Путешествие в Карабах...

[Вагиф]

ЛАЧИН

Лачинский коридор – полоса земли, соединяющая Нагорный Карабах и Армению. Эта территория не входила в состав Нагорно-Карабахской автономной области времен СССР. Во время войны здесь шли особенно жестокие бои. Сейчас граница между Арменией и самопровозглашенной Нагорно-Карабахской республикой – это обычный пост полиции. Солдат и пограничников нет. Нет даже шлагбаума.

Сам Лачин был заселен преимущественно азербайджанцами и курдами, но сейчас их там не осталось. В Лачине живет несколько сотен семей. Но всюду видны оставленные местными азербайджанцами, заброшенные, а то и разрушенные дома.

СТЕПАНАКЕРТ

В столицу непризнанной республики мы въехали ночью. Вокруг темные горы, затянутое тучами ночное небо без звезд. И вдруг после одного из поворотов открывается перед тобой где-то внизу, как будто в котловине, озеро городских огней. И за озером, вдалеке, опять ночная темень. На какой-то момент мне показалось, что там, в темноте, - плещется море…

Степанакерт встретил нас хорошо освещенными улицами и густым, почти тропическим звоном цикад.

Остановился я в небольшой частной гостинице. Как нас полушутливо предупредила принимающая сторона, ее в 1989 году посещали… инопланетяне. Были они высокими, больше двух метров, с удлиненными лицами и весьма симпатичными. Говорили на ломанном армянском. Впрочем, на то они и инопланетяне, чтобы разговаривать на любом языке. Но сам хозяин гостиницы Иосиф об этом случае рассказывать не любит. А любит он производить различные спиртные напитки. Имеет все необходимые для этого приспособления. Кстати, делает очень хорошее вино Изабеллу из урожая собственного виноградника, собственный коньяк, разные ликеры и даже гонит 26 сортов водок! Это кизиловая, барбарисовая, ежевичная, малиновая, можжевеловая, тутовая и куча еще других. Надо учесть, что это не различные настойки, а именно водка. В сезон созревания той или иной ягоды или фрукты Иосиф закупает необходимое количество ягод у крестьян и приступает к делу.

"Если я раньше просто гнал водку, то теперь решил ее производить таким образом, чтобы сохранялся аромат самого плода в напитке", - рассказывает он. Попробовал я из его ассортимента кизиловую. Нормально. Несмотря на 52 градуса, крепость почти не чувствуется. Понравился мне и его коньяк. Ароматный, с терпким привкусом дубовой бочки. Я удивился тому, что он сам свой же напиток не пьет. "Во время войны из разрушенного коньячного завода его народ ведрами носил. Так что в основном только его мы всем городом и пили", - объясняет Иосиф, - "Но с тех пор у меня выработалась какая-то аллергия, что ли, на коньяк. Не могу его пить".

Но, видимо, в Степанакерте выпить и отдохнуть народ любит. Центр города усыпан барами и ресторанчиками, словно булочка маком. Решив выпить пива в полдвенадцатого ночи, нам пришлось обойти несколько заведений в центральном парке, прежде чем для нас нашлось свободное место.

Мне рассказывали, что население Степанакерта увеличивается в несколько раз во время летних месяцев. Приезжают сюда отдыхать представители диаспоры из ближнего и дальнего зарубежья, едут автобусы с туристами из Армении. Видимо, потому летом Степанакерт производит впечатление курортного города.

Небо над дворами многоэтажек расцвечено всеми цветами радуги. От балкона к балкону, от балкона к столбу, на протянутые на разной высоте между корпусами веревки нанизаны разноцветные карнавальные флажки самого разного размера и формы. Именно такое ощущение создается издалека. На самом деле таким образом карабахцы сушат белье. Предметы мужского и женского туалета колышет ветер. Их сменяют солидные, словно знамена неведомой армии, простыни. А розово-голубые распашонки, штанишки и пеленки продолжают в воздухе игры своих маленьких отдыхающих хозяев…

Другая характерная особенность степанакертских балконов – установленный на шарнире металлический прут, к концу которого прикреплен мангал. Таким вот образом жители местных многоэтажек вполне могут попотчевать гостя дымящимся шашлычком не выходя из дому.

Кафе "Нико". Местная достопримечательность. Сюда приводят гостей если не посидеть за чашечкой кофе, то хотя бы показать им это место. В свое время именно отсюда планировалось совершить покушение на президента непризнанной республики Аркадия Гукасяна. Считается, что заговор был раскрыт. Одним из организаторов был назван главнокомандующий Самвел Бабаян. Его арестовали. Правда, в прошлом году он был помилован.

Об этом человеке в Карабахе ходит много легенд. И очень сложно определить, что здесь вымысел, а что правда. Так, например, мне не раз говорили, что восстановление разрушенного войной Степанакерта и местных дорог – именно его заслуга.

Впрочем, по мнению многих карабахцев, главнокомандующий поплатился свободой вовсе не из-за подготовки "вовремя раскрытого" теракта. Рассказывают, что якобы на одном из заседаний правительства он произнес роковую фразу: "Настоящий президент Карабаха – это я"…

ДОРОГИ

Наверное, о них стоит сказать отдельно. Отрезок пути от границы с Арменией (Лачинский коридор) до Степанакерта, сама столица непризнанной республики, дорога до города Шуши – в идеальном порядке. Гладкая, ровная дорога. Небольшие подпорченые участки асфальта уже готовятся к ремонту. Кстати, сами карабахцы весьма гордятся своими дорогами, утверждая, что они у них самые лучшие на всем Кавказе.

Кстати, как и в Армении, абсолютное большинство машин здесь - российского производства. Лидируют "шестерки" и "Нивы".

СТРОИТЕЛЬСТВО

В Степанакерте полным ходом идет строительство. Мне показывали и отдельные пятачки в городе, и отдельные районы где строятся или будут строиться небольшие 2-3-этажные дома для "новых карабахцев". Недавно был сдан в эксплуатацию многоэтажный дом, построенный на зарубежные инвестиции. Строятся новые магазинчики и кафе, по всему городу приводятся в порядок тротуары.

В центре столицы половина центральной площади, на которой высится здание местного парламента – в строительных лесах. Как мне рассказывали, это швейцарская фирма "Франк Мюллер" инвестировала деньги в строительство здесь зданий банка, бизнес-центра и гостиницы. Да и вообще, как мне показалось, эта фирма скупила половину Степанакерта. Куда не ткнешь пальцем в новостройку, тебе отвечают, что это "Франк Мюллер" что-то строит.

Конечно, из всего сказанного может показаться, что в Степанакерте наступил строительный бум и через пару лет город изменится до неузнаваемости. Не берусь утверждать. Ясно одно. В городе практически не осталось явно видимых следов войны и проходивших здесь жестоких боев. Иногда можно заметить застроенную брешь от артиллерийского снаряда в стене многоэтажного дома или цепочку выбоин от пуль автомата. Один раз, проезжая по городу на машине, я заметил старые металлические ворота где-то в центре города, испещренные выстрелами. Кованный металл, словно кадр фотопленки, сохранил в рваных дырах на своем теле страшные отпечатки войны.

Кстати, в городе хватает и заброшенных зданий. Но большей частью это неработающие производственные помещения.

На окраинах Степанакерта, наверное, как и всюду, и дороги похуже, и дома пообшарпанее. Проходя мимо резиденции президента самопровозглашенной республики, и обойдя ее, я отправился пешком дальше. Длинная и высокая стена долго не кончалась. Я удивился обширности президентских владений. "Да нет же, - объяснили мне, - это уже воинская часть началась".

Дойдя наконец до конца стены, я увидел склон противоположной горы. Уже начинало смеркаться, и в вечернем, как будто туманном и жарком воздухе полуразрушенные дома на той стороне как-то подавляли своим непонятным холодом. Разбросанные по склону, они выглядели частью неведомого механизма, детали которого уже отправлены на свалку. Да и сам механизм заработает ли?

Там, на той стороне раньше жили азербайджанцы. Мне никто не смог сказать, погибли ли они во время войны или просто бежали от нее. Наверное, и то, и другое. Но в этих домах сейчас никто не живет.

АРМИЯ

Первое знакомство с Карабахской армией состоялось… в местном министерстве обороны, куда нас привезли на встречу с министром этого ведомства. Один из организоторов встречи заранее предупредил: "Можете задавать любые вопросы, кроме одного – откуда у Карабаха оружие…"

Солдаты во дворе министрества были одеты в новенькую камуфляжную форму и шнурованные ботинки. В глаза бросалась подтянутость служивых. Причем не только на этом объекте. В самом городе встречались солдаты. Их внешний вид также говорил о строгой военной дисциплине. Впрочем, большинство офицеров отличались от солдат лишь возрастом и погонами.

На одном из зданий красовался громадный плакат, напомнивший мне военные плакаты периода СССР. Один из местных жителей, Армен, с гордостью рассказывал мне, что "дисциплина в нашей армии такая же строгая, как была в Советском Союзе". Потом он вздохнул и продолжил: "Жаль только военный дух уже не тот, что был во время войны…"

ШУША

Абсолютно противоположное после Степанакерта впечатление. Гладкий горный серпантин дороги уносится выше в горы. Поворот в Шушу.

После нескольких десятков метров машина оказывается на такой раздолбанной дороге, что приходится держаться, чтобы не вылететь из кресла. Остатки асфальта кое-где вздыблены, кое-где дорога засыпана гравием и просто землей. Видимо, засыпали воронку от снаряда. Во многих местах на старом асфальте отчетливо видны отпечатки гусениц танка.

Город так и не оправился от последствий прошедшей войны. В Шуше сейчас разрушенных и заброшенных зданий больше, нежели заселенных. Впрочем, заселеннные строения находятся далеко не в лучшем состоянии.

Частные дома с характерными азербайджанскими элементами постройки разрушены. Обвалившиеся крыши, обрушенные стены, в каменных заборах – бреши от попаданий снарядов. Из выбитых взрывами окон и дверей свисают длинными плетьми кусты дикой ежевики. Покореженные взрывами железные ворота висят на одной петле или валяются во дворах. Иногда на воротах видна полустершаяся надпись на русском "ЗАНЯТА"…

В центре Шуши возвышаются башни старой азербайджанской мечети. Сквозь пробитую снарядом крышу минарета проглядывает солнце. В самой мечети, наверное, когда-то бушевал пожар – стены и колоны обуглены. Снаружи, перед входом висит табличка с надписью на армянском языке о том, что это "охраняемый государством памятник архитектуры".

Сейчас мечеть не работает, но ее часто посещают иранцы-дальнобойщики и бизнесмены, приезжающие по делам в Нагорный Карабах. Вот и сейчас из нее выходит молодой иранец с маленьким сынишкой и со двора что-то рассказывает тому, указывая пальцем на испещренные пулями кирпичные стены минарета.

В скором времени мечеть собираются ремонтировать и, как мне рассказал один из местных жителей Арарат, на деньги иранцев.

Отойдя на небольшое расстояние от мечети, я стал ее фотографировать, когда почувствовал, что меня кто-то тянет сзади за рубашку. Обернувшись, я увидел оборванного мальчишку лет 8-10. Он что-то быстро говорил по-армянски. От предложенной жвачки пацан не отказался, но продолжал что-то настойчиво твердить.

- Я не понимаю по-армянски, - развел я руками.

- Пох! - громко и отчетливо, словно объясняя недотепе, произнес он. – Деньги давай! Хлеб купить! Кушать!

- У меня нет драмов, - стал оправдываться я. - Только грузинский лари.

- Давай лари! Все давай! Доллар! Все деньги! – не растерялся маленький попрошайка и указал пальцем в сторону стоявшей рядом группы, - Друзья говорить, тоже деньги давай! Хлеб кушать…

Мальчуган, истощив свой запас русских слов, опять перешел на армянский, всем своим видом показывая, что ему нужны любые деньги. И именно на хлеб…

Действительно, Степанакерт и Шуша, - небо и земля на расстоянии двадцати километров друг от друга. Жизнь, бьющая ключом в столице. И продолжающаяся вот уже больше десяти лет агония когда-то цветущего города. Редкие группки стариков и старух, сидящих в придорожной пыли, потухшими взглядами провожали нашу машину. Иногда попадались дети, воюющие палками с колючками и травой. Покидать город было еще тяжелее, чем въезжать в него. Тяжелая аура застывшей трагедии, казалось, законсервировала все в этом городе. Она отпечаталась на стенах домов и в лицах стариков, витала в воздухе. И даже жаркие лучи солнца не могли уничтожить странного могильного холода, которым веяло из полутемных помещений полуразрушенных зданий…

Экскурсия в Шушинскую тюрьму. Судя по программам встреч разных делегаций, это мероприятие уже стало своего рода традицией.

Тюрьма расположена на территории старой крепости, построенной в конце XIX века. Под стать крепости и тюрьма. Внутри – длинные и сумрачные коридоры со сводчатыми потолками, толстые стены, куда-то вниз ведут крутые ступеньки. Там темно и веет сыростью. "Там, наверное, тюремные казематы?", - спрашиваю я у офицера. "Нет, просто подвал", - отвечает он.

Нам показывают небольшую камеру, в которой во время войны содержались пленные азербайджанцы. Пять двухэтажных пар тюремных нар, небольшой столик, параша. Под потолком – узкие бойницы окон, забранных металическими прутами. На стенах видны следы аккуратно сбитых надписей бывших узников.

Я достаю фотоаппарат. "Нет-нет", - протягивает ко мне руку надсмотрщик. Его ладонь величиной с небольшой тазик прикрывает объектив камеры, - "Только с разрешения начальника тюрьмы!" К моему удивлению, начальник "добро" не дает, несмотря на то, что камера для заключенных сейчас пустует. Не разрешает он снимать и коридор, и передний фасад самого здания – "Я сам покажу, что и где можно фотографировать".

Обходим здание с другой стороны. Начальник кивает мне – снимай, если хочешь. Поднимаемся на второй этаж. Для посетителей уже приготовлена камера для осмотра. Высокий сводчатый выбеленный потолок, с которого свисают две небольшие люстры, кажущиеся здесь лишними. На окнах веселенькие розовые занавески. На стене – икона, над которой отсчитывают долгие тюремные секунды и минуты новенькие часы. Нары сияют свежей краской и чистотой. Начальник тюрьмы опять делает широкий жест рукой – снимай, мол, это можно!

Комната отдыха оформлена чуть побогаче. Цветной телевизор и аквариум с рыбками в углу, мягкие диваны и кресла. Вдоль стен стоят сами зеки. Но увидев наведенный на них объектив, как по команде, отворачиваются.

Я делаю несколько кадров, мы выходим во двор, я снимаю еще. Подходит начальник тюрьмы и подозрительно спрашивает: "Не слишком ли много снимаешь?" "Я же снимаю там, где можно!", - удивляюсь я. Начальник тюрьмы неудовлетворен ответом и подходит к руководителю нашей группы. Что-то спрашивает того по-армянски, кивая в мою сторону. Из его речи улавливаю знакомое слово "Врастан" (Грузия). Получив ответ, начальник уже без подозрительности, но с укоризной бросает взгляд в мою сторону и отходит.

АГДАМ

Это не город. Это кошмарный памятник безумию войны.

Иногда Агдам называют городом-призраком. Иногда – кавказской Хиросимой…

Город разрушен полностью. Редкие развалины приспособили под жилье бомжи. Между остатками стен и кустами одичавшего граната я заметил брошенный во время войны танк. Из торчащего дула выглядывала ящерица. Но даже будучи в нерабочем состоянии, боевая машина как будто продолжала стоять на своем посту…

Вдоль дороги, ведущей в Агдам, попадаются выставленные на продажу местными "предпринимателями" арматура, кирпичи, блоки, трубы. Все – second hand, добытый на месте. Сама дорога по обе стороны украшена надписями, предупреждающими о том, что территория вокруг заминирована.

Летом "население" Агдама немного увеличивается за счет сезонных гостей, выращивающих здесь овощи и фрукты.

Вообще, в Агдаме создается впечатление, что находишься в каком-то нереальном мире, в котором больше не осталось и следа homo sapiens. Все вымерли…

Дополнительной декорацией к этому ощущению служит и старое, давно заброшенное мусульманское кладбище, посреди которого одиноко стоит пробитый снарядом склеп. Кладбище огорожено местами проржавевшей и прорванной металлической сеткой. На криво висящей табличке – череп и полустертые слова "Осторожно, мины!"

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Я сознательно не стал касаться в этом материале внутри- и внешнеполитических, проблемных сторон жизни самопровозглашенной республики. Я просто постарался посмотреть на жизнь в так называемой "конфликтной зоне" без пристрастия, со стороны.

Надеюсь, что мне это удалось.

Ираклий Чихладзе специально для "Нового Региона"

Тбилиси - Нагорный Карабах - Тбилиси

http://nregion.com/txt.php?i=881