна на очи упадало. Тогда толпой с лазурной высоты на ложе роз крылатые мечты, волшебники, волшебницы слетали, обманами мой сон обворожали. Терялся я в порыве сладких дум; в глуши лесной, средь муромских пустыней встречал лихих Полканов и Добрыней, и в вымыслах носился юный ум:"

А. С. Пушкин ПСС т. 1 с. 146 - 147

Няня тоже любила сказывать сказки. А когда я ее не слушал она вспоминала о нашей встрече с государем Павлом и говорила: - Смотри , я свезу тебя в столицу. Там с тебя царь снимет картуз. Я начинал улыбаться, так как из разговоров взрослых знал, что его уже нет. Бабушка более всего любила рассказывать про своего дедушку Юрия Алексеевича Ржевского, любимца сударя Петра Великого. Он собирал подати и у него было много врагов. Это ему подсунули пирог с запеченными тараканами. Хорошо что царь поехал обедать к Нижегородскому губернатору Салтыкову. Любила рассказывать она и про любимого арапчонка Петра своего свекра Абрам Петровича Ганибала, о судьбе которого много знала по совместной жизни. Мама не любила разговоров о своих родственниках. Своего отца она с бабушкой не называла иначе как "злодей". Самые интересные разговоры проходили в кабинете папы, когда там собирались гости. Они считали, что я ничего не понимаю, и оставляли меня играть. Я запоминал все, а непонятное понимал постепенно, так как они каждый раз что-нибудь добавляли, рассказывали по другому. Я сразу же бросал игру и не спускал глаз с Карамзина. Было видно, что Карамзин, не то, что другие. О чем бы ни заходил разговор, кто бы ни говорил, но все ждали - что скажет Карамзин. Нас Пушкиных он называл: мои нижегородские друзья, хотя никто из семьи там никогда не был. Чаще всего разговоры шли о стихах. Даже когда разговор начинался про путешествие, визиты, поездки или просто о чем-то, то тема стихов так или иначе присутствовала. Когда ждали Карамзина, то ждали стихов. В них было что-то неизъяснимое. Но наиболее ярким оказались не первые впечатления. Их даже трудно назвать впечатлениями. Это были потрясения.

Мы жили во дворце князя Юсупова, приходившегося нам каким-то дальним родственником, вероятно через царскую линию. Нас - детей было трое: Оля, я и Коля. В то лето мне исполнилось три года. Мы жили в жёлтом среднем доме. Сам дворец Юсупова - это бывший охотничий дворец царя Ивана Грозного. В нем есть одна необычная комната - перекресток в четыре двери. Над каждой дверью картина, написанная маслом на стене. Картины изображают охоту царя в этих местах. Дворец стоял на просеке прямо в лесу. Сюда из Кремля приезжал Грозный, здесь он охотился. Просека ныне - Харитоньевский переулок. Юсуповы - первые татарские военачальники, перешедшие на службу Петру. Они получили щедрые подарки, в том числе и этот дворец, и княжеский титул. В одном из залов Большого Юсуповского дворца на стенах висят портреты бывших его владельцев - князей Юсуповых. В наше время дворцом владел князь Николай Борисович. Это был пожилой, но еще подвижный седой старичок, управлявший императорскими театрами. Театр - была его страстью. Князь долго путешествовал по Европе. Был знаком с Вольтером, Бомарше. Директором российских театров его называла Екатерина. Он перестроил дворец Ивана Грозного на современный манер, создав в нем домашний театр. Отца и дядю князь пригласил (а нас и приютил) для постановки у него театрального дела. Впервые я осмотрел дворец с сыном главного управляющего князя Колей Соколовым. Они тоже жили во дворце и во дворе мы иногда играли вместе. Дворец Юсупова поразил меня своим убранством: просторные залы со штофными обоями, мраморные камины, золоченая мебель, картины, статуи. Широкая галерея верхнего этажа вела в птичник, где на подставках и в кольцах качались серые попугаи, белые какаду и красные ара, а в клетках расхаживали золотистые и серебристые фазаны, длинноносые пеликаны и пестрые инсепарабли. По другой галерее открывался переход в зимний сад с куртинами благоухающих цветов, с рядами дорожек, обставленных экзотическими деревьями и кустами. На шпалерах вился дикий виноград. Посреди зимнего сада над бассейном поднимался высокий фонтан. Из зимнего сада был незаметный ход в княжеский театр. В святки Коля зашел к нам утром и с позволения мамы увел меня во дворец на целый день. В этот раз у князя был парадный обед и вечерний спектакль. В сумерки весь переулок заняли кареты.

Театр был уже освещён люстрой. Обширная зала была опоясана тремя линиями лож, уставлена креслами и замкнута каким-то ландшафтом, в котором я не подозревал занавеса. Ложи наполнились, кресла исчезли под разноцветными мундирами и фраками.

В зеленую ложу вошел князь во фраке со звездой и с ним несколько мужчин и женщин, одна из которых управляла княжеским балетом. Все встали. Все замолкло. Князь приветствовал гостей. Заиграл оркестр, поднялся занавес. На сцене среди зелени и цветов, словно бабочки с гигантскими крыльями в воздушных нарядах, порхали балерины. В тот вечер я смотрел балет "Зефир и Флора". Я был заворожен. И все-таки потрясло меня не это, а летний сад при любопытных обстоятельствах.

Летний сад находился напротив дворца Юсупова и был разбит в духе версальских садов в Париже. Прямолинейные дорожки с беседками, мраморные статуи. Недалеко от входа большой пруд с четырьмя лестницами - спусками. В глубине сада - грот. Статуи князь привез из-за границы. В их мраморных руках помещены лиры и циркули, мечи и свитки. На плечах - порфиры. На голове - лавровые венки. Но в Летнем саду были два изваяния, которые влекли меня своей особой, волшебной красотой. Одно - бог поэзии, искусства и идеал мужской красоты - Апполон. На другом - богиня любви и женской красоты - Венера. Когда я оказывался рядом с ними, я забывал себя. Так было и тогда, хоть мне шел только четвертый год. И в тот день сердце мое забилось, когда я их увидел. Я не мог оторвать от них своего взгляда. Это были не камни, а какие-то бесы. Мне всегда казалось, что они могут ожить. Няня, заметив мое волнение, всегда меня успокаивала, брала за руку и уводила, говоря, что это каменные идолы.

В тот день 14 октября 1802 года было сухо. Мы - дети, собирали на земле букеты золотых листьев. Светило солнце. Гуляли долго. Уже собирались домой. Было два часа пополудни. Как на грех я в этот момент оказался у каменных идолов и подозрительно поглядывал на гневное, полное ужасной гордости, лицо Апполона, дышавшее неземной силой. Вдруг он зашевелился. Я закричал и упал в обморок. Мне показалось - он идёт за мной. Это было потрясение. Дома я узнал, но не очень поверил, что случилось столь редкое для Москвы землетрясение. Из сада домой на руках меня перенесла няня.

Скажу несколько слов о её происхождении. Предки её крещёны ещё отцом Александра Невского. Это обычная и необычная крестьянка. Водскую пятину Ижорской земли после падения Великого Новгорода присоединила Москва, позднее захватили шведы, а вернул их Пётр Первый и отдал Апраксину, у которого их купил Ганнибал. Арина стала крепостной Абрама Петровича, когда ей было около года. У нее обычная крестьянская судьба. Отец Арины умер, когда ей было десять лет. Её в свою семью взял крестьянин Петр Полуэктов, но вскоре скончался. Несмотря на смерть кормильцев, обе семьи продолжали жить вместе. В доме были две вдовы - вторая жена Полуэктова Настасья Филиповна и мать Арины Лукерья Кирилловна. Чтобы платить оброк малолетняя Арина пряла, ткала, шила, вышивала, вязала и плела кружева. Необычность её судьбы началась с того, что её родного брата (у Арины было два брата и четыре сестры) взял к себе в дворовые в Суйду арап Ганнибал . Бывая в гостях у снохи и брата Арина многое узнала от дворовых о хозяине, которого видела воочию. Она была памятью прадеда, деда, мамы и нашей няней. Она помнила рассказы про Апраксина, слышанные в детстве. Когда же старый арап был при смерти, то Арину торопливо засватали за кобринского крестьянина Федора Матвеева, чтобы при разделе земель между сыновьями арапа не разлучить жениха и невесту. Арине в ту пору было двадцать три года. За четырнадцать лет она родила двух сыновей (Егора и Стефана ) и двух дочерей (Надежду и Марию). Только после того, как Арину взяли кормилицей к бабушкиному племяннику Алексею, ей в Кобрино построили отдельную избу. В 1800 году бабушка, продавая Кобрино, дала Арине вольную, но она об этом и слышать не хотела и осталась жить в семье.

Я рос. Близкими мне людьми были сестра, няня и бабушка. Когда я спрашивал: - А где дедушка? - мне отвечали, что он умер.

Шло время. И вот пришло такое время, когда я понял, что он действительно умер. Мама нас расцеловала и уехала в деревню. К этому времени я уже не только легко говорил по-французски, но и достаточно хорошо читал французские и русские книги. Когда мама уехала, то папа часто стал к вечеру исчезать. Случалось, что кабинет отца пустовал день, другой. Я перечитал много книг, лежавших на окнах, на полках. Читал быстро без разбора. Наконец, я добрался до самой верхней полки, где стояли маленькие книжечки в кожаных переплетах. Это была библиотека в библиотеке о женщинах. О них говорилось как о незнакомой стране, которую нужно открыть. А открывателями были то пастушки, то фавны, то наездники, то охотники, то садоводы. Меня вдруг посетил бес нетерпения. Я потерял покой, не мог понять сам себя. Но зато целый день мог провести близ няни в девичьей. Няня сначала ворчала на меня, но потом перестала. Девушки быстро привыкли ко мне, но стали вести себя не так, как обычно: смеялись, фыркали, шептались. Няня предлагала им попеть песни и они пели, становясь серьезными.

Незадолго до приезда мамы отец вызвал к себе Николашку и назвал его вором. Николашка смолчал, но через два дня ушел и не вернулся. Я вспомнил, что он однажды сказал мне в людской:

- Вы, Пушкины, род ваш прогарчивый. Прогоришь! Ужо тебе!

Отец сделал заявление в полицию и всем рассказал о грабеже и побеге. Заехала тетя Анна Львовна и долго крестилась, узнав, что Николашка мог всех зарезать. Неподвижный, пронзительный взгляд Николашки, как у статуи, негромкий вой песни перед уходом, его реплика о Пушкиных запали в мою душу. Я спросил у няни, куда ушел он. Арина развела руки:

- Куда ему идти? В Польшу. Сунул нож за голенище и ищи ветра в поле! А потом смотришь и объявится - пан, бархатный жупан.

Вскоре приехала мама. Денег в доме не было. Папа все валил на мерзавца Николашку, на плутовок - девок Грушку и Тятьянку, на мошенника Никишку. Вскоре, однако, все открылось: в мамины руки попала записочка с приглашением к Панкратьевне. Этот день был страшен. Мы попрятались, дворня исчезла. Мама сидела за столом с папой и молча била посуду. Она была в гневе, лицо ее пожелтело, рот открылся, губы огрубели, глаза погасли. Тарелка за тарелкой летели на пол. Когда туда полетел любимый папин графин и полилось вино, папа внезапно сбросил со стола рюмку.

- Ах, вы бьете посуду! - сказала мама,- Бейте её у вашей Панкратьевны.- Жилки в глазах налились кровью.

- Мой ангел,- сказал папа с необыкновенным достоинством,- я еду на войну, на поля сражений.

Мама растерялась. Мысль, что она станет вдовой с кучей ребятишек испугала её. Папа быстрой походкой вышел в переднюю, велел казачку подать шинель и пошел куда-то. Мама взбесилась еще больше. Её, словно ветром, понесло в девичью. Там в углу она увидела меня и широко открыла глаза, потом схватила за руку и потащила к себе в спальню. У порога столкнулась с Ариной:

- Тварь! - сказала мать. Арина уступила дорогу. Мать затащила меня в спальню, закричала:

- Розог!

Казачок прибежал с розгами. Мать начала меня бить, била долго, пока не устала. Я терпел, но мать возненавидел взаимно. Няня побежала в людскую, достала из своего сундучка пузырёк и отпила. Потом пригубила ещё и ещё, пока не выпила всё до дна. На глазах появились слезы. Поднялась и ушла покачиваясь. Это были первые неприятности.

Ни весной, ни осенью папа на войну не ушёл, хотя шла война и с французами и с турками. Когда к папе зашёл Карамзин, то я узнал, государь по известиям из столицы, плакал, а главнокомандующий русской армии старик генерал Каменский молил государя уволить его, но не дождался и сам сбежал из своей армии. Наполеон побеждал. Папа боялся.

В Москве шли маскарады. Мама долго дулась на папу, пока они не сходили на маскарад. Возвратившись, каждый из них посмеивался, а потом каждый поврозь рассказывал (и уж смеялись оба от души), что два приятеля, из-за прекрасной мадам Кафка, вцепившись друг другу в волосы, дрались потеряв маски. После этого родители стали разговаривать между собой и решили взять мне гувернёра. Выбирали долго. Наконец, воспитывать и обучать французскому языку взялся сам граф Монфор. Этот француз любил рисовать, был музыкантом, хорошо знал светские привычки. Изгнанный из Франции, он при свите герцога Бордосского, прибыл в Россию по приглашению Павла и жил на его хлебах. Но Павла не стало и жизнь Монфора переменилась. Монфор впервые появился у нас в доме с Карамзиным. Тогда это был щеголь. Теперь его панталоны всегда были засалены, убогое жабо трепалось на его груди. Он искал место и легко согласился. Спал со мной в одной комнате. По вечерам играл на флейте. Мои шалости он охотно прощал, и я с ним быстро подружился. Он был не только постоянно весел, но и болтлив. Во время наших прогулок он говорил без умолку. Вскоре я знал все скандальные и забавные истории французского двора. По утрам Монфор пил целебный бальзам, веселел, после чего с удовольствием рисовал всё, что приходило ему на ум. Чаще всего это были головки и ножки его французских подруг. Профили походили один на другой, но ножки оказывались разными. Осенью бабушка приобрела Захарово. Весной 1805 года мы туда поехали. Ехали по Смоленской дороге до Больших Вязём. Далее четыре версты в сторону Звенигорода. Дорога эта одна из древних. Это кратчайший путь на запад. В Москву по ней ехали послы и купцы. Последняя почтовая станция перед Москвой стоит на высоком берегу речки Вязёмки. Здесь издревле жили ямщики. Здесь московские бояре встречали гостей. При Борисе Годунове Вяземку запрудили, создав три пруда. Это было его родовое поместье. Во время Годуновых здесь была выстроена каменная церковь. Место это облюбовал Дмитрий самозванец. Пётр первый подарил усадьбу Большие Вязёмы в 1694 году своему воспитателю боярину Борису Алексеевичу Голицину в награду за расправу со стрельцами. В наше время хозяином Больших Вязём был папин знакомый князь Борис Владимирович Голицин.

Возле небольшой деревеньки Захаровка текла речка Захаровка, которую тоже перегородила плотина, создав под отлогим скатом холма небольшой пруд. На холме стоял господский дом с садом и с двумя флигелями. Один из них выделили нам - детям. К тому времени родился мой брат Лёвушка. В большой комнате поселили Олю с Лёленькой, меня же с Коленькой и Монфором в другой. Родители все никак не могли помириться, что нам было на руку. Своим острым носом Коля походил на отца, за что и был его любимчиком. Чувствуя это, он при каждом случае пытался стукнуть меня, но получал сдачи. Монфор не вмешивался. Коля ябедничал отцу, отец передавал маме, а от мамы влетало мне. Когда родители в ссоре, то отец, взяв книги, уходил в рощу, чтобы не попадаться маме на глаза. В такое время мама часами могла сидеть на берегу пруда и смотреть на воду, а Монфор - рисовал виды Захарова. Я же убегал к бабушке и часами слушал её рассказы о родне. В здешних местах издавна жили Пушкины. На реке Истре были поместья братьев Пушкиных Ивана Михайловича и Леонтия Михайловича, троюродных братьев моего прямого предка Тимофея Семёновича. Селом Дубровским, деревней Городище и пустошью Улитиной у Тростинского озера владел их родной брат Астафий Михайлович. Частью села Никулино на Истре их же брат Никита Михайлович. Фёдору Васильевичу Пушкину принадлежали деревни Головина, Малиникина, и Редькина. Их соседями были князья Елецкие, Троекуровы, бояре Дмитрий и Борис Годуновы. Словом, в Захарово я чувствовал себя как в родовой вотчине.

Мы с Колей купались в пруду вместе с деревенскими ребятишками, с которыми я играл в разбойников и войну, воображая себя сказочным богатырем, победителем волшебного змея, носился по роще, сбивая головки цветов палкой, точно снимая голову чудовищу.

Однажды за обедом отец сказал, что ему нужно в Москву:

- Если задержусь в Захарово, то карьера будет потеряна.

Неожиданно, в самый день отъезда отца, Николенька заболел горячкой и в три дня умер. В самый день Колиной смерти мы с ним еще спорили. Коля показал мне язык, закрыл глаза и умер. Я остался в долгу - на меня это произвело неприятное впечатление. Брата хоронили в Больших Вязёмах. Было тёплое утро. Отца вели под руки вслед за гробом, мать шла молча, никем не поддерживаемая. Оленька, глядя на отца, много плакала. Лёвушку несли на руках, он спал.

Меня дразнило страшное спокойствие мертвеца. Это была первая смерть, которую я видел. Коленьку погребли рядом с церковью. Мать взяла Лёвушку, прижала его к груди и так шла с ним до Захарово. С этого дня из всех детей мать выделила одного Лёленьку. Зато отец принялся за меня. С горя он подолгу спал, когда просыпался - досадовал, что я не плакал на похоронах, обвинял меня в черствости и бессердечности. Скоро и мать согласилась с ним. Они нашли, что Монфор не имеет на меня никакого влияния и решили его прогнать.

Вспоминая Захарово не могу не вспомнить раннюю любовь. Мы с Монфором как-то ходили в большие Вязёмы. Ему нужно было обновить запас бальзама. Монфор понёс бальзам во флигель, а я пошёл к реке. В речке купалась полногрудая нимфа с распущенными волосами. Сердце мое забилось. Кто-то её окликнул:

- Наталья!

- Ау,- откликнулась она. Я убежал.

В первосонье мне казалось, что кто-то рядом. Я открывал глаза, но никого не было. Через два дня я встретил эту барышню в берёзовой роще в белом платье. С цветами в руках она казалась мне богиней любви. Я обомлел, почувствовал, что больше не могу жить не увидев её. Монфор поклонился. Это была барышня из соседней усадьбы. Фамилию её твердо не помню - то ли Юшкова, то ли Шишкова, то ли Сушкова. После этого я много раз бегал в рощицу, но она не появлялась. Наконец я решил, что она гуляет не днем, а вечером. Обманув бдительность Монфора, я дождался, когда он уснул. Я пришел к знакомой дорожке. Она сидела на скамейке и смотрела на луну. Услышав шорох, она прикрыла грудь веером. Увидев меня - засмеялась, словно ожидала кого-то другого. Она заговорила со мной. Я хотел ответить, но голос пропал. Мне стало стыдно, и я убежал. Это было мое первое и последнее свидание с ней, но чувство ранней любви осталось на всю жизнь.

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Несколько слов о моей охоте к чтению. Я просыпался рано утром. У папы в Захарово совсем не было русских книг, кроме Державина. Что мне нравилось? Нравился Пирон. В маленькой книжонке была небольшая гравюра толстого старичка с тяжелым подбородком и плутовскими глазками. Он писал веселые сказки про дьявола с лицом веселого молодца, ловко дурачившего монахинь и святых. А в конце книги написал свою эпитафию:

"Здесь лежит Пирон. Он не был при жизни ничем, даже академиком".

Дважды в неделю отцу привозили "Московские ведомости". В них я любил рассматривать рекламу и объявления. Особенно нравились названия вин, звучавших как музыка: Клико, Аи, Моэт.

В жаркий день, взяв томик Горация или Лафантена, я шёл под дуб, наклонившийся в сторону пруда. С этого места открывался прекрасный вид - на влажном берегу светлая берёзовая роща, освещённая первыми лучами солнца. Вблизи дуба протекал ручей, создавая ровный шум. Соскакивая с горки, ручей прятался в берёзовой рощице. Шум ручья дополнялся шелестом листьев тополей и клёнов. Всё располагало к приятным мечтам. В Захаровке, как в волнистом зеркале, отражались забор, мостик, тенистая роща, солнце. В пруду купались утки.

Вольтера с Виландом я любил читать у нашего камина. Они создавали поэтический настрой. В минуту вдохновенья я небрежно марал стихи, стансы, и, поулыбавшись - сам себе писатель или поэт, читатель и критик - бросал свои творения в огонь.

Да, совсем забыл. Кроме Державина у отца с собой была рукописная книга на русском языке в зеленом сафьяне; еще пять - шесть книг в кожаном переплете, какие-то письма и наброски стихотворных посланий. Все это запиралось в заветный шкапчик. Однажды он забыл закрыть, и мне трудно было сдержать себя, чтоб не взглянуть одним глазком. Рукописная книга была заполнена еще в бытность службы в гвардии. В сафьяновой тетради был заголовок: "Девичья игрушка", сочинение Ивана Баркова. Но тетради в кожаном переплете оказались не менее занимательными. Чего здесь только не было! Вот эпиграмма на бюст императора Павла:

"О ты, премудра мать, российского народа!
Почто произвела столь гнусного урода!"

Вот стихи о министрах того времени:

"Всех умней Кочубей,
Лопухин же всех хитрей,
Черторысский всех острей,
Чичагов из всех грубей,
Завадовский - скупей,
А Румянцев всех глупей,
Вот характер тех людей."

Характер - одно слово. Так кратко рассказать можно только в стихе.

Осенью мы снова возвратились в Москву. Сразу выгнать Монфора родители не решались - у него в столице был покровитель философ и иезуит граф де Местр. Даже когда Татьяна призналась в преступной склонности к графу Монфор - дело замяли. Татьяну отправили в Михайловское. Монфора погубило другое: мама застала его в передней, играющего в дурачка с Никитой. Она притащила отца:

- Ты посмотри!

Отец презрительно пожал плечами:

- Сначала в дурачки, потом в хрюшки, потом в Никитичны, а там - и в носки! Какое падение.

Назавтра француз Монфор простился со мной, нарисовав на память борзую, а внизу по-французски подписал:

"Главное в жизни - честь, и только затем счастье!" - поставив под этим изречением свой полный титул и фамилию.

Новый воспитатель был совсем не похож на Монфора. Звали его Руссло. Няня его возненавидела с самого начала. Он был о себе самого высокого мнения: гордый, с широкими ноздрями, с усиками.

Тот простец, а этот - жеребец,- говорила няня. Мама была другого мнения. Француз не мог или не хотел скрыть своего восхищения ею. Его обожание ей льстило. Руссло стал домашним царьком, ходил петухом. Давал мне задание, словно команду. Один раз он выследил мой поход в папин кабинет. Меня наказали. Руссло засадил меня за французские вокабулы и арифметику. Мы совсем не гуляли. Я вспоминал , как мы с Монфором обошли всю Москву. Я знал ее вдоль и поперек: Кремль, набережная, каменный мост, памятник Минину и Пожарскому, Воспитательный дом, Петровский театр, Университет. Обширности московских улиц способствуют заборы. Особое место - Кузнецкий мост с каменными домишками, с модными лавками и магазинами. Это - словно игрушечный город.

Труднее всего было стерпеть вмешательство Руссло в мое внутреннее состояние. Дело в том, что Руссло сам был стихотворец, читал Расина. Все, что он находил написанного мною, тут же показывал маме. При этом они разбирали мои неопытные творения, а, порою, наказывали. Я не знал, чем это кончится, что предпринять.

Однажды у наших ворот остановилась карета, из которой сошел старый слуга и спросил, дома ли Монфор. Его хочет видеть граф де Местр. Папа засуетился. Граф был видным лицом в столице, бессменным посланником сардинского короля. Услышав, что Монфор давно ушел, граф де Местр пронзительным взглядом посмотрел на Руссло. Тот поклонился, папа что то начал бормотать о трудностях воспитания.

- Воспитывать должно не ум, воспитывать нужно другое. Дитя нельзя обременять пустыми занятиями. Вы знаете плоды воспитания в Париже.

Отъезд его был столь же неожидан, как и появление, но не прошел бесследно. Папа говорил: "Иезуиты совершенно правы, когда утверждают, главное не ум, а вкус."

В тот же день папин фрак отнесли к портному шить мне новый костюм. У Бутурлиных папа узнал, что они возят своих детей к Иогилю учить танцам. Там устраивались детские маскарады. Мама решила нарядить меня турком, а Олю гречанкой, купила шелк, но через два дня передумала и оставила шелк себе. К нам пригласили на дом танцмейстера Пэнго. Мы все время сбивались с такта. Мама, кусая губы, подошла к нам, меня схватила за ухо, а Олю за шиворот и швырнула в дверь.

- Урод,- сказала она.

- Дети бывают способны и неспособны. Но по первому менуэту будущего танцора судить нельзя.

Больше в наш дом Пэнго не приглашали. Своими резкими движениями я действительно походил на обезьяну, но таким меня создали. Я не мог прийти в себя от унижения. Перед сном я впервые вздохнул не по-детски.

Меня спасли неожиданные перемены. 3 апреля 1809 года царь подписал указ, подготовленный Сперанским. По новому указу в течении двух месяцев каждый был обязан избрать действительную службу. Не изъявившие такого желания считались в отставке. Исчезла одна из дворянских вольностей, данная Екатериной. Все, кто сидел дома, а числились на службе, оказались не у дел. Не изменив ничего, изменилось все. Сразу потребовалось много новых чинов. Однако, изъявить желание вступить в чин было мало. Нужно было иметь свидетельство или сдать экзамен. Был еще один путь. Так как в России все покупалось и продавалось, то и чины стали предметом купли и продажи. Не знатность, не способность, а деньги стали определять карьеру. На Сперанского появилась эпиграмма:

"Велики чудеса поповский сын явил,
Науками он вдруг дворян всех задавил."

Все ждали, что скажет Карамзин, но его в Москве не было. Папа сам поспешил к нему. На жалобу отца о трудностях воспитания детей Карамзин предостерёг - нельзя смешивать экзамены с просвещением. Передавая поклон маме он сказал:

- Ныне председатель гражданской палаты обязан знать Гомера и Феокрита, секретарь сенатский - свойства оксигена и всех газов, а вице губернатор - Пифагорову фигуру, надзиратель же сумасшедшего дома - римское право.

Папа, рассказав все это маме, был в полной растерянности. Они не знали, что делать с нами.

Судьба моего обучения решилась весьма неожиданно. Опочецкий суд предъявил ко взысканию заёмные письма покойного дедушки. Деньги причитались большие. По одному письму (золотой сервиз и сад для Устиньи) - три тысячи рублей; по другому (кони гнедые в яблоках и хрусталь) - восемьсот сорок два рубля. Иск предъявлялся бабушке, Захарово пошло с молотка. Действовать нужно было решительно и быстро. Папа написал письмо в столицу Дмитриеву об отсрочке платежей на неопределённое время.

Меня везут в петербург

"МЕНЯ ВЕЗУТ В ПЕТЕРБУРГ. ЕЗУИТЫ. ТУРГЕНЕВ. ЛИЦЕЙ"

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 308

Дядя Василий Львович взялся свезти письмо в столицу, а меня к иезуитам.

- Я все беру на себя, - сказал дядя.

Все поняли, что меня скоро увезут и начали суетиться. Варвара Васильевна, родная сестра моей бабушки - крестной и моя тетушка тут же дали мне на орехи сто рублей ассигнациями. Мысль о поездке настолько быстро овладела дядюшкой, что он тут же взял "взаймы" мои сто рублей, на что тут же дал расписочку. У него в столице было много приятелей. Пока дядя собирался в столицу от Дмитриева пришел ответ. В семье установилось праздничное настроение. В это счастливое время папа прочитал постановление об открытии в Царском Селе нового учебного заведения - Лицея. Иезуиты стали уже не так привлекательны. Ходил слух, что в Лицее будут воспитываться великие князья Николай и Михаил. Папа быстро написал два прошения: в колледж к иезуитам и в Лицей и открыл свои планы дяде, написав любезное письмо Александру Ивановичу Тургеневу.

Уезжали по тверской дороге. Родители провожали до самой заставы. Дорога была долгая, но в память почему-то врезалось название небольшой лавки в Торжке:

"Евгений Онегин - портновских и булочных дел мастер"

В Петербурге жили в гостинице "Бордо", а затем на Мойке. Тургенева было трудно застать, оставалось действовать через Дмитриева. Однажды дядя сказал:

- Сегодня мы с тобой едем к Ивану Ивановичу. Будь с ним любезен. От этого зависит твоя судьба.

Дмитриев нас встретил с улыбкой. Он был лыс и сед, имел розовое лицо, косые глаза и подозрительный взгляд. Извинился, что не может уделить дружбе более часа.

- Не стыдно ли Жуковскому выдавать мой портрет со звездой? Для публики я не министр, а литератор.

- Поэт,- поправил дядя;

- Для поэзии потребно время. Как Москва? Здоров ли Николай Михайлович? Навсегда ли охладел к поэзии? Почему-то ничего не пишет.

Дядя заговорил на серьезную Петербургскую тему, но министр промолчал. Тогда дядя перевел разговор на "Беседу". Дмитриев был избран ее попечителем наравне с Завадовским, Мордвиновым, Разумовским. Карамзин же являлся ее почетным членом.

- Если они заблуждаются, то цель у них по своему почётная, - сказал Дмитриев. Будучи другом и сводным братом Карамзина он дружил и с Державиным, стоял не за литературную войну, а за литературный мир.

"Три путешественника", и "Слон и мышь" возбудили толки, - сказал дядя, переведя разговор на басни Иван Ивановича, - в Москве ими объедаются. В особенности "Три путешественника". По-моему это не басня, а поэма.

Глаза у Дмитриева заблестели.

- Басни - неблагодарный жанр. Язык неподатлив, никак не дается.- Дядя перевел разговор на басни Крылова.

- О них язык сломаешь; о морали их ни слова. "Мужик гусей гнал в город продавать". Дмитриев рассмеялся. Сановное в нем исчезло. Он впервые посмотрел в мою сторону. Дядя вежливо напомнил о цели нашего прихода.

- У меня растет племянник с быстрой памятью, ваш почитатель. Уже начинает кропать стихи.

- Пусть занимается рифмами. Молодому лучше читать чужое, чем писать свое. Молодо-зелено.

Дядя заговорил о Лицее.

- Я одобряю это учреждение,- и посмотрел на часы,- наконец-то начинают детей учить на своем языке! Довольно нам невежества. Михайло Михайлович Сперанский и граф Алексей Кириллович Разумовский тоже согласны. Я тоже хочу учредить училище законоведенья. Все литературное в нем исчезло. Дядя попросил о прямом представительстве за меня.

- Я поговорю с графом Алексеем Кирилловичем при встрече. Но он стал так неуловим, что предвидеть встречу не могу.

Иван Иванович попрощался с нами. Когда мы вышли я спросил у дяди:

- Где живет Державин?

- На Фонтанке, рядом с домом Гарновского. Дом то хорош, да старик, говорят, одрях, - и помолчав, уже веселее сказал, - Бог с ним с Лицеем. Не попадёшь в Лицей, поступишь к иезуитам. Ты видел их дом? Прекрасное здание. А басня о трех путешественниках никакая ни поэма, а просто басня.

Оставалось переговорить с Тургеневым. Наконец, он выбрал время и зашел к нам, сказав, что приглашал к себе аббата Николя, но ему сильно противодействует Сперанский. Главный учитель пансионата иезуит отец Септао умер. Николь в отчаяньи решил уехать в Одессу к своему другу Ришелье. А, чтоб досадить Сперанскому, они хотят свой пансион в Одессе назвать Лицеем. На иезуитский колледж гонения. Нужно бы подождать годик, пока все прояснится.

Дядя понял, что и на Тургенева нет надежды. Пансиона Николя нет.

- Жаль, что я взялся, повинуясь порыву родства, определять племянника в пансион, который закрылся. Не моя печаль чужих детей качать.

Тургенев, заметив смущение дяди, сказал:

- Надо его отдать в Лицей. Там будут воспитывать по новой методике. Может быть там будут великие князья. Лицею покровительствует Сперанский и даже слышно, сам император,- и пообещал замолвить за меня словечко князю Голицину,- нужно выбрать удобный миг: князь в унынии и в такое время всегда раздражителен. Лицей хорош тем, что это не пансион, не училище, не университет, а все вместе. Пансион потому, что жить будут на всем готовом; училище потому, что не будет переростков; университет потому, что заниматься будут профессоры. Только что из Геттенгена вернулся знакомец брата Куницын и уже назначен.

Дядя посветлел: Голицин сильнее Разумовского и Дмитриева. Так в один миг моя судьба была решена Тургеневым. Дядя за мгновенье до этого, считавший меня обузой, посмотрел в мою сторону с восторгом. Тургенев засмеялся. Дядя послал за вином и настоял, чтобы и я до дна выпил свой бокал. Тургенев вдруг вспомнил, что поехал к нам в гостиницу со стихами Батюшкова "Мои пенаты", но по растерянности забыл их дома.

- Это послание к московским друзьям - Жуковскому и Вяземскому. Двести строк! Каково! Но я помню начало, - и прочёл:

Пока бежит за нами
Бог времени седой
И губит луг с цветами
Безжалостной косой,
Мой друг! Скорей за счастьем
В путь жизни полетим
Упьемся сладострастьем
И смерть опередим:!

Стихи усилили опьянение. Я был вне себя:

- Прелесть! Повторите! Вот учитель!

Это была незабываемая ночь. Тургенев съездил за посланием. Жгли свечу. Светила луна, но вскоре начало светать. С этой ночи две недели подряд дядя не спал ночами. Он исписывал лист за листом, хохотал, скрипел пером. Я впервые видел дядю в состоянии вдохновения. Он писал свою поэмку "Опасный сосед", ездил ее читать своим друзьям и в разные салоны. Его литературная слава родилась у меня на глазах. Дядя как-то мне сказал:

- Лучшие произведения созданы не для печати. Когда писал Гомер, то не было печати, да и цензоров.

Ему хотелось прочесть ее мне, но он не решался. Он просто "забыл" ее на столе. Она была прекрасна не хитростью сюжета, а картинками литературной борьбы. Я на дядю смотрел с восхищением. Кстати, на арену литературной борьбы выходили новые приятели дяди: Блудов, Дашков, Уваров. Это были молодые люди. Все они заняли новые должности "архивных юнкеров". Их просто называли "архивные". Все они служили на новых модных должностях в архиве коллегии иностранных дел у Малиновского в Москве. Все они обучались у немцев в Гёттенгенском университете, а потому их еще звали "геттенгенцы" или просто "немцы". Теперь их одного за другим из Москвы в Петербург начал переманивать "в юстиц" Дмитриев. В Москве они слыли "тургеневскими птенцами", чтя старика Тургенева. В столице их уже нарекли "дмитриевским выводком". Более всего сошелся дядя с Александром Тургеневым, в котором он нашел сродство душ: охоч до еды, хлопотлив, непоседлив и мил, с большим животом и висячими щеками; он всюду носился, развозил новости, устраивал, связывал. Другие "геттенгенцы" были не столь милы, но они были солиднее стариков. Уваров свободно писал по-гречески, возился с греческими делами, Дашков - по-турецки, с турецкими. Собираясь, они говорили о новых видах службы: заведовании иностранными исповедованиями - иезуитами, шаманами, магометанскими и еврейскими племенами. Говорили они и про литературную борьбу, ради чего дядя встречался с ними или собирал их на обед.

Весть о том, что я избран кандидатом в Лицей, привез все тот же Тургенев. Нам предстояло представиться министру Разумовскому, а на восьмое августа были назначены экзамены. Дядя решил, что мне лучше сказаться запоздавшим и явиться двенадцатого.

"В России домашнее воспитание есть самое недостаточное, самое безнравственное; ребенок окружен одними холопами, видит одни гнусные примеры, своевольничает и рабствует, не получает никаких понятий о справедливости, о взаимных отношениях людей, об истиной чести. Воспитание его ограничивается изучением двух или трех языков и начальным основанием всех наук, преподаваемых каким-нибудь нанятым учителем."

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 44

Представление министру длилось одно мгновение, а в приёмной дожидались два часа. Дядя ворчал:

- Свет, друг мой, ни в чем не переменился. Ночь напролет, верно, играл, а утром, созвав к себе людей, спит. Все они таковы: сына в крепость посадил. Из-за его отца твой дед сидел в крепости. Это у них в крови.

В небольшой комнате за столом сидит министр и несколько человек, вероятно профессоры. Немолодой француз попросил прочесть что-нибудь по-французски. Спустя два дня сторож принес пакет с извещением: я принят в Лицей 14 номером. Для обмундирования надлежало явиться на квартиру директора Малиновского.

У Малиновского встретил его сына, который тоже поступал в Лицей. Здесь же был и Пущин, но встретились и новички: Горчаков, веснушчатый Вольховской, худой Кюхельбекер, светлый Данзас, темный Броглио.

Вольховский был принят по личному ходатайству самого директора. Решительный мальчик явился к нему и столь смело и откровенно изъяснился, что тронул его. Об этом мне сказал сын директора. Наш директор Василий Федорович Малиновский имел теоретический склад ума, давно строил проекты создания в уфимской степи общежития свободного рода, основанного на естественном праве. Иван рассказывал, что у отца в записной книжке есть наброски и планы книги. Публиковал Малиновский и статьи, требуя укрепления национальных чувств, развития просвещения. Словом, на нас им решено было проверить учение теософа Сен-Мартена - мартинизм, книгу которого "Исследования о заблуждениях и истине" издал Новиков. Мартинисты надеялись общественные реформы осуществить путем обращения монархов и видных государственных деятелей в своих единомышленников. Тесть Малиновского протоирей Андрей Афанасьевич Самборский был законоучителем великих князей Александра и Константина для наставления в христианском законе. Человек большого ума не один десяток лет провел при дипломатических миссиях за границей, владел несколькими европейскими языками, и был весьма любознательный, считался одним из лучших знатоков садоводов, дружил со многими выдающимися людьми своего времени, но среди своих коллег по религии не всегда находил понимание: они с крайней враждебностью относились к его европейским взглядам и особенно к обычаю брить бороду, обвиняя его в ереси.

"В то время существовали в России люди, известные под именем мартинистов. Мы еще застали несколько стариков, принадлежавших этому полу - политическому, полу - религиозному обществу. Странная смесь мистической набожности и философского вольнодумства, бескорыстная любовь к просвещению, практическая филантропия, ярко отличали их от поколения, которому они принадлежали. Люди, находившие свою выгоду в коварном злословии, старались представить мартинистов заговорщиками и приписывали им преступные политические виды. Императрица, долго смотревшая на усилия французских философов, как на игры искусных бойцов, и сама их ободрявшая своим царским рукоплесканием, с беспокойством видела их торжество, и с подозрением обратила внимание на русских мартинистов, которых считала проповедниками безначалия и адептами энциклопедистов. Нельзя отрицать, что многие из них не принадлежали к числу недовольных: но их недоброжелательство ограничивалось брюзгливым порицанием настоящего, невинными надеждами на будущее и двусмысленными тостами на фран-масонских ужинах. Радищев попал в их общество. Таинственность их бесед воспламенила его воображение. Он написал свое "Путешествие из Петербурга в Москву", сатирическое воззвание к возмущению, напечатал в домашней типографии и спокойно пустил его в продажу :

Но может быть Радищев не понял всей важности своих безумных заблуждений. Как иначе объяснить его беспечность и странную мысль разослать свою книгу ко всем своим знакомым, между прочим к Державину, которого поставил он в затруднительное положение? Как бы то ни было, книга его, сначала не замеченная, вероятно потому, что первые страницы чрезвычайно скучны и утомительны, вскоре произвела шум. Она дошла до государыни. Екатерина сильно была поражена. Несколько дней сряду читала она эти горькие, возмутительные сатиры. Он мартинист, говорила она Храповицкому, он хуже Пугачева; он хвалил Франклина.- Слово глубоко замечательное: монархиня, стремившаяся к соединению воедино всех разнородных частей государства, не могла равнодушно видеть отторжение колоний от владычества Англии. Радищев предан был суду. Сенат осудил его на смерть. Государыня смягчила приговор. Преступника лишили чинов и дворянства и в оковах сослали в Сибирь".

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 31 - 33

ЛИЦЕЙ

Наконец, Лицей был готов. Нам велено было съезжаться в Царское Село. Для жилья нам отвели дортуар. Собралось тридцать воспитанников.

Наши номера стали нашими знаками на всю нашу жизнь. Вот они: 6 - Юдин, 7 - Малиновский, 8 - Корф, 9 - Ржевский, 10 - Стевен, 11 - Вольховский, 12 - Матюшкин, 13 - Пущин, 14 - мой, 15 - Саврасов, 16 - Гревениц, 17 - Илличевский, 18 - Маслов, 19 - Корнилов, 20 - Ломоносов

Все наши номера были обращены окнами ко двору. Вот номера спальных в ограду: 29 - Данзас, 30 - Горчаков, 31 - Броглио, 32 - Тырков, 33 - Дельвиг, 34 - Мартынов, 35 - Комовский, 36 - Костенский, 37 - Есаков, 38 - Кюхельбекер, 39 - Яковлев, 40 - Гурьев, 41 - Мясоедов, 42 - Бакунин, 43 - Корсаков. У Гурьева крёстным был великий князь и его вскоре от нас убрали. Не стали с нами воспитывать и самих великих князей.

Настало 19 октября. В придворной церкви служили обедню и молебен с водосвятием. Мы были на хорах. Святой водой нас окропили вместе с заведением уже в Лицее. В рекреационном зале на третьем этаже между колонами был поставлен большой стол, покрытый красным сукном с золотой бахромой. На столе в кованом переплёте, лежала высочайшая грамота, дарованная Лицею. Мы стояли в три ряда по правую сторону от стола. При нас - директор, инспектор и гувернёры. По левую - чиновники лицейского управления, профессора. В зале стояли рядом кресла для гостей. Когда зал наполнился, попросили государя. Он явился в сопровождении обеих императриц: жены и матери; сестры Анны; брата Константина. Царская фамилия заняла кресла первого ряда. Министр сел рядом с императором.

Первым вышел Мартынов, директор департамента министерства народного просвещения. Он прочёл тонким голоском манифест об учреждении Лицея и дарственную грамоту. Все обратили внимание на статью устава: "телесные наказания запрещаются:".

Вторым робко вышел директор. В его руках был свёрток. Сам директор, бледный как смерть, слабым и прерывистым голосом мало внятно что-то читал. Мы обрадовались, когда он замолк. Бодро выступил Куницын.

По мере того, как его звучный, чистый и внятный голос доносил сведения об обязанностях гражданина и воина, публика оживлялась. Во время его речи в Лицей приехал Аракчеев. Пилецкий быстро, но бесшумно побежал к двери. Сам царь, поднял лорнет, посмотрел туда. Куницын несколько замешкался. Но выяснилось, что за Аракчеева приняли старика из Сената, который узнав, что он опоздал, вернулся в карету и уехал. Продолжая речь, Куницын вскользь упомянул о государе.

Вот как это было сказано: "Государственный человек, будучи возвышен над прочими, обращает на себя взоры своих сограждан; его слова и поступки служат для них примером. Если нравы его бесспорны, то он может образовать народную нравственность более собственным примером, нежели властью: Благорастворенный воздух, безмолвное уединение, воспоминание о великой в жёнах и о воспитании в сем месте Августейшего Внука Ея, воскрыляет молодые таланты: Любовь к славе и отечеству должны быть вашим руководителем!"

Это небывалое дело поразило и понравилось императору и он тот час прислал Куницыну Владимирский крест - награда лестная для начинающего свой путь молодого человека, только что назначенного на кафедру. Куницын украсил открытие Лицея, оправдал внимание царя. Начал нас вызывать по списку. Наконец, прочли:

- Пушкин Александр сын Сергеев.

Я вышел к столу и поклонился в сторону императора, как учили, но чувствовал, что поклон получился неловким. Государь благосклонно посмотрел на меня и ответил едва заметным кивком головы.

После того, как вышел последний, царь встал, поблагодарил, как хозяин, всех начиная с министра, и пригласил семью осмотреть Лицей. Этим осмотром и решилась участь обучения братьев царя розно с нами.

Царь беседовал с министром. Императрица Мария Фёдоровна, попробовав суп, подошла к Корнилову, и, придерживая его за плечи, чтоб он не поднимался, спросила его:

- Карош суп?

Он медвежонком отвечал по-французски:

- Да, сударь.

Императрица улыбнулась и пошла дальше, не делая более любезных вопросов. Так в нашей республике появилась первая кличка "Сударь". Вот, кстати, некоторые из них:

14 - француз, обезьянка, тигр; 38 - Кюхля; 13 - Жанно; 39 - паис, староста; 41 - мясожоров; 32 - кирпичный брус; 11 - Суворочка; 20 - крот; 8 - дьячёк-мордан; 35 - лисичка, слюна, фискал

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Прости нас господи, но прозвища имели и преподаватели, и воспитатели и ещё кое-кто. Вскоре царская семья ушла. Мы, сбросив парадную одежду, побежали на улицу играть в снежки. Среди гостей оказался и будущий директор Лицея Егор Антонович Энгельгард. Его так тронула речь Куницина, что он в тот же вечер перевёл её на немецкий язык и, вместе с небольшой статьёй, отослал в Дерпский журнал.

Через несколько дней во время вечернего чая директор объявил, что нам возбраняется покидать Лицей, а родным - посещать нас. Это вызвало волнение, хотя в закрытости - неизбежность сближения. Сперанский предусмотрел меры демократического сближения, намереваясь воспитывать с нами братьев царя Николая и Михаила, но Мария Фёдоровна уже воспротивилась этому, а меры не отменили.

При Екатерине флигель дворца занимали великие княжны. Но к 1811 году все они, за исключением Анны Павловны, вышли замуж. Для нас флигель перестроили. Нижний этаж отдали хозяйственникам, на втором этаже разместили столовую и больницу, на третьем - учёба, четвёртый - дортуары. Каждая каморка мало чем отличалась от монастырской кельи: железная кровать, комод, конторка, зеркало, стул, стол для умывания вместе с ночной вазой. На конторке чернильница и подсвечник с щипцами для снятия огарков. Рядом с домом директора Лицея отдельный флигель - наша баня. Владением Лицея был отдельный лицейский садик с церковью. Жизнь текла так: вставали в шесть - по звонку. Утреннюю и вечернюю молитву читали в зале. Прогулка три раза в день во всякую погоду. Классы - утром до чая, до и после прогулки и после обеда. Вечером вспомогательные классы, беготня и мячик в зале. После ужина и вечерней молитвы в десять отбой. По коридору ходил дежурный дядька. Стеснительная одежда постепенно уничтожалась.

Кушанье было хорошее, что не мешало иногда бросать пирожки Золотарёву в бакенбарды. Вначале по английской системе за обедом давали по полустакану портера, но вскоре заменили квасом и чистою водою. Прибирать комнаты, чистить обувь и платье помогали дядьки: Прокофьев - екатерининский сержант, Кемерский - польский шляхтич. Леонтий Кемерский сделался нашим рестораторм. Он завёл уголок, где можно было найти конфеты, выпить чашку кофе или шоколаду, а иногда и рюмку ликёра - разумеется контрабандой. По заказу именинника за общий стол вместо казённого чая утром ставили кофе, а вечером шоколад.

Вот несколько картинок нашей шестилетней жизни:

Я с самого начала ничего не записывал. Гувернёр, присутствовавший на наших занятиях, сделал мне строгий выговор, дважды вывел меня из себя, в результате я его чуть не побил, после чего ко мне пристала кличка "тигр".

Однажды Кошанский, окончив лекцию ранее урочного времени, предложил: Теперь, господа, будем пробовать перья - опишите мне, пожалуйста, розу стихами. Я мигом написал два куплета. Кошанский попросил прочесть. Всем понравилось. Кошанский моё стихотворение взял себе. Это было чуть ли не в 811 году и никак не позднее первых месяцев 812 года.

Более всего мне нравились лекции Куницына. Он их нам читал по своим "гёттенгенским конспектам", а позднее написал книгу, которую вскоре запретили и весь тираж сожгли. От него мы узнали про логику и психологию, про естественное право частное и публичное, международное, русское гражданское и уголовное право, этику, женское и финансовое право. Он знакомил нас с работами Адама Смита, с новейшими сочинениями Канта, Клейна и Монтескье. Его умозаключения и выводы, касающиеся российского законодательства, смелость и откровенность высказываний были настолько новы, что его начали приглашать читать эти лекции в столицу на частные квартиры. У него был педагогический дар. Когда он нам читал лекцию о "златом веке свободы" я его спросил:

- Есть ли на земле народы, которые находятся в состоянии первобытной свободы?

- Первоначальную невинность сохранили некоторые дикари, - ответил Куницын, но их всё меньше и меньше. Образованность проникает в шалаши, а вместе с нею и пороки. Дики и невинны, кажется, индейцы.

Рассказ о необходимости подчинения страстей разуму многих задел за живое. Все вдруг начали спорить о том, что такое страсть. "Кюхля" попросил рассказать о справедливости, Горчаков о малодушии, я же попросил прочитать что-нибудь о скупости. Кто-то засмеялся, но Куницын объяснил, что и справедливость, и малодушие в подлинном смысле слова не страсть, и пообещал в следующий раз поговорить о скупости.

В начале старшего класса "...написал я третью главу "Фатама, или Разума человеческого: Право естественное". Читал её С. С.

И вечером с товарищами тушил свечки и лампы в зале. Прекрасное занятие для философа! - Поутру читал "Жизнь Вольтера".

Начал я комедию - не знаю, кончу ли её:Хотел я начать Ироническую поэму "Игорь и Ольга", а написал эпиграмму на Шаховского, Шихматова и Шишкова; - вот она:

 

Угрюмых тройка есть певцов;
Шихматов, Шаховской, Шишков.
Уму есть тройка супостатов:
Шишков наш, Шаховской, Шихматов.
Но кто глупей из тройки злой?
Шишков, Шихматов, Шаховской!

Летом напишу я "Картину Царского Села".

1. Картина Сада -
2. Дворец. - День в Царском Селе.
3. Утреннее гулянье.
4. Полуденное гулянье.
5. Вечернее гулянье.
6. Жители Сарского Села.

Вот главные предметы вседневных моих Записок. - Но это ещё будущее".

А. С. Пушкин ПСС т.12 с. 298

С. С. - это надзиратель по учебной и нравственной части, который пришел вместо уволенного Пилецкого, Степан Степанович Фролов.

Записки будут с вкраплениями стихов, которые и наводят на философские размышления:

Картина сада

"Окошки в сад весёлый, где липы престарелы с черёмухой цветут; Где мне в часы полдневны берёзок своды темны прохладну сень дают; Где ландыш белоснежный сплёлся с фиалкой нежной, и быстрый ручеёк, В струях неся цветок, невидимый для взора, лепечет у забора.

Здесь добрый твой поэт живёт благополучно; не ходит в модный свет; На улице карет не слышен стук докучный; здесь грома вовсе нет;

Лишь изредка телега скрипит по мостовой: "

А. С. Пушкин ПСС т.1 с. 73 - 74

Жители Сарского села

"В досужий мне часок у добренькой старушки душистый пью чаёк; Не подхожу я к ручке, не шаркаю пред ней; она не приседает,

Но тотчас и вестей мне пропасть наболтает. Газеты собирает

Со всех она сторон, всё сведает, узнает: кто умер, кто влюблён,

Кого жена по моде рогами убрала. В котором огороде капуста цвет дала, Фома свою хозяйку не за что наказал, Антошка балалайку играя разломал, - Старушка всё расскажет; меж тем как юбку вяжет, болтает всё своё; А я сижу смиренно в мечтаньях углублённый, не слушая её:

Иль добрый мой сосед , семидесяти лет, уволенный от службы майором отставным, Зовёт меня из дружбы хлеб - соль откушать с ним.

Вечернею пирушкой старик, развеселясь, за дедовскою кружкой

В прошедшем углублясь, с Очаковской медалью на раненой груди,

Воспомнит ту баталью, где роты впереди летел навстречу славы,

Но встретился с ядром и пал на дол кровавый с булатным палашем.

Всегда я рад душою с ним время провожать:"

А. С. Пушкин ПСС т.1 с.80

Дворец

"Смотрю с улыбкой сожаленья на пышность бедных богачей

И, счастливый самим собою, не жажду горы серебра,

Не знаю завтра, ни вчера, доволен скромною Судьбою

И думаю: к чему певцам алмазы, яхонты, топазы,

Порфирные пустые вазы, драгие куклы по углам?

К чему им сукны Альбиона и пышные чехлы Лиона

На модных креслах и столах, и ложе шалевое в спальней? :"

А. С. Пушкин ПСС т.1 с.12

Вот одно из приложений наших познаний лекции Куницына - 23 ноября 1812 года Дельвиг в сочинении на тему, данную Кунициным, бранил надзирателя по нравственной части Пилецкого Мартын Степановича. Его брат - наш гувернёр Илья Пилецкий, с которым у меня уже были стычки, тихонько взял это сочинение и собирался унести. Я вспылил:

- Как Вы смеете брать наши бумаги - стало быть и письма наши из ящика будете брать.

Пилецкий испугался и положил обратно, но о прочитанном рассказал брату. Мартын Степанович ханжа, человек иезуитского склада, пытался установить в Лицее дух полицейского надзора, подавить свободу наших мыслей и действий. Почуяв дух шпионажа, мы потребовали увольнения Пилецкого. Мы и так уже долго терпели. Сначала, чтобы не было эпиграмм, он запретил писать стихи. Потом по его приказу стали отбирать личные книги, привезённые из родительского дома. Я решил книги не отдавать. По нашим кельям книги искал гувернёр Чириков. Когда он вошёл ко мне, я его встретил таким взглядом, что он невольно попятился, так как был хил и тщедушен. Если бы он начал книги отбирать силой, я бы его стукнул и не уверен, что с ним бы стало. Но он вежливо поклонился, вздохнул и, посмотрев искоса на меня - развёл руками. Мне стало жаль эту жертву Пилецкого и я сам добровольно отдал ему книги. Но самое главное - под видом исполнения его указаний стал проверять наши помещения, вещи. Вспыхнул заговор. Я с Иваном Малиновским и Кюхельбекером пошли к директору и заявили:

- Или он, или мы.

Директор сказал что он уже говорил с государем и тот согласился на создание Лицейской библиотеки:

- Я жалую Лицею библиотеку, которой пользовался в молодости,- сказал государь.

Но мы уже говорили не о изъятии наших книг, а о изъятии Пилецкого.

Малиновский обратился к министру и тот согласился с его увольнением. В утешение Пилецкому полиция выдала ему награду, но и мы чувствовали свою победу.

Были в нашей жизни потери и даже потрясения.

9 февраля 812 года от горячки умерла Софья Андреевна - жена нашего директора. Нам, часто бывавшим у неё в доме, оторванным от своих родных, и любившим, её как мать, это был чувствительный удар.

Ровно через месяц под нашей аркой прошёл гвардейский Семёновский полк. Увидев строй усатых богатырей мы, как горох, высыпали на Садовую и стали кричать "Ура!". Всю весну и лето почти ежедневно под нашей аркой проходили войска. Мы стали понимать, что надвигается война и были уже не рады, с досадой на своё малолетство, возвращались к своим конторкам. Перед войной появилась комета. Сама императрица сделала запрос, что означает её появление. Я спросил у Будри, что он думает о войне.

- Войны нет.

- Но все говорят о ней,- возразил я,- а если война всё-таки начнётся?

- Если начнётся, то будет большое потрясение, но не больше, чем было раньше.

Вместе с морозами пришла весть - взят Сперанский. Падение Михаил Михайловича связывали с французской партией, с гонением на французов. Через много лет "он рассказал мне о своём изгнании в 1812 году. Он выслан был из Петербурга по Тихвинской глухой дороге. Ему дан был в провожатые полицейский чиновник, человек добрый и глупый. На одной станции не давали ему лошадей; чиновник пришёл просить покровительства у своего арестанта:

- Ваше превосходительство! Помилуйте! Заступитесь великодушно! Эти канальи лошадей не дают :

Я ему говорил о прекрасном начале царствования Александра:

- Вы и Аракчеев, вы стоите в дверях противоположных этого царствования, как Гении зла и Блага.

Он отвечал комплиментами и советовал мне писать Историю моего времени."

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 323 - 324

Невосполнимой утратой для нас была смерть нашего директора Василия Фёдоровича Малиновского.

Налаживание лицейского быта затруднялось удалённостью от столицы. Преподаватели и служащиё Лицея вынуждены были туда зимой ездить в открытых санях, что представляло опасность по нашей погоде. Малиновский распорядился приобрести закрытые сани с кибиткой, заплатив за них собственными деньгами. Хозяйственное правление обратилось к министру за утверждением этого расхода, но Разумовский ответил отказом. Директор заболел нервной горячкой и за неделю сгорел. Он скончался 23 марта 1814 года. Весь Лицей провожал его из Царского Села, а пять депутатов начальство отпустило в Петербург на Георгиевское кладбище. В семье Малиновских Иван стал старшим. Ему уже было восемнадцать лет, хотя по лицейским документам числилось только шестнадцать. Для его поступления директор с разрешения Разумовского сбавил ему два года. Согласно "Положения" детей старше четырнадцати лет не принимали. Сирот директора взял дед Самборский, живший со старшей дочерью, и он умер в 815 году.

Не могу не сказать несколько слов о своём дядьке Сазонове. Это был молодой здоровый парень. Его назначили ко мне слугою. Вечерами, когда темнело, он уходил из Лицея и, убивая, вновь скрывался в Лицее. В Царском Селе начали говорить об одинаковых убийствах, счёт которых рос. Наконец, полиция его выследила после того, как он совершил шесть или семь налётов.

1812 год

Война началась в ночь с 10 на 11 июня: Наполеон с четырьмястами тысяч войск невдалеке от Ковна перешёл Неман. Его войска вступили в Россию. Половина войск были французы, половина немцы, невольники и данники наполеоновы. Шли прусаки, саксонцы, баварцы, вюртенбержцы, баденцы, гессенцы, вестфальцы, макленбуржцы, шли австрийцы, поляки, испанцы, итальянцы, шли голландцы, бельгийцы, пьемонцы, швейцарцы, генуэзцы, тосканцы, бременцы, гамбуржцы. Шли двунадесять языков. Они скакали день и ночь, давая лишь краткую передышку лошадям. Началась война, которой Наполеон ни разу не вёл: с покинутыми селениями, пустыми городами, без жителей и фуража. Одерживаемые победы вызывали негодование Наполеона, ждавшего войны обыкновенной - открытых боёв, громких битв, генерального сражения, занятия столицы, быстрого и диктуемого мира. Наполеон шёл быстро и стремительно. Но куда он ни шёл была полная неизвестность: не то к Петербургу, не то к Москве.

Неизвестность была и в Лицее. Куницын хотел покинуть нас и уйти на войну, но ему не хотелось, чтобы Лицеем завладел Гауэншильд.

Все понятия, о которых он нам важно толковал, стали его страстями. От Ивана Малиновского мы, несколько его близких друзей, узнали тайну: отец хочет увезти Лицей в Ревель. Но половина профессоров туда не поедет. Поэтому надежда только на Куницына. Более того, сам директор в Ревель ехать не собирался.

Мрак неизвестности менял само Царское Село. Для нас сначала это был просто памятник войн и побед: Турецкий киоск, Кагульский мрамор, Чесменская колонна. Неожиданно с началом войны искуственные развалины стали походить на настоящие. Греческие и римские имена стали наполняться русским содержанием: Эпаминоид стал Багратионом, Деций - Кульневым, Раевский и Коновницын - современники древней Спарты. Столицу прикрывали Витгенштейновы дружины.

Как-то мы спросили у Куницына, что он думает о нашем будущем:

"Я верю не только в Витгенштейна, превосходного генерала, но и в земледельца, который лучше уничтожит свой урожай, чем отдаст его неприятелю, но и в казака и в его удаль. Мы-то черты сего духа знаем. Раболепствие его исказило, но не уничтожило. Враг этого не знает. Всё может случиться, но россиянин докажет своё достоинство, и ему, наконец, поверят и враги, и свои. Иначе жизнь была бы в тягость. Поверят - и рабство отменится, отпадёт, как короста. Вы тогда в три года русской земли не узнаете. Дело моё - земледелие, мануфактура, а не профессорство собственно. Всё это, правда, одно смешное мечтание, когда враг уже у Смоленска. Но расстаться с Надеждою - значит расстаться с жизнью. Я из гордости сохраняю всю силу рассуждения."

У каждого их нас появился герой, которому он стремился подражать. Суворов стал героем Вольховского: закаляя себя он ел чёрствые сухари, спал на голых досках, ставил себе цели, о которых говорил только Малиновскому. Император Александр стал героем Горчакова. Платов - Малиновского. Барклай - Кюхли. Были поклонники и у Кутузова. Моим - стал Жуковский. Нас интересовала характеристика Наполеона. Спросили у Куницына. Он сказал:

- Возмездие есть в жизни людей и народов. Тиран, презревший общественный договор, должен погибнуть.

Кайданов, читавший нам историю, называвший Суллу роскошным убийцею, на этот же вопрос ответил:

- Наполеон равнодушный и холодный кровопийца. Мир устал от его убийств.

Спросили у Будри. Старый француз хмуро посмотрел на нас. Важная печаль была на его лице. Он ударил коротким, как обрубок, пальцем по кафедре и сказал:

- Он будет наказан. Для его победы нет ни одного достаточного или разумного повода, но всё для его поражения, ибо он и наследник вольности и её убийца.

В июле из "Северной почты" мы узнали о соединении армии Багратиона и армии Барклая. Этому помог генерал Раевский, который командовал авангардом армии Багратиона. Десять тысяч солдат Раевского приняли бой против шестидесяти тысяч французов маршала Даву. Для генерала Раевского бой усугублялся тем, что с ним в одном из полков были его малолетние сыновья в нашем возрасте: Александру - шестнадцать, Николаю - одиннадцать. Была критическая минута, когда полк под огнём наткнулся на сильную неприятельскую колонну. Во время атаки убило знаменосца, Александр поднял знамя. Генерал взял младшего сына за руку и пошёл в атаку. Войска бросились и опрокинули неприятеля. Это известие нас поразило не тем, что Багратион достиг цели - Соединения армий, а тем что на месте сражения мог оказаться каждый из нас - и от нас может зависеть судьба Отечества.

В Царском Селе жила толстая, важная барыня Бакунина, мать нашего лицеиста. Она часто навещала сына, и через него мы иногда узнавали важные новости. Однажды она сказала сыну:

- Барклай - изменник. Доподлинно известно, что его скоро сменят.

Все волновались, Кюхля противился общему мнению - Барклай был его родственником. Когда же Барклай пал, Кюхля сорвал его портрет со стены и разорвал, но потом собрал растоптанные клочки и положил в свой шкапчик. "Минута, когда Барклай принуждён был уступить начальство над войсками, была радостна для России, но тем не менее тяжела для его стоического сердца. Его отступление, которое ныне является ясным и необходимым действием, казалось вовсе не таковым: не только роптал народ ожесточённый и негодующий, но даже опытные воины горько упрекали его и почти в глаза называли изменником. Барклай, не внушающий доверенности войску ему подвластному, окружённый враждою, язвимый злоречием, но убеждённый в самого себя, молча идущий к сокровенной цели и уступающий власть, не успев оправдать себя перед глазами России, останется навсегда в истории высоко поэтическим лицом."

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с.133-134

В Лицее распространилась робость. Враг двигался к Москве. Ужас и негодование были всеобщими. Когда пришла весть о Бородинской победе, никто не смел верить.

"Все толковали о нём; у всякого было своё верное известие, всякий имел список убитым и раненым. Брат нам не писал Мы чрезвычайно были встревожены. :Москва взята: Москва горит: пожар Москвы есть гибель всему французскому войску, что Наполеону негде, нечем будет держаться, что он принужден будет скорее отступить сквозь разорённую опустелую сторону при приближении зимы с войском расстроенным и недовольным! И вы могли думать, что французы сами изрыли себе ад! нет, нет, русские зажгли Москву. Ужасное, варварское великодушие! Теперь всё решено: : отечество вышло из опасности:"

А . С. Пушкин ПСС т.8 с. 156-157

Кюхельбекер получил от матери письмо, из которого мы узнали, что Барклай, принеся величайшие жертвы самолюбия, безропотно подчинился Кутузову, явив пример любви к Отечеству, в Бородино дрался подобно простому солдату, появляясь в опасных местах под пулями и ядрами, потерял под собой пять лошадей, но не нашёл себе смерти. Он всё сделал для спасения людей, коими командовал, опрокинул своей храбростью слово "измена", омрачавшее наши умы.

"Мог ли Барклай-де-Толли совершить им начатое поприще? Мог ли остановиться и предложить сражение у курганов Бородина? Мог ли он после ужасной битвы , где равен был неравный спор, отдать Москву Наполеону и стать в бездействии на равнинах Тарутинских? Нет! ( Не говорю уже о превосходстве военного гения.) Один Кутузов мог предложить Бородинское сражение; один Кутузов мог отдать Москву неприятелю, один Кутузов мог остаться в этом мудром деятельном бездействии, усыпляя Наполеона на пожарище Москвы и выжидая роковой минуты: ибо Кутузов один облечён был в народную доверенность, которую так чудно он оправдал! Неужели должны мы быть неблагодарны к заслугам Барклая-де-Толли, потому что Кутузов велик?"

А. С. Пушкин ПСС т.12 с.133

"Слава Кутузова неразрывно соединена со славою России, с памятью о величайшем событии новейшей истории. Его титло: спаситель России; его памятник: скала святой Елены! Имя его не только священно для нас, но не должны ли мы радоваться, мы, русские, что оно звучит русским звуком."

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 133

НАЧАЛО СТИХОТВОРСТВА

Москва сгорела. Родные неведомо где. Решив не поддаваться страху, я готовился ко всему. Стало известно, что мы дождёмся годовщины открытия Лицея, что нас повезут не в Ревель, а в финский городишко Або, что профессора с нами не поедут, что наблюдать за нами там будут тамошние немцы из университета.

- Это будет как бы Гёттенген,- говорил Гауеншильд.

Мы с тревогой ожидали 19 октября. И вдруг в этот день разнеслась весть - Наполеон бежал из Москвы. Взрывая снаряды и ящики с порохом, закапывая пушки в землю, бросая их на дорогу и в лесах - бежала Наполеонова армия. Из четырёхсот тысяч осталось сорок. Лошади пали первыми. Кавалерия стала пехотой с саблями. Гвардия ковыляла в рубищах. Гренадёры брели в юбках, в рогожах, в шкурах, в мешках. Солдаты, бредя по дорогам, бросали ружья, замерзали. Армию добивал мороз. Вопрос о нашем отъезде отпал сам собой. Внезапно кончилось и наше детство. Миша Яковлев сочинял музыку на стихи Корсакова. Корсаков пел и играл на гитаре. У Данзаса 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

открылся талант: почерк. Он стал единоличным переписчиком всех лицейских журналов. Горчаков соперничал с Вольховским. Оба оставались первыми: память и труд.

Я сочинял стихи. Обычно всё, что мною писалось, я показывал только Дельвигу. Вдруг Горчаков стал отличать меня от других. Я стал показывать стихи и ему. Он всё терпеливо переписывал. Глядя на него кое что из моих творений стал переписывать Модинька Корф. Так в Лицее появился рукописный Пушкин, так ко мне незаметно стала подкрадываться слава. Лицейские журналисты и художники стали просить или заказывать стихи или тему для их сочинения, а кое что перекладывалось на музыку. Вскоре Корсаков уже пел мою песню "Измены" на музыку Миши Яковлева. Мои стихи походили на Батюшковские. Положенные на музыку они обретали новых читателей и исполнителей. Ими интересовалась барыня Бакунина. Граф Толстой для своего театра просил у Кошанского лицейский романс. Директор департамента Мартынов интересовался, способен ли я к важному стихотворению. Со взятием Парижа в Европе началась новая эпоха. Кошанский за советом обращался к Малиновскому. Директор болел, но не признавался в этом. Ему хотелось устроить в Лицее праздник, сказать речь о Победе, о близком сроке падения рабства. Он надеялся, что в России установится новое правление. Он уже десять лет работал над проектом нового государственного порядка, начертал Российские генеральные штаты, проект двухпалатного парламента, реформу воспитания граждан. Проект вечного мира. За этой работой нашего директора и застигла смерть.

Памятником ему останутся строчки из его книги "Рассуждение о мире и войне":

- Покуда не истребится война, нет надежды, чтобы народы могли жить в изобилии и благоденствии,

- Приобретения через войны подобны высоким надстройкам, несоразмерным основанию здания. Они отваливаются сами и подвергают здание опасности разрушения,

- Никакой народ не может другому причинить вреда, не подвергаясь оному,

- Народы наиболее обязаны бывают своею славою наукам и просвещению,

- Чтобы более уважать себя взаимно, народы должны только более знать друг друга.

Новым директором Аракчеев назначил Кошанского, но и он вскоре заболел. Лицеем стала править конференция, а вместо Кошанского прислали Галича. Мы его полюбили с первой лекции. Медлительный профессор, казалось не обращал на нас никакого внимания. Галичу было немногим за тридцать. Сын дьячка, учился в Геттенгене, странствовал по Франции, Австрии, Англии. Хорошо знал французский, немецкий, английский, испанский, итальянский языки и литературы Европы. Походка Галича не только соответствовала началу его полноты, но и важности размышлений, которым он любил предаваться на прогулке. Он продолжал жить в столице, но и у нас в Лицее ему выделили небольшую коморку.

- Здесь парк прекрасен тем, что он запущен: мрак деревьев великолепен. В Версале не то - там как бы Евклид строил сады.

Прогуливаясь своей доброй слоновьей походкой, он любил подолгу молчать, не мешая собеседнику. Однажды вечером во время совместной прогулки Галич сказал:

- Я не знаю лучшего предмета для поэзии, чем История. Царскосельские места и связанные с ними воспоминания вполне могут быть предметом элегии. Парк, памятники, мосты, дорожки соединили в себе память всех русских побед от Петра до Екатерины. Но эти старые воспоминания навевают новые: о двенадцатом годе, о гибели завоевателей вселенной в Москве.

Заканчивая рассуждение Галич сказал, как бы мимоходом, что осенью в лицее будут переводные экзамены, а на них чтения, и заключил:

- Пора Вам испытать себя в важном роде. Разумовский хочет позвать на экзамены Державина. Если понравится Вам обнять этот парк, то нужно наблюдать его с разных точек зрения, при разных условиях, но непременно в вечернюю пору. Темнота выявляет крупные черты, а вечер время льготного хода мыслей, утро - для проверки.

Так Галич - философ ставил на мне свой любопытный опыт:

- Такова дисциплина поэзии. Главное в поэзии - истина.

Мне как-то украдкой удалось одному погулять вечером по парку. Так в полутьме началась подготовка к главному экзамену моей жизни. Что в это время представлял я, как поэт? Я был ещё неопытный стихотворец, создавал слабые творения, но был уже поэт, не мыслил себе другого ремесла. Не последнюю роль в опыте Галича играло моё тщеславие. Ведь среди лицеистов уже выявилось несколько поэтов: Дельвиг, Кюхельбекер, Илличевский, Корсаков. Вероятно Галич мог поговорить с кем то и из них. Начиналась подготовка не только к экзамену, но и к борьбе за лидерство.

"Сначала я шалил, шутя стихи кроил, а там их напечатал,

И вот теперь я брат Бестолкову пустому, тому, сему, другому,

Да я же виноват! Смотрите: вот поэт! ..

Спасибо за посланье! Но что мне пользы в нём?

На грешника потом ведь станут в посмеянье указывать перстом;"

А. С. Пушкин ПСС т. 1 с. 107, 294.

Первым поэтом моей юности был Жуковский. Он поразил меня небывалой поэмой в новом роде "Певец во стане русских воинов".

Резкими чертами она напоминала оды Державина, живостью - балладу, музыкальностью - песню. Она писалась по горячему следу войны. Жуковскому бросились подражать большие и малые поэты. Батюшков сочинил шутливую поэму на Шишкова "Певец во стане варягороссов".

Это была насмешка не только над жёлтым домом Шишкова, но и над поэмой Жуковского. Жуковский не обиделся, и подхватив почин Батюшкова, сам написал две шутливые поэмы "Певец в Кремле", и "Тульскую балладу" - поэму на свадьбу своей прекрасной племянницы. Не вынес искушения и я, написав песнь о Гауншильде:

"В лицейском зале тишина:" и т. д., но это была только дань моде. Были у меня к этому времени написаны две незрелые поэмки: "Тень Баркова" и "Монах". По поводу моей первой Горчаков, которому я её передал на временное хранение в связи с моей болезнью, сказал:

- Если её у тебя найдут, то тебя отдадут в солдаты.

Я сам считал её незрелой и решил уничтожить. "Монаха" же хотелось окончательно отделать и напечатать за тайной подписью: 1, 14, 16 (т. е. по буквам А. С. П.) Когда я об этом сказал Горчакову, то он покачал головой и произнёс с тайным наслаждением:

- За эту в солдаты не отдадут, но сошлют в монастырь, а Лицей тут же разгонят и закроют, чтобы все проклинали своё имя.

Я согласился на её уничтожение, подумав: опасная вещь воображение, но воображение сильнее характера.

Многое из того что мною было написано, пришлось уничтожить: эпиграммы, сатиры - пороки моего воображения. Для экзамена оказалось нет ничего. И вдруг сразу два события: признание Дельвига и предложение Галича. Дельвиг написал стих "На взятие Парижа", поставив псевдоним "Русский" и послав его в "Вестник Европы". Он предложил и мне что-нибудь послать в журнал. Я выбрал своё послание к Кюхле, переписал его и поставил подпись: Александр НКШП. Стихотворение Дельвига напечатали быстро, а моё появилось только в тринадцатой книге на девятой странице. Книгу из города привёз Будри, но ей сразу же завладел Дельвиг. Он и показал мне мой стих. Я побледнел и убежал. Это было признание, но пока не публичное. Предложение Галича это признание могло сделать публичным.

Экзамены были обширные: отчитываться следовало за три года - закон божий, логика, география, история, нравоучение, немецкий, латынь, французский, математика, физика, русский язык. На экзаменах должны были присутствовать гости, которые могли задавать вопросы. После русского мы должны были показать своё умение в рисовании, чистописании, фехтовании и танцах. На экзамен прибыл Державин.

"Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно; глаза мутны; губы отвисли; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблестели; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостью необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочёл мои "Воспоминания в Царском Селе", стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояние души моей: когда дошёл я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом:

Не помню, как я кончил своё чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел обнять: Меня искали, но не нашли:"

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 158

НАЧАЛО ЮНОСТИ

МАЛЬЧИШЕСТВО

После экзамена нас всех перевели в старший возраст. Учиться оставалось три года, а нам было по шестнадцать - восемнадцать лет, и этим всё сказано. Безначалие продолжалось и развязывало нам руки. Расскажу вам историю гогель-могеля, которая сохранилась в летописях Лицея. Шалость приняла серьёзный характер и могла иметь пагубное влияние и на Пущина и на меня, как вы сами увидите.

Мы, то есть я, Малиновский и Пущин, затеяли выпить гогель-могелю. Пущин достал бутылку рому, добыл яиц, натолкли сахару, и работа началась у кипящего самовара. Разумеется, кроме нас были и другие участники в этой вечерней пирушке, но они остались за кулисами по делу, а в сущности, один из них, а именно Тырков, в котором чересчур подействовал ром, был причиной, по которой дежурный гувернёр заметил какое-то необыкновенное оживление, шумливость, беготню. Сказали инспектору. Тот после ужина, всмотрелся в молодую свою команду и увидел что-то взвинченное. Тут же начались споры, розыски. Мы трое явились и объявили, что это наше дело и что мы одни виноваты.

Исправлявший тогда должность директора профессор Гауеншильд донёс министру. Разумовский приехал из Петербурга, вызвал нас и сделал нам формальный строгий выговор. Этим не кончилось - дело поступило на решение конференции. Конференция постановила следующее:

1. Две недели стоять на коленях во время утренней и вечерней молитвы;

2. Сместить нас на последние места за столом, где мы сидели по поведению, и

3. Занести фамилии наши, с прописанием виновности и приговора, в чёрную книгу, которая должна иметь влияние при выпуске.

Первый пункт был выполнен буквально. Второй смягчался по усмотрению начальства: нас по истечении некоторого времени постепенно продвигали опять вверх: Третий пункт, самый важный, остался без всяких последствий. Когда при рассуждениях конференции о выпуске представлена была директору Энгельгардту чёрная эта книга, где только мы и были записаны, он усмехнулся и стал доказывать сочленам, что мудрено допустить, чтобы давнишняя шалость, за которую тогда же было взыскано, могла бы ещё иметь влияние на будущность нашего выпуска. Все тотчас же согласились с его мнением, и дело было сдано в архив.

ПЕРЕХОД ИЗ МАЛЬЧИШЕСТВА В ЮНОШЕСТВО

Пожалуй, самым заметным незаметно подошедшим у каждого в своё время, событием стал переход от мальчика к юноше. Так случилось и со мной. Ещё накануне я не подозревал, как это случится. Накануне, на уроке географии, меня перед классом просили рассказать о Германии. Я был сердечно говорлив. А ныне я всё забыл: не вижу, не слышу. Что же произошло? Ничего особенного. Просто в груди появилась небольшая припухлость, странная ноющая боль. Голос вскоре начал ломаться, и я старался говорить басом, чтобы не пустить петуха. Над губой появился пушок, который я стриг. Но главное, стали невыносимы тайные муки. Глаз невольно скользил по живым чертам прелестной девы. В это время со мной и произошёл курьёзный случай. У дворцовой гауптвахты, перед вечернею зарёю играла полковая музыка. Это привлекло гуляющих, разумеется и нас. Иногда мы проходили к музыке дворцовым переходом, в который был выход фрейлин императрицы Елизаветы Алексеевны. Фрейлин было три: Плюскова, Валуева и княжна Волконская. У Волконской была премиленькая горничная Наташа. Случалось, встретясь с нею в тёмных переходах коридора, и полюбезничать: она многих из нас знала. Однажды идём мы, растянувшись по этому коридору маленькими группами. Я, на беду, был один. Слышу в темноте шорох платья, воображаю, что непременно Наташа, бросаюсь поцеловать её самым невинным образом. Как нарочно, в эту минуту отворяется дверь из комнаты и освещает сцену: перед мною сама княжна Волконская. Что делать? Я тотчас рассказал Пущину. Он посоветовал открыться Энгельгардту и просить его защиты. Я никак не соглашался довериться директору и хотел написать княжне извинительное письмо.

Между тем она успела пожаловаться брату своему П.. Волконскому, а Волконский - государю.

Государь на другой день приходит к Энгельгардту.

- Что же будет? - говорит царь. - Твои воспитанники не только снимают через забор мои наливные яблоки, бьют сторожей садовника Лямина, но теперь уже не дают проходу фрейлинам жены моей.

Энгельгардт, своим путём, знал о моей неловкой выходке, может быть и от самого Петра Михайловича, который мог сообщить ему это в тот же вечер. Он нашёлся и отвечал императору Александру:

- Вы меня предупредили, государь. Я искал случая принести вашему величеству повинную за Пушкина: он, бедный, в отчаянии приходил за моим позволением письменно просить княжну, чтобы она великодушно простила ему это неумышленное оскорбление.

Тут Энгельгардт рассказал подробности дела, стараясь смягчить мою вину, и присовокупил, что сделал уже мне строгий выговор и просит разрешения насчёт письма. На это ходатайство Энгельгардта государь сказал:

- Пусть пишет, уж, так и быть, я беру на себя адвокатство за Пушкина; но скажи ему, чтобы это было в последний раз. Старая дева, была может, в восхищении от ошибки молодого человека, между нами будет сказано, - шепнул по-французски император, Энгельгарду, пожал ему руку и пошёл догонять императрицу, которую из окна увидел в саду.

МОЙ ПОРТРЕТ

На уроке французского языка Будри предложил разработать тему: "Мой внешний и духовный портрет". Я решил её поэтическими средствами. Вот он:

 

Ты просишь у меня портрет,
Но списанный с натуры;
Мой милый, вот тебе ответ,
Хотя и в миньятюре.

Повеса меж других повес
Я и в начальном классе
Бывал не глуп, не зол как бес,
И не силён в гримасе.

Не сыщешь болтуна - ей-ей
Иль доктор Сорбонны,
Крикливей и скучней моей
Бесхитростной персоны.

Сравниться ростом не берусь,
Почти любой повыше,
Не свеж лицом, власами рус,
Кудряв,- таким я вышел.

В блестящий свет, в людской галдёж
Легко меня заманишь,
Но в ссору, в спор не заведёшь,
Ученьем не обманешь.

Балы, спектакли - страсть моя;
Но всё назвать не смею,
Что мило мне, мои друзья,
Ведь я ещё в Лицее.

Узнай меня, друг дорогой,
Сам на себя похожий,
Я точен здесь, я не другой,
Так создан волей божьей.

Я сущий бес, не херувим,
Хоть обезьяна с виду -
Ваш вертопрах неисправим -
Вот Пушкин, без обиды.

ЕГОР АНТОНОВИЧ ЭНГЕЛЬГАРДТ

За полтора года до нашего выпуска в Лицее произошло важное событие, которое опишу. Его судьбу решил вызов графа Аракчеева, который наводил порядок в грехах молодости императора. Дело дошло до Лицея. Аракчеев объявил Энгельгардту, что он директор. Егор Антонович был близок к Лицею в прямом и переносном смысле - он имел дачу на Кузьминской улице недалеко от Лицея; присутствовал на его открытии, имел свою систему и большой опыт воспитания, был директором Педагогического института. Энгельгардт руководствовался в воспитании не призывами к высоким целям, а карьерой, которая ждёт воспитанника.

Энгельгардт родился в Риге в 1775 году. Его отец, уроженец Лифляндии, был видный экономист, мать происходила из старинного венецианского аристократического рода. В пять лет его записали в Преображенский полк, в восемь - отдали в частный пансион сестёр Бардевич, где мальчики и девочки обучались вместе. В шестнадцать, поступив на военную службу, стал ординарцем при Потёмкине. После смерти Екатерины оставил военную службу и перешёл в коллегию иностранных дел. Павел сделал его секретарём Мальтийского ордена. Энгельгардт назубок выучил все документы и на любой параграф отвечал без запинки, что произвело на Павла сильное действие. Наследник престола Александр Павлович наоборот эти параграфы знал нетвёрдо и Энгельгардт незаметно стал его регентом. Так Энгельгардту открылась цель педагога: человек должен быть приучён к порядку.

Своё директорство Егор Антонович начал с бесед, выясняя интерес каждого к карьере. За три месяца он на каждого написал свою характеристику. К дипломатической карьере оказались готовы по его мнению Горчаков, Ломоносов, Корсаков. К военной - Вольховской. Матюшкин, Есаков. Хуже всего, что он не признавал поэзию, как средство карьеры. На нас он решил действовать через женщин:

- И не такие головорезы в обществе дам становились мягкими, как воск. Он и сам танцевал не без ловкости, имел трёх сыновей и двух дочерей. Человек действия, Егор Антонович, ввёл у себя дома вечера, приглашая туда нас и знакомых, близких его семейству дам. Это и развело нас. В семью Энгельгардта приехала недавно овдовевшая француженка, его дальняя родственница, Мария Смит. Она была остроумна. Хорошо пела, играла на фортепиано, писала стихи. Я с ней начал флиртовать. Она обиделась.

Я написал ей послание "К молодой вдове", весь смысл которого в трёх строчках:

":Верь любви - невинны мы
Нет, разгневанный ревнивец
Не придёт из вечной тьмы:"

А. С. Пушкин ПСС т. 1 с. 187

А она, эта воспитанная особа, урождённая Шарон-Лероз, ничего лучшего не нашла, как показать его директору. Объяснение с ним для меня было мало приятным.

МОЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Знакомство с Марией Смит не прошло для меня бесследно. Я попросил её показать мне мою характеристику, написанную Егор Антоновичем. Она принесла и прочла. Для верности, я попросил прочитать ещё раз. Вот оно слово в слово:

"Его высшая и конечная цель - блистать и именно в поэзии. На этом он основывает всё и с любовью занимается всем, что с этим непосредственно связано.

Пушкину никогда не удастся дать своим стихам прочную основу, так как он боится всяких серьёзных занятий (учения), и его ум, не имея ни проницательности ни глубины - совершенно поверхностный, французский ум. Его сердце холодно и пусто; в нём нет ни любви, ни религии; может быть оно так пусто, как ещё никогда не бывало юношеское сердце. Нежные и юношеские чувствования уничтоженные в нём воображением, осквернённым всеми эротическими произведениями французской литературы, которую он при поступлении в Лицей знал почти наизусть, как достойное приобретение первоначального воспитания".

Характеристика меня удовлетворила, но не сблизила. Он не понимал поэзию. На выпускном экзамене я решил ему ответить элегией "Безверие", то есть своим пониманием жизни. Его раздражали поэты, приезжавшие в Лицей. Мне же это доставляло истинное удовольствие.

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

Карамзин приехал в Царское Село по просьбе Жуковского и не один: с ним был мой дядюшка и Вяземский. Карамзин приезжал посмотреть Китайскую деревню - своё летнее жилище. Он собирался переехать сюда с семьёй на всё лето. Вяземский сказал мне, что меня заочно приняли в "АРЗАМАС" и нарекли "сверчком". У Карамзина необычная судьба.

Родился он в имении отца Карамзина, сохранив в своей фамилии черноту своих предков. Мать умерла рано и отец женился второй раз на тётке Дмитриева. В Сибирской глуши Карамзин имел учителя немца - врача, овладел немецким, французским и церковно-славянским (позднее выучил латынь, английский, греческий, итальянский и польский). Также познакомился с литератором и переводчиком Тургеньевым, сподвижником Новикова. В Москве посещал лекции в Университете, много переводил по поручению Новикова, а после поездки по Европе во времена французской революции быстро стал главою нового литературного направления. Встав на свои ноги, женился на Протасовой, которую любил тринадцать лет. Так он породнился с Жуковским. Протасова умерла рано, родив ему дочь. Во втором браке породнился с Вяземским, женившись на его сводной сестре. Неожиданно для многих бросил литературу и занялся Историей. При чтении некоторых глав из ИСТОРИИ получил от царя необычный заказ - написать новейшую Историю от Петра на нескольких десятках листов. Свой экзамен на верность самодержавию он блестяще сдал, хотя Петра винил за пытки и казни, за перенос столицы на окраину империи, считая это исторической ошибкой, приемников Петра за вредные следствия их деятельности. Карамзин, пользуясь взглядом Историка, перевёл Историю в Политику, в советы царю, добившись дружбы царя, устоял перед двором. Для издания первых восьми томов "Истории" перебрался в столицу, получив неслыханные милости: чин статского советника, орден Анны первой степени, 60 тысяч рублей на печать, разрешение издать Историю в Императорской военной типографии без цензуры под личную ответственность. Для очистки своей совести главы о взятии Казани Карамзин читал Арзамасцам и стал их "Почётным гусем". С Карамзиным меня и Ломоносова свёл мой дядя. Познакомил и с Вяземским. Моё нетерпение возросло. "Зачем дразнить было несчастного царскосельского пустынника, которого и без того дёргает бешеный демон бумагомарания: Никогда Лицей (или Ликей, но ради бога не Лицея) не казался мне так несносным: Уверяю вас, что уединение в самом деле вещь очень глупая, на зло всем философам и поэтам, которые притворяются, будто живали в деревнях и влюблены в безмолвие и в тишину: Правда время 

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

нашего выпуска приближается; остался год ещё. Но целый год ещё плюсов, минусов, прав, налогов, высокого, прекрасного!: Целый год ещё дремать перед кафедрой: это ужасно. Право с радостью согласился бы я двенадцать раз перечитать все двенадцать песен пресловутой "Россиады", даже с присовокуплением к тому и премудрой критики Мерзлякова, с тем только, чтобы граф Разумовский сократил время нашего заточения. Безбожно молодого человека держать взаперти и не позволять ему участвовать даже и в невинном удовольствии погребать покойную Академию и Беседу губителей Российского слова: От скуки, часто пишу я стихи довольно скучные ( а иногда и очень скучные),часто читаю стихотворения, которые их не лучше; недавно говел и исповедовался - всё это вовсе не забавно".

А. С. Пушкин ПСС т. 13 с. 2 - 3

БАКУНИНА ЕКАТЕРИНА ПАВЛОВНА

Вы, конечно, догадались, что скучные стихи - это элегии, а очень скучные - эпитафии. А повод для них таков: я пробегал через зало и увидел приехавшую к 42-му его сестру. Хоть мне было и не нужно, но я возвратился и уже не пробежал, а прошёл и понял - я влюблён. Это была возвышенная страсть - любовь издали. Я просил Илличевского в стихе нарисовать мне Бакунину, Но Корсаков оказался расторопнее: он написал музыку на мой стих. Романс распевался в Лицее. Ноты подарили Бакуниной.

"Я счастлив был!: Нет, я вчера не был счастлив; поутру я мучился ожиданием, с неописанным волнением стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу - её не видно было! - Наконец, я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице, -сладкая минута!:

Он пел любовь, но был печален глас,
Увы! Он знал любви одну лишь муку!

Жуковский

Как она была мила! Как чёрное платье пристало к милой Бакуниной! Но я не видел её 18 часов - ах! Какое положение, какая мука!: Но я был счастлив 5 минут:

Итак, я счастлив был, итак я наслаждался.
Отрадой тихою, восторгом упивался:
И где веселья быстрый день?
Промчался летом сновиденья,
Увяла прелесть наслажденья,
И снова вкруг меня угрюмой скуки тень:"

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 297

Моё увлечение Бакуниной мне дорого по многим причинам:

- я ей благодарен по-человечески; она не оттолкнула ни меня, ни всех нас; она разбудила во мне чувство любовной грусти; она позволила глубоко понять стихи Грея, Юнга, Парни, Гёте и, наконец, Жуковского и Батюшкова.

- вопреки моей характеристике, данной мне Энгельгардтом, я всю жизнь храню к ней светлые платонические чувства любви.

- С этим периодом своей жизни я связываю своё вступление на путь романтизма. В "Лицее" колыбель моей "Людмилы". В основе этого крупного и сбивчего стихотворения лежит небольшая элегия, суть которой в нескольких строчках:

"Ах, если мученик любви
Страдает страстью безнадёжно;
Хоть грустно жить, друзья мои,
Однако жить ещё возможно.
Но после долгих, долгих лет
Обнять влюблённую подругу,
Желаний, слёз, тоски предмет,
И вдруг минутную супругу
На век утратить: О друзья,
Конечно лучше б умер я!".

А. С. Пушкин ПСС т. 4 с. 9 - 10

Стихи я записал на стенках комнаты, куда был посажен в наказание, как в карцер, и продолжал уже в Петербурге среди самой рассеяной жизни.

Наконец, с Бакуниной связаны мои, важные для меня, знакомства. Пущин, Ломоносов и я получили однажды приглашение на бал к Бакуниным. Мне было неловко: мною написан для неё целый цикл элегий, а живого общения не было. Мучила неизвестность: радоваться или печалиться? В дом вошли все трое. Горели сотни свечей. На хорах музыканты настраивали инструменты. Бакунина встретила нас улыбкой. Я впервые увидел её так близко. Она походила на мать, была бледна. Румянец не ровный. Я перевёл взгляд на мать. Рядом с ней стояли два гусара: Соломирский и Чаадаев. Они любили на балах бывать вместе. Их соперничество в щегольстве занимало всех царскосельских обывателей. Бывая вместе, они почти не разговаривали друг с другом, почти не глядели друг на друга. Там где был Чаадаев - там был только он, а потом уже другой. Так, прийдя к Бакуниной, я весь вечер глядел на Чаадаева. Возвращались с ними. В дальнейшем я с Чаадаевым часто встречался у Карамзиных. Эта встреча положила начало нашей дружбе, столь влиятельной на мою судьбу. В то время Пётр Яковлевич ждал важного назначения в столицу. Чаадаев познакомил меня с гусарами - Раевским, Бурцевым, Кавериным и Сабуровым, а через них с запретной литературой.

ПРОЩАНИЕ С ЛИЦЕЕМ

9 июня был акт. Характер его был совершенно иной: как открытие Лицея было пышно и торжественно, так выпуск наш был тих и скромен. В ту же залу пришёл император Александр в сопровождении одного тогдашнего министра народного просвещения князя Голицына. Государь не взял даже князя П. М. Волконского, который, как все говорили, желал быть на акте.

В зале были мы с директором, профессорами, инспектором и гувернёром. Энгельгардт прочёл коротенький отчёт за весь шестилетний курс; после него конференц-секретарь Куницын возгласил высочайше утвержденое постановление о выпуске. Вслед за этим всех нас по старшинству выпуска представляли императору с объявлением чинов и наград. Государь заключил акт коротким отеческим наставлением воспитанникам и изъявлением благодарности директору и всему штату Лицея.

Тут пропета была нашим хором лицейская прощальная песнь - слова Дельвига, музыка Теппера, который сам дирижировал хором. Государь и его не забыл при общих наградах.

Разлука с товарищеской семьёй была тяжела, хотя ею должна была начаться всегда желанная эпоха жизни, с заманчивою, незнакомою далью. Кто не спешил в тогдашние наши годы соскочить со школьной скамьи; но наша скамья была так заветно-приветлива, что невольно, даже при мысли о наступающей свободе, оглядывались мы на неё. Время проходило в мечтах, прощаниях и обетах, сердце дробилось. Порешили: где бы ни были, куда бы судьба ни заносила - каждый год отмечать священный день Лицея 19 октября - Первый день. Выбрали старосту Мишу Яковлева. Прокричали три раза:

Да здравствует Лицей!

Да здравствует Лицей!

Да здравствует Лицей!

Жизнь началась. Я поступил в коллегию иностранных дел (в один день с Грибоедовым), взял отпуск для свидания с родными и укатил в деревню. Прощанье с Лицейскими страницами воспоминаний закончу Замечаниями о некоторых лицах, памятных мне по этому периоду жизни.

ДЕЛЬВИГ

"Дельвиг первоначальное образование получил в частном пансионе; в конце 1811 года вступил он в Царскосельский Лицей. Способности его развивались медленно. Память у него была тупа; понятия ленивы. На 14-м году он не знал никакого иностранного языка, и не оказывал склонности ни к какой науке. В нём заметна была только живость воображения.

Однажды вздумалось ему рассказать нескольким из своих товарищей поход 1807-го года, выдавая себя за очевидца тогдашних происшествий. Его повествование было так живо и правдоподобно и так сильно подействовало на воображение молодых слушателей, что несколько дней около него собирался кружок любопытных, требовавших новых подробностей о походе. Слух о том дошёл до нашего директора В. Ф. Малиновского, который захотел услышать от самого Дельвига рассказ о его приключениях. Дельвиг постыдился признаться во лжи столь же невинной, как и замысловатой, и решился её поддержать, что и сделал с удивительным успехом, так что никто из нас не сомневался в истине его рассказов, покаместь он сам не признался в своём вымысле.- Будучи ещё пяти лет отроду, вздумал он рассказывать о каком-то чудесном видении и смутил им всю свою семью. В детях, одарённых игривостью ума, склонность ко лжи не мешает искренности и прямодушию. Дельвиг, рассказывающий о таинственных своих видениях и о мнимых опасностях, которым будто бы подвергался в обозе отца своего, никогда не лгал в оправдании какой-нибудь вины, для избежания выговора или наказания.

Любовь к поэзии пробудилась в нём рано. Он знал почти наизусть Собрание русских стихотворений, изданное Жуковским. С Державиным он не расставался. Клопштока, Шиллера и Гельти прочёл он с одним из своих товарищей, живым лексиконом и вдохновенным комментарием; Горация изучил в классе, под руководством профессора Кошанского. Дельвиг никогда не вмешивался в игры, требовавшие проворства и силы; он предпочитал прогулки по аллеям Царского села и разговоры с товарищами, коих умственные склонности сходствовали с собственными. Первыми его опытами в стихотворстве были подражания Горацию. Оды "К Диону", "К Лилете", "Дориде" писаные им на пятнадцатом году и напечатаны в собрании его стихотворений безо всякой перемены. В них уже заметно необыкновенное чувство гармонии, и той классической стройности, которой никогда он не изменял. В то время (1814 году) покойный Влад. Измайлов был издателем "Вестника Европы". Дельвиг послал ему свои первые опыты; они были напечатаны без имени его и привлекали внимание одного знатока, который, видя произведение нового, неизвестного пера, уже носящие на себе печать опыта и зрелости, ломал себе голову, стараясь угадать тайну анонима. Впрочем, никто не обратил тогда внимания на ранние опресноки столь прекрасного таланта! Никто не приветствовал вдохновенного юношу, между тем, как стихи одного из его товарищей, стихи посредственные, заметные только по некоторой лёгкости и чистоте мелочной отделки, в то же время были расхвалены и прославлены как чудо! Но такова участь Дельвига: он не был оценён при раннем появлении на кратком своём поприще; он ещё не оценён и теперь, когда покоится в своей безвременной могиле!"

А. С. Пушкин ПСС т. 11 с. 273 - 274

КЮХЕЛЬБЕКЕР

Отец Кюхельбекера саксонский дворянин Карл Генрих учился в Лейпцигском Университете одновременно с Гёте и Радищевым, перебрался в Россию в 70-х годах прошлого века. Здесь в столице у него родился сын Вильгельм. Карл Генрих преуспевал при Павле, управлял Каменным островом, был первым директором Павловска. В награду получил имение в Эстонии, где прошли детские годы Вильгельма. Занимаясь домашним воспитанием сына отец рассказывал ему о великих поэтах современниках. Кюхля с детства был прямодушен и неколебим в принципах добра, справедливости, самоотвержения в любви и дружбе. Лучше других лицеистов он знал литературу, историю, философию и всегда был готов поделиться знаниями. Был прирождённым воспитателем. В жизни им правил главный принцип: на что решусь, уж я не отступлю.

Когда он стал писать неумелые и косноязычные стихи, друзья, в их числе и я , пытались его облагоразумить. Но он избрал лиру и тем пренебрёг мнением света, его судом и бранью.

Высокий, сухощавый, глаза навыкате, волосы русые, рот при разговоре кривится, сутуловат и ходит немного искривившись, слабогрудый, говоря он задыхался. Свои стихи читал он очень дурно, визжал. Ещё не сложившись, как поэт, начал печататься во всех крупных журналах. В его творчестве было немало подражания, однако он сознательно, следуя за Катениным и Ширинским - Шихматовым, отказался от лёгкости, ввёл в лирику высокий стиль и устаревшую лексику.

Мы над ним продолжали подшучивать, а он , не понимая этого, обижался на нас. Вильгельм искренне любит своих друзей, но огорчает их на каждом шагу. Он во многом переменился и переменится, но в некоторых вопросах останется тем же. Его желание таково, чтобы друзья о нём сказали: - Он чудак, но мы охотно бываем с ним; мы осуждаем его за многое, но не перестаём быть к нему привязанными.

ИКОННИКОВ

": Хотите ли видеть странного человека, чудака - посмотрите на Иконникова. Поступки его - поступки сумасшедшего; вы входите в его комнату; видите высокого, худого человека, в чёрном сюртуке, с шеей, окутанной чёрным, изорванным платком. Лицо бледное, волосы не острижены, не расчесаны; он стоит задумавшись - кулаком нюхает табак из коробочки - он дико смотрит на вас - вы ему близкий знакомый, вы ему родственник или друг - он вас не узнаёт, вы подходите, зовёте его по имени, говорите своё имя - он вскакивает, кидается вам на шею, целует - жмёт руку - хохочет задушевным голосом, кланяется - садится , начинает речь, не доканчивает, трёт себе лоб, ерошит голову, вздыхает. Перед ним карафин воды, он наливает стакан и пьёт, наливает другой, третий, четвёртый, - спрашивает ещё воды и пьёт, говорит о своём бедственном положении - он не имеет ни денег, ни места, ни покровительства, - ходит пешком из Петербурга в Царское Село, чтобы осведомиться о каком-то месте, которое обещал ему какой-то шарлатан - он беден, горд и дерзок, - рассыпается в благодарениях за ничтожную услугу или простую учтивость, неблагодарен или даже сердится за благодеяние ему оказанное - легкомыслен до чрезвычайности, мнителен, чувствителен, честолюбив - Иконников имеет дарования, пишет изрядно стихи - и любит поэзию; вы читаете ему свою пиесу - на отрез говорит он:

- Такое-то место глупо, без смысла, низко,- за то за самые посредственные стихи кидается вам на шею и называет вас Гением - иногда он учтив до беспечности, в другое время груб нестерпимо.

Его любят - иногда, смешон он часто, а жалок почти всегда".

А. С. Пушкин ПСС т.12 с.301-302

БУДРИ

"Будри, профессор французской словесности при Царскосельском Лицее, был родной брат Марату. Екатерина Вторая переменила ему фамилию, по просьбе его, придав ему аристократическую частицу "де", которую Будри тщательно сохранял. Он был родом из Будри. Он очень уважал память своего брата и однажды в классе, говоря о Робеспьере, сказал нам, как ни в чём не бывало:

- Это он тайком обработал ум Шарлотты Кордэ и сделал из неё второго Равальяка (фр.).

Впрочем, Будри, несмотря на своё родство, демократические мысли, замасленный жилет и вообще наружность, напоминавшую якобинца, был на своих коротеньких ножках очень ловкий придворный.

Будри сказывал, что брат его был необыкновенно силён, не смотря на свою худощавость и малый рост. Он рассказывал также многое о его добродушии, любви к родственникам, и т. д. и т. п. В молодости его , чтоб отвратить брата от развратных женщин, Марат повёл его в гошпиталь, где показывал ему ужасы венерической болезни".

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 166

ДЕРЖАВИН

Державина я видел только однажды в жизни, но никогда такого не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтобы дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую "Водопад". Державин приехал. Он вошёл в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара:

"Где, братец, здесь нужник?"

Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил своё намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал с удивительным простодушием и весёлостью:"

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 158

Судьба Державина удивительна. Сын петровского солдата, потомок татарского рода Багрима, унаследовал от отца бешеный нрав и дворянское звание - отец дослужился до полковничьего чина и владел десятью крепостными. Детство Державин провел в глуши под Казанью. Учился в Казанской гимназии, проявив склонность к лепке и рисованию. Державин нарисовал картину Казанской губернии, которую увидел Шувалов, распорядившись записать его младшим чином в инженерный корпус. Вскоре неожиданно Державина затребовали в столицу в Преображенский полк и он начал в девятнадцать лет службу солдатом. Фрунт, муштра, казарма, хлеб с водой, письма и любовные признания за однополчан, как услуга, и, наконец, дворцовый переворот 28 июля 1762 года, возведший на престол Екатерину. Екатерина назначила комиссию по составлению уложения, в которую предлагает направить людей разных сословий. В неё от солдат попадает дворянин Державин и становится её секретарём, оказываясь в центре борьбы идей. Война с Турцией, чума в Москве - Екатерина распускает Комиссию. Державин возвращается в Петербург, на заставе жгёт содержимое своего сундучка (свои первые стихотворные опыты - иначе не пропускают) и, получая первый офицерский чин, отправляется воевать против Пугачёва.

"Державин, начальствуя тремя фузелерными ротами, привёл в повиновение раскольничьи селения, находившиеся на берегах Иргиза, и орды племён, кочующих между Яиком и Волгою. Узнав однажды, что множество народу собралось в одной деревне, с намерением итти служить к Пугачёву, он приехал с двумя казаками прямо к соборному месту, и потребовал от народа объяснения. Двое из защитников выступили из толпы, объявили ему свои намерения, и начали к нему приступать с укорами и угрозами. Народ уже готов был остервениться. Но Державин строго на них прикрикнул, и велел своим казакам вешать обоих зачинщиков. Приказ его был тотчас исполнен, и сборище разбежалось: (Слышал от сенатора Баранова) - Державин уверил их, что за ним идут три полка. Дмитриев уверял, что Державин повесил их из поэтического любопытства".

А. С. Пушкин ПСС т. 4 с. 44, 498

В Казани Державин находился при главнокомандующем генерал - аншефе Бибикове, женатого на сводной сестре Кутузова, писал дворянскому предводителю Макарову ответную речь Екатерине, пожелавшей стать Казанской помещицей:

"Признаём тебя своей помещицей, принимаем тебя в своё товарищество. Когда угодно тебе, ровняем тебя с собой. Но за сие ходатайствуй и ты за нас у престола величества твоего:"

А. С. Пушкин ПСС т. 9 с. 106

"Пугачёв : пошёл к Саратову : В Саратове находился тогда Державин. Он отряжен был в село Малыновку, дабы оттуда пресечь дорогу Пугачёва в случае побега его на Иргиз. Державин, известясь о сношениях Пугачёва с киргиз - кайсаками, успел отрезать их от кочующих орд по рекам Узеням, и намеревался итти на освобождение Яицкого городка: Чин гвардии поручика, резкий ум и пылкий характер доставил ему важное влиянии на общее мнение".

А. С. Пушкин ПСС т. 9 с. 71 -72

Участие Державина в борьбе против Пугачёва принесло ему известность при дворе. Его имя упоминается в письме Екатерины Панину. Державин получает триста крепостных, но и, вопреки его желанию, увольнение из армии.

Гонимый Державин берётся за перо. Он воспевает Мельгунова, пишет оду на смерть князя Мещерского, направляет дружеское послание статс-секретарю Екатерины- Храповицкому. Но поэзия не кормит. Генерал - прокурор князь Вяземский устраивает Державина экзекутором на службу в Сенат. В 35 лет Державин женится на дочери кормилицы великого князя Павла и камердинера Петра 111 португальца Якова Бастидон. Хорошей школой поэтическому гению Державина стал литературный кружок поэтов Капниста, Львова, Хемницера, отчасти Козадавлева, позднее Дмитриева. Острый ум Державина видит крупные успехи России: строятся города и фабрики, крепнет флот, открываются училища для дворян и мещан, отправляет на восток одну экспедицию за другой Академия наук. В Эрмитаже собирается сокровищница искусств. В провинции появляются театры, типографии, книготорговля. В лице Екатерины Державин видит просвещенного монарха и пишет оду "Фелица", но не решается её публиковать. Случайно оду увидел Козадавлев, выпросил её у Державина и она пошла по рукам. Ода попала на глаза Дашковой, которая, стремясь усилить своё влияние, опубликовала её в первом номере нового литературного журнала "Собеседник" в 1783году, открыв ею журнал.

Екатерина сразу оценила выгоды, которые сулила ей ода, Начинается головокружительная карьера Державина. Академия Российской словесности , возглавляемая той же Дашковой, избирает его своим членом. Державина назначают губернатором в Олонецкую губернию, оттуда переводят в Тамбов. Державин сближается с Карамзиным и Дмитриевым и развивает свою литературную деятельность. В декабре 1791 года он получает должность кабинет- секретаря Екатерины. Резкость и требовательность Державина для Екатерины несносна. Она назначает его сенатором, то есть отправляет в почётную отставку. Державин подносит Екатерине том своих стихов в рукописи. В стихе "Властителям и судьям" Екатерина усматривает отголоски французской революции и требует объяснений Державина. Ответ его неожидан:

- Это переложение 81-го псалма.

С воцарением Павла Державина назначают правителем канцелярии Государственного Совета. Его это оскорбило. Со свойственной ему несдержанностью он говорит об этом императору. Тот в бешенстве выгнал его из кабинета и тут же указом оставил в Сенате.

Домашние боялись правды Державина и однажды уговорили его не ездить в Сенат, велели сказаться больным. Он согласился, но попросил почитать что-нибудь из своих стихов. В его доме жила Бакунина. Она взяла книгу и раскрыла её. Когда Бакунина прочитала строчки оды "Вельможа":

Змией пред троном не сгибаться,
Стоять - и правду говорить, - :

Державин вскочил с дивана и закричал:

- Что написал я и что делаю сегодня подлец!

Тут же оделся и поехал в Сенат. Разгром передового направления общественной мысли (Новиков брошен в крепость, Радищев сослан в Сибирь) разочаровывает его: Но к власти приходит Александр. Это его вдохновляет. Он пишет оду. Но её не пропускает цензура за две строчки:

Умолк рёв норда сиповатый,
Закрылся грозный, страшный взгляд.

Ода - новая программа просвещённого самодержавия. Её жадно читают в списках. Царь создаёт новое министерство юстиции, дарит Державину перстень, назначает министром юстиции, но оду запрещает. Со свойственной решительностью Державин выступает против льгот дворянам в воинской службе:

- Воинская служба долг дворянина, а не основа для его привилегий, она источник сил и мужества сословия, изнеженность и бездеятельность - вот что угрожает дворянству.

Но Державин, как и Карамзин, не поддержал царя в указе о вольных хлебопашцах. Царь отказывается от его услуг.

- В чём моя ошибка? - спросил Державин;

- Ты очень ревностно служишь.

В шестьдесят Державин ушёл в отставку, но не прекратил работу. Зиму он проводил в столице на Фонтанке, на лето уезжал в Званку на Волхов. Державин собирает "Анакреонические песни". Это были его переводы лёгких любовных стихов, в которых он не следит за содержанием оригинала, даёт античному стиху , дотоле незнаемую рифму.

В 1808 году Державин издал четыре тома своих сочинений, три из которых - лирика. В 1811-1812 году "Державин написал свои Записки, к сожалению ещё не изданные."

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

А. С. Пушкин ПСС т. 9 с. 110

Это "великолепный донос на себя", в котором почти не отразился Державин - поэт.

В 1809 году родился единственный в русской поэзии, подробнейший автокомментарий, полезный русскому историку. До последнего вздоха Державин был поэтом. За три дня до кончины он посмотрел на висевшую в его кабинете известную историческую картину "Река времён", изображавшую эмблемами всемирную историю, подошёл с аспидной доске и начертал начало стихотворения на тленность:

Река времён в своём стремленье
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и людей.
А если что и остаётся
Чрез звуки лиры и трубы,-
То вечности жерлом пожрётся
И общей не уйдёт судьбы.

6 июля 1816 г.

Завидная судьба!

ЖУКОВСКИЙ

На наших глазах появилось большое стихотворение "Певец во стане русских воинов" о тех, кто в огне войны превращался в исторических лиц. Находясь постоянно при ставке Кутузова, его создавал Жуковский. Стих впервые напечатали в 1812 году в журнале. Вскоре он стал выходить отдельными изданиями и каждый раз с некоторыми изменениями в тексте. Характеристики одних военачальников расширялись, другие - сокращались; вводились новые имена, некоторые имена исключались. Жизнь и ход военных действий диктовали изменения стиха! Стих жил своей жизнью, мужал, креп, отливался в строчки Истории. О "Певце" много говорили. Окончательный текст стиха установился к моменту нашего знакомства. По совету Карамзина, Жуковского, как поэта номер один, пригласили ко двору в качестве чтеца императрицы. В это время было напечатано моё первое стихотворение и я уже задумывал напечатать свой первый сборник. У Жуковского прекрасная душа. Прослушав о моих литературных опытах Жуковский попросил императрицу позвать меня. Когда они вошли - я онемел, стоял поражённый. Жуковский добродушно подошёл ко мне и протянул руку. Я машинально прижал её к своему сердцу - оно билось неистово.

- Так вот какова надежда нашей словесности, - сказал Жуковский Марие Фёдоровне,- Я бы желал переселить его года на три, на четыре в Гётинген или какой-нибудь другой немецкий университет! Даже Дерпт лучше Сарского Села. И уже обращаясь ко мне добавил:

- Вам надобно непременно учиться, и учиться не так, как мы учились! Боюсь этого убийственного Лицея - тут учат дурно! Учение, худо предлагаемое, теряет прелесть для молодой пылкой души, которой приятнее творить, нежели трудиться и собирать материалы для солидного здания! Вы истощите себя.

На прощание Жуковский добавил:

- Я обязательно зайду к Вам через несколько дней.

Он действительно зашёл и сообщил, что с переводом ничего не получается. Я ждал этой встречи и из рук в руки передал своё послание, которым думал открыть сборник. Жуковский присел прямо на кровать, прочитал послание, улыбнулся и сказал

- Прекрасно! Мы Вас заочно примем в "Арзамас". Вы будете "Сверчок" моего сердца. Вы чудотворец! Пишите поэму. Я попрошу Николая Михайловича, он собирается пожить здесь в Сарском селе , почитать Вам живые сцены из своей "Истории"

Я попросил Жуковского рассказать что-нибудь из событий Отечественной войны. Жуковский рассказал анекдот:

- В августе 1812 года Денис Давыдов представил Кутузову свой "План партизанских действий". Ему первому Кутузов и поручил применить этот план на деле. Суть плана - создать небольшие отряды из гусар и казаков, переодев их во французскую форму. Делать налёты на глубокие тылы, а отбитые трофеи передавать крестьянам. Однако, вскоре его самого "поймали" партизаны.

Тогда они отпустили усы, бороды, надели мужичьи армяки, на грудь повесили популярный образ Николая - чудотворца и заговорили народным языком. Дело пошло лучше. Давыдов был адьютантом у Багратиона. У Багратиона был "большой грузинский нос, а партизан и вовсе был без носу. Давыдов является к Беннигсену:

- Князь Багратион, говорит, послал меня доложить вашему превосходительству, что неприятель у нас на носу:

- На каком носу, Денис Васильевич? - отвечает генерал,- Ежели на вашем, так он уже близко, если же на носу князя Багратиона, то мы успеем ещё отобедать:

Жуковский дарит мне свои стихотворения".

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 295

СВЕРЧОК

Не могу пройти мимо лицейской страницы нашего арзамасского братства. 27 ноября 1815 года в субботу у меня в Лицее на выездном заседании "Арзамаса" нарекли "Сверчком". Арзамасцы рассказали, а я записал:

"Шишков и г-жа Бунина увенчали недавно князя Шаховского лавровым венком; на этот случай сочинили очень остроумную пьесу под названием "Венчание Шутовского".

(Гимн на голос: бешамель, фр.)

Вчера в торжественном венчаньи
Творца затей,
Мы зрели полное собранье
Беседы всей;
И все в один кричали строй:
Хвала, хвала тебе, о Шутовской!
Хвала, Герой!
Хвала, Герой!
Он злой Карамзина гонитель,
Гроза Баллад;
В беседе добрый усыпитель,
Хлыстову брат,
И враг талантов записной!
Хвала, хвала тебе, о Шутовской!
Хвала, Герой!
Хвала, Герой!
Всей братьи дал свои он Шубы,
И все дрожат!
Его величие не трубы -
Свистки гласят.
Он мил и телом и душой!
Хвала, хвала тебе, о Шутовской!
Хвала, Герой!
Хвала, Герой!
И вот под сенью обветшалой
Старик седой!
Пред ним вязанки прозы вялой,
Псалтырь в десной.
Кругом поэтов бледный строй:
Хвала, хвала тебе, старик седой!
О дед седой! (Бис)
И вдруг раздался за дверями
И скрип и вой -
Идут сотрудники с гудками
И сам герой!
Поёт он гимн венчальный свой
Хвала, Герой!
Хвала, Герой!
"Я князь поэт, директор, воин
Везде велик,
Венца лаврового достоин
Мой тучный лик.
Венчая пойте всей толпой:
Хвала, хвала тебе, о Шутовской!
Хвала, Герой!
Хвала, Герой!
Писал я на друзей пасквили
И на отца;
Поэмы, тощи водевили -
Им нет конца.
И Воды я пишу водой,
Хвала, хвала тебе, о Шутовской!
Хвала, Герой,
Хвала, Герой:
Еврей мой написал Дебору,
А я списал,
В моих твореньях много сору -
Кто ж их читал?
Доволен, право, я собой,
Хвала, хвала тебе, о Шутовской!
Хвала, Герой!
Хвала, Герой!"
Потом к Макару и Ежовой
Герой бежит.
"Вот орден мой - венок лавровой,
Пусть буду бит,
За то увенчан красотой!"
Хвала, хвала тебе, о Щутовской!
Хвала, Герой!
Хвала, Герой!"

А. С. Пушкин ПСС т. 12 с. 295 - 297

Наедине с Лицеем начал я готовить свою арзамасскую речь. По заведённому обычаю нужно было кого-то отпевать. Но умер Державин, умерла и Беседа. Дело резко изменилось, Обдумывая свою погребальную речь я вдруг понял, что смерть это один исход жизни. Другим - является бессмертие. Почему бы не воспеть бессмертие? Вся моя беда состояла в том, что среди арзамасцев я один был мальчиком и произносить такую речь нужно деликатно, без личной претензии на бессмертие. Речь в стихах, как песню, написал на французском, но она не удовлетворила меня. Я её сложил в заветное место и забыл про неё. Вот её перевод:

Когда поэт в экстазе
Читает Вам свой стих,
Когда прозаик разик
Читав, вдруг сам утих,
Желая им успеха,
Мы засыпаем вдруг,
Тут всем нам не до смеха:
До встречи, милый друг!

Когда с своей красоткой
Пируешь средь друзей,
Пусть наша жизнь коротка,
Но счастье видишь в ней,
Довольный своей милкой
Поёшь вновь для подруг,
Поёшь друзьям, бутылкам:
До встречи, милый друг!

Но жизнь так скоротечна,
Всё уплывает вновь,
Как лёд уходит с речки,
Уходит и любовь,
Когда же нет надежды,
Исчез коль жизни круг,
Не скажешь ей, как прежде:
До встречи, милый друг!

Хоть каждый умирает,
Уходит на тот свет,
Не часто, но бывает,
Что кое - кто и нет,
Скелет, страшнее зверя,
Спасая нас от мук,
Стучит в другие двери:
До встречи, милый друг!

Спускаются с Парнаса,
Я всех Вас утомил,
О други Арзамаса,
Хоть мил Вам, хоть не мил,
Но мой напев крамольный,
Пустой, наверно, звук,
Прощай перо, довольно:
До встречи, милый друг!

А. С. Пушкин ПСС т. 1 с. 413

с. 221 ( фр) Вольный перевод Бордуков В. В.

ВЯЗЕМСКИЙ

Самый близкий мне Арзамасец - Вяземский. Познакомившись с ним в Лицее, я сразу же вступил с ним в переписку. Он приезжал в столицу из Москвы арзамасцам на подмогу как князь - гроза всех князей, размахивая сатирической палицей.

По бабушке швед, по матери ирландец, по деду и отцу - русский, Вяземский происходил из старинного княжеского рода Рюриковичей. Его отец познакомился с урождённой ирландской дворянкой О` рели во время своего заграничного странствия, увёз её от мужа - англичанина в Россию, добился для неё развода, обвенчался, превратил её в княгиню Екатерину Ивановну Вяземскую. Но мать Вяземского умерла, когда он был ребёнком, поэтому родственников со стороны матери он не знал.

Вяземский держался прямо, подчёркивая высокий рост и аристократическую осанку. Небольшие голубые глаза смотрели проницательно и настороженно.

Вяземский родился 12 июля 1792 года в Москве и вырос в обстановке привольного барского быта. Привычка держаться гордо и независимо шла от древних удельных князей. Отец поэта был человеком просвещённым, свободный от многих предрассудков людей своего круга. Отец, страстный поклонник Вольтера, дал сыну самое основательное и самое разностороннее воспитание. Ребёнка окружила целая толпа иноземных гувернёров и учителей. Частные уроки ему давали известные профессора Московского университета. Некоторое время он учился в столице в аристократических пансионах. Полностью осиротел на пятнадцатом году. Опекать Вяземского стал Карамзин, женатый на его старшей сводной сестре. Близость к Карамзину определила характер и направление умственных интересов молодого князя.

Он рано и близко сошёлся с Жуковским, Батюшковым, братьями Тургеневыми, братьями Пушкиными. Впрочем, литературой он занимался между делом и бездельем. Поэзия его более жила для славы, мало для отчизны. Отечественная война застала князя в двадцатилетнем возрасте. Вяземский был уже женат на княжне Вере Фёдоровне, урождённой Гагариной, и имел сына первенца. Он добровольно вступил в Московское дворянское ополчение, участвовал в Бородинском сражении и вёл себя настолько храбро, что под ним убили две лошади, получил орден святого Станислава 4-ой степени. Но война окончилась и Вяземский вернулся к своему привольному житью с утроенной силой, "прокипятив" в короткое время на картах полмиллиона. В кармане осталось одно Остафьево. Пришлось поступить на службу. На этом рубеже жизни мы и познакомились.

ЧААДАЕВ

Познакомившись с Чаадаевым у Бакуниной, встречался я с ним и в Софии у Карамзина. Карамзин ценил в нём не только человека редкостных способностей и знаний, но и внука своего предшественника - историка Щербатова, сподвижника Новикова, яростного оппозиционера Екатерины и защитника крепостного права. Послушать "Историю" он пришёл в форме корнета лейб-гвардии Гусарского полка с орденом Анны 4-ой степени и железным крестом на груди. По возрасту нас разделяло всего пять лет, но каких! Он принял боевое крещение под Бородино, на Березине, под Кульмом и Лейпцигом, побывал в Париже. Он блестяще знал четыре европейских языка. Но выделялся не этим. Ему явно от деда достался общественный темперамент и высокая нравственная возбудимость. Его появление в обществе производило эффект шпоры на благородную лошадь. Однако он был замкнут и скрытен. Его главной тайной были его мысли. Он не терпел контроля над своим поведением, отличался необыкновенной самостоятельностью и независимостью мышления.

Семья Карамзина в то лето проживала в Китайской деревне Александровского парка, а сам историк работал над страницами времён Иоана Грозного.

- Иван четвёртый любил показывать себя царём, но не в делах мудрого правления, а в наказаниях, и в необходимости прихоти,- сказал Карамзин;

- Никогда Россия не управлялась хуже,- неожиданно согласился Чаадаев,- Грозный своевольствовал, чтобы доказать свою независимость от вельмож, но всё более и более от них зависел, ибо не трудился в устроении царства.

Карамзину понравилась мысль Чаадаева и он её записал. Я с Чаадаевым бывал у Карамзина почти каждый вечер, сблизился и сдружился. Он стал единственным другом-властителем моих дум. Но быстро кончилось короткое северное лето. Чаадаев выбрал свою дорогу - перевёлся адьютантом к командиру гвардейского корпуса генерал-адьютанту Васильчикову, перебрался в столицу. Я и сам думал о военной службе, о чём писал дяде. Кстати, Чаадаев поведал мне необычную историю издания поэмы дяди "Опасный сосед", рождённую у меня на глазах и разошедшуюся в тысячах рукописных копий.

В 1814 году в Париже Коллегия иностранных дел снимала копии документов. Эту работу нельзя было доверить иностранцам. В числе приглашённых оказался барон Павел Львович Шиллинг фон Канштадт, рождённый в Ревеле, участник Отечественной войны. Работа эта требовала много времени, большого внимания и не исключала ошибок. Барону не хотелось попусту сидеть за письменным столом. Ему пришла в голову мысль - вместо снятия копий в ручную использовать литографию. Она была уже известна в Мюнхене. Об этом доложили Александру. Император приказал послать Шиллинга в Германию:

"Пусть он налитографирует что-нибудь по-русски и привезёт оригинал и с десяток копий, если это возможно, как он говорит. Бумагу пусть возьмёт с моими водяными знаками."

Шиллинг отправился в Мюнхен. Чтобы написать текст по-русски он пытался припомнить разные стихи, которые учил в кадетском корпусе, но ни одного не мог вспомнить вполне, кроме "Опасного соседа". Тогда он написал всю поэмку на четыре листа и сделал немногим более десяти копий. Исполнение задания было признано безукоризненным, а содержимое русского текста в Париже вызвало всеобщий смех. Для печати Шиллинг использовал бумагу с короной и монограммой " Ал 1". Такого издания повторить невозможно. Неожиданная судьба.

РАЕВСКИЙ

Чаадаев предложил:

"Заходите ко мне в свободную минуту. Поговорим, поспорим."

Гусары квартировали в Софии. Из сада дорога короткая - через Орловские ворота. Я воспользовался этим предложением и встретил там молоденького гусарского офицера богатырского сложения, с круглым детским лицом и едва заметными тёмными усиками. Чаадаев представил:

- Раевский! Пушкин!

- Раевский!? - переспросил я,- ужели из тех самих?

- Он самый. Младший из "отважных"!

Раевский на действительной службе в армии служил с десяти лет.

Участник сражения под Смоленском, под Бородино. Походами прошёл до Парижа. Знает несколько языков, прекрасно образован, любит музыку. Мы с ним подружились. Он удивительно мягко, со знанием дела, подметил слабые стороны моих "Воспоминаний:". На туалетном столике у Чаадаевых как бы случайно лежал журнал "Российский Музеум" за 1815 год, где и было опубликовано это стихотворение с моей фамилией. Оказалось: это семейство богато огранено отечественной Историей. Его мать Софья Александровна, урождённая Константинова - внучка великого Ломоносова. Единственная дочь Михаила Васильевича вышла замуж за библиотекаря Екатерины грека Алексеея Константинова. Сам же род Раевских - один из старейших. Дочь одного из первых известных по летописи представителей Раевских была бабкой великой московской княжны, жены Василия III Елены Глинской. Мать Петра I по материнской линии восходит к роду Раевских. Дед генерала участвовал в Полтавской битве. Отец генерала в одном из первых боёв русско-турецкой войны был ранен и умер в Яссах незадолго до рождения сына. Будущий генерал - отец моего знакомца, детство провёл в столице в доме деда по матери Николая Борисовича Самойлова, генерал прокурора времён Екатерины.

"Граф Самойлов получил Георгия на шею в чине полковника. Однажды во дворце государыня заметила его заслонённого толпою генералов и придворных.

Граф Александр Николаевич,- сказала она ему,- ваше место здесь впереди как на войне."

Точно такое же образование генерал стремился дать своим детям: двум сыновьям и четырём дочерям. Это семейство мне стало очень близким, судьбоносным.

А. С. Пушкин ПСС т.12 с. 170

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 4 weeks later...

Думай о людях всё самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибёшься. 
Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. 
С самого начала думай о них всё самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься. 
Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх того, еще молодо; 
презирай их самым вежливым образом: это — средство оградить себя от мелких предрассудков и мелких страстей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлении твоем в свет. 
Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит; особенно же остерегайся допускать ее в обращении с начальниками, как бы они ни были любезны с тобой. 
Они скоро бросают нас и рады унизить, когда мы меньше всего этого ожидаем. 
Не проявляй услужливости и обуздывай сердечное расположение, если оно будет тобой овладевать; люди этого не понимают и охотно принимают за угодливость, ибо всегда рады судить о других по себе. 

Никогда не принимай одолжений. Одолжение чаще всего — предательство. 
— Избегай покровительства, потому что это порабощает и унижает. 
Я хотел бы предостеречь тебя от обольщений дружбы, но у меня не хватает решимости ожесточить тебе душу в пору наиболее сладких иллюзий. 
То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершенно бесполезно. 
Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой обезьяны XVIII столетия. Что касается той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца желаю тебе обладать ею. 
Никогда не забывай умышленной обиды,— будь немногословен или вовсе смолчи и никогда не отвечай оскорблением на оскорбление. 
Если средства или обстоятельства не позволяют тебе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойным презрения. 
Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду; поверь, она не так ужасна, как кажется, и во всяком случае она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым. 
Правила, которые я тебе предлагаю, приобретены мною ценой горького опыта. Хорошо, если бы ты мог их усвоить, не будучи к тому вынужден. Они могут избавить тебя от дней тоски и бешенства. 
Когда–нибудь ты услышишь мою исповедь; она дорого будет стоить моему самолюбию, но меня это не остановит, если дело идет о счастии твоей жизни. 
Из письма Александра Пушкина (23 года) — брату Льву Пушкину (17 лет). 
Сентябрь 1822 года

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Бензин очень достойный труд, хоть я и не осилил. Для меня лично поэт N1 М.Ю. Лермонтов, но это ИМХО (а то меня некоторые обвиняют в ИМО :-) )

Шутка: Пушкин был настоящим репер - черный, рифмовал и был убит в перестрелке :-)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

 В нашей семьи   почитается  Г,Р,Державин, М,Ю,Лермонтов и конечно  Пушкин. Надо признать Лермонтов уступает Пушкину.)

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Бензин очень достойный труд, хоть я и не осилил. Для меня лично поэт N1 М.Ю. Лермонтов, но это ИМХО (а то меня некоторые обвиняют в ИМО :-) )

Шутка: Пушкин был настоящим репер - черный, рифмовал и был убит в перестрелке :-)

 Вы в курсе ,я не всё выставил. Так сказать,  выставил в существенном сокращении.

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Я тут кое что вспомнил опосля к нашему разговору, у М.Ю. есть и не одна матршиная поэма, так что догадываюсь что пласт гения очень глубок.

Вы ситаете что Л уступает П, а почему вы так считаете?

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Я тут кое что вспомнил опосля к нашему разговору, у М.Ю. есть и не одна матршиная поэма, так что догадываюсь что пласт гения очень глубок.

Вы ситаете что Л уступает П, а почему вы так считаете?

 Я не литературный критик и обосновать  профессионально будет сложно . Я  сужу по сложности слога, красоте слова , глубиной мысли, на сколько легко  уложены строки, как они читаются , на одном ли вдохе... 

Примерно такая разница, как между великим музыкантом  и великим композитором.

Изменено пользователем Benzin

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Сложность слога? Но ведь это стихи, видимо мне ближе эмоциональность по которой могласитесь деприсант Л выигрывает что ли... в нашем сравнении.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Сложность слога? Но ведь это стихи, видимо мне ближе эмоциональность по которой могласитесь деприсант Л выигрывает что ли... в нашем сравнении.

У Лермонтова стихи , слова , как с  юных уст сорвались.  У Пушкина стихи  "матёрого" знатока, он  их не сочиняет  - он пишет .

 Мнение любителей поэзии будет кстати.

Изменено пользователем Benzin

В жизни всё не так, как на самом деле. (Станислав Ежи Лец.)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Join the conversation

You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.

Гость
Ответить в тему...

×   Вы вставили отформатированное содержимое.   Удалить форматирование

  Only 75 emoji are allowed.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Your previous content has been restored.   Clear editor

×   You cannot paste images directly. Upload or insert images from URL.

Загрузка...
×
×
  • Создать...