Roxie Hart
-
Публикации
33 -
Зарегистрирован
-
Посещение
Сообщения, опубликованные пользователем Roxie Hart
-
-
Ой, ну не прибедняйтесь, уважаемый, не прибедняйтесь. Пастухи, чобаны....не про Вас это, милейший
-
BirDene
Я весьма благодарна за столь захватывающий пост и за блестящее пояснение к моим скромным достижениям, но всё же, позвольте заметить, что хотелось бы больше слышать литер. критики.
Нежная - огромное спасибо.
-
Ты сказал,что тебе нравятся ведьмы…
Мне нужно стать ведьмой.Может быть,тогда ты будешь моим…Ведь ты мне так нужен!И ты должен быть только моим…
…Ты сказал,что у тебя нет своего мира…Не нужно.Я его придумаю.Я его придумаю и заполню собою.Тебе будет хорошо в нём,я обещаю.Ведь я ведьма…Я должна чаще повторять это,чтоб поверить самой,а потом убедить в этом тебя.
…Посмотри,какой сегодня ветер…
Это день моего посвящения
.И душа…Душа,сжавшись в комок,окунается в какое-то варево.Скоро…Подожди немного,я скоро…
Ты думаешь,что всё ещё впереди?Нет.Остановилось.Время остановилось.Жизнь остановилась…Знаешь,иногда мысли могут останавливать жизнь.И она застывает на одном промежутке между сегодня и завтра…
…Посмотри,какой сегодня ветер…
Это день моего рождения.Моего второго раждения…
А ты думал,что у нас с тобю разное завтра…Но я скоро стану ведьмой и уйду с тобой в твоё завтра…Скоро оно наступит…
Я знаю,ты думаешь,что я сумасшедшая.Это не так.Мы просто по-разному реагируем на жизнь.Но скоро я буду рядом.
…Ты говорил,что тебе нравятся ведьмы…
Значит,я стану ведьмой.
Почему ты так рвёшься к людям?Почему стараешься жить так,как уже жили до тебя и будут жить после?Посмотри…Посмотри!У меня получается!
…Небо…А я и не знала,что оно такое.А люди думают,что оно голубое днём и чёрное ночью.Глупые люди…
Почему так хочется кричать?Нет,уже не плакать,а только кричать.Плакать…Такое ощущение,что мне знакомо это слово…Вот только не помню его значения…
…Она поднялась…Моя душа…Кому-то она достанется..?Нет,люди,не нужно!Не пускайте её к себе!Не надо…Пусть она одна…Одна…Ходит,плачет,скулит под проливным дождём…
Вспомнила!Плакать-это скулить.Ведь я почти уже ведьма…И ты будешь моим,отому что ты нужен мне.
Ночь для меня никогда не закончится.Я отдала тебе утро и день.Они пока тебе нужнее.Пока…Но ничего,уже совсем вкоро…
Знаешь,когда я поняла,что смогу стать ведьмой?Когда перестала видеть сны.Сны,в которых был ты.И изредка дождь.Потом ты и дождь.А потом только дождь…Холодный дождь,который я обрушиваю на тебя.И ты бежишь от него…от меня…А я подкупила тучи.Ведь я же ведьма…
Ты получил,что хотел.
А ведь я раньше любила дождь.И он меня любил.Мне никогда и ни с кем не было так хорошо,как с ним…
Я была лужей-и он наполнял меня…Он был морем-и я окуналась в него…Дождь…Я так любила дождь…
А знаешь,как интересно играть с дождём в прятки?
А как он ревновал меня ко всем?Обрушивался со страшной силой,заставляя прикрывать лицо и бежать скорее домой,натянув на голову капюшон…
А как он ласкал и утешал меня,смешивая свои слёзы с моими на лице моём…
А я его предала…Потому что тебе нравятся ведьмы…
…Посмотри,какой сегодня ветер…
…Пойдём…Ты не узнал меня?Это я…Только уже ведьма…
…Я ведьма…И я уже не уйду с тобою в твой мир-я заберу тебя в свой.И это не второй мой день рождения.Я родилась только сейчас…
Я ведьма…
И ты уже не нужен мне,но ты будешь моим…Потому что я ведьма.
Тебе нравятся ведьмы?
-
Знаешь,а ведь ты меня вчера обидел…
Какое интересное лицо…Я думаю,ты помнишь нашу встречу.Тесный низкий подвал кафе,люди…И твоё лицо…
…Странно,а ведь я даже не была влюблена в тебя.
Ничего не говори сейчас.Я всё знаю…Я знаю,что всё пройдёт.Всё…Пройдёт…Хм…А разве что-то было?Было…Не было…Разве?
…Знаешь,а ведь я даже не была влюблена в тебя.
А ты меня обидел.Ведь я ничего не просила,ничего не ждала.Мне просто было хорошо с тобою.
Сколько у нас было встреч?Три?Четыре?Да-ааа…
Знаешь,а ведь я всё помню…
…А помнишь..?
Интересно,а что помнишь ты?Да и помнишь ли..?Ведь я даже не была влюблена в тебя…
Посмотри,какие мы разные…Ты не любишь кофе,а любишь чай.А я ужасно много пью кофе…Думаю –и улыбаюсь…Вспоминаю…
Ты как-то сказал,что я тебя не понимаю,а я всё не могла прокричать тебе,что я всё понимаю!Хотя даже не была влюблена в тебя…
Хорошо,что мы познакомились не летом…
Почему мы познакомились не летом?Солнце мне сейчас очень нужно…Ты же помнишь,что я ужасно не люблю холод.Ты помнишь…А теперь ещё и этот холод внутри…
…А ведь я даже не была влюблена в тебя…
Нет,всё-таки хорошо,что мы познакомились не летом.Я хочу забыть зиму.Она не должна воровать у меня лето.
А я всё равно забуду тебя.Забуду,что ты не любишь кофе,а любишь чай.Без сахара…Я даже забуду день твоего рождения.Я всё забуду,я сильная…
Я больше не вздрогну,завидев тебя ещё издали.Не вздрогну…Потому что ты не придёшь.
Не будут дрожать руки,когда на экране телефона увижу твоё имя.Не будут дрожать руки…Ведь ты никогда не позвонишь…
И никогда больше не будет той сумасшедшей ночи.Такой короткой…Очень короткой…Ночи,которой хватило всего лишь на одну контурную карту.Последней ночи…Последнего звонка…
…Звонка последней ночи…Ночи последнего звонка…
…А я ведь даже не была влюблена в тебя…
Ты сказал,что не умеешь любить.И что тебя легче ненавидеть,чем испытывать к тебе чувство.Но я ведь даже не была влюблена в тебя…
Ты сказал…Ты сказал,что я удивительная.Сказал…Сказал и ушёл…
…Тебя любить нельзя..Любить…тебя…нельзя…Странная фраза какая-то:как ни переставляй слова-всё равно нельзя.Тебя.Любить.
…Ты меня вчера обидел…
…Знаешь…А ведь я была влюблена в тебя.
-
Зато моё. Я помещу это заново, но под собой, если не возражаете. В любом случае, спасибо Вам за публикацию, и за то, что не в пример многим, не присвоили его себе. Я не понимаю, отчего именно это моё произведение пользуется такой большой популярностью у плагиатчиков ( Вас я не имею ввиду )
-
Спасиб, Фатима. Большое спасибо.
-
Хорошо стало на бульваре после частичной его реконструкции : скамейки в порядке, аллеи все ровно выложены асфальтом, цветники разбиты, фонтаны – глаз радуется. Так бы и сидела здесь эта пожилая женщина – на одной из скамеек многочисленных, устремив взгляд в море…
Тяжёлый сегодня день был. Вся эта волокита, связанная с квартирой, уже порядком всем надоела. Но другого выхода не было, не оформляли пенсию без прописки. Недавно переехала она к дочери после смерти сына. Хоть и хорошая невестка, но всё равно она ей чужой человек. Да и своя мать у той болеет. Понимать же надо. А начальник ЖЭКа оказался очень порядочным человеком. Сколько упрашивала она его секретаршу пропустить к нему, та - ни в какую. И судя по всему, так громко она возмущалась, что начальник сам вышел в приёмную. И ведь принял. Без очереди. И со справками не тянул. Всё, что было нужно – всё подписал. Думала, позже освободиться. Но хорошо всё сложилось. И вот теперь можно посидеть на бульваре. Она уж и притулилась на краешке: народу много, скамеек не хватает.
А сидеть тут хорошо. Особенно для сердца в таком воздухе. 84 уже…
Странный какой…В который раз уже весь бульвар обходит. И не молодой. Молодец, держит форму.
Мужчина тем временем, не найдя пустой скамейке, присел ближнюю, где сидела одинокая старушка. Наверное, сейчас ни один из них и не вспомнит, как завязался разговор. Да и длился – то он совсем ничего, пока…
Что – то в голосе этой женщины заставляло ворошить память. Он слышал уже этот голос! Но где и когда? А женщина тем временем всё рассказывала о своих походах в многочисленные инстанции. О ком это она? А, о каком – то начальнике ЖЭКа.
- Он оказался на редкость добрым и чутким человеком! – тут голос её дрогнул, и она замолчала.
«Не может быть.…Так не бывает. Столько лет прошло!»
А женщина, овладев собой, вновь стала что-то захватывающе рассказывать.
- Простите, - прервал он её, - вы меня не узнали?
- Нет…Не припоминаю…Может, учились у меня в школе? – неуверенно произнесла женщина.
- Нет. Я не учился у Вас. Но убеждён, что не ошибаюсь: мы с вами очень давно знакомы, лет, наверное, шестьдесят…
Женщина внимательно посмотрела на него. Да, кажется, этого человека она видит не впервые. Особенно знакомым был его взгляд…Вдруг она вспомнила. Такие же печальные глаза были у мальчика той незабываемой летней ночью 1943 года.
- Гусейн?! – вскрикнула она.
- Гусейн, - спокойно ответил мужчина. И, почувствовав, что она хочет что-то спросить, продолжил сам. – В ту самую ночь я не вернулся домой, пошёл к бабушке и навсегда остался там…А потом…потом всё было обыкновенно: я учился, служил в армии, снова учился, работал. Сейчас на пенсии.
- А твоя мать, Гусейн? – пытливо спросила женщина.
- Она скончалась девять лет назад.
- Ты с ней общался?
Гусейн отрицательно покачал головой.
- Нет. Никогда.
Да, та ночь…страшная ночь… - задумалась женщина.
…Лето 1943 года. Здесь, в тылу, было относительно спокойно. Только ночами город погружался в кромешную тьму. Окна наглухо задёргивались чёрными шторами, уличные фонари не горели.
В то время она училась на курсах медсестёр. Однажды пришло сообщение, что в Баку прибывает с фронта эшелон раненых. Медсестёр разделили на две группы : одна из них должна была встретить эшелон на станции, другая – подготовить госпиталь к приёму. Она попала в группу встречающих.
Из сумерек медленно выплыл длинный состав, на подножках вагонов стояли медсёстры и военврачи. Тяжело дрогнув, состав с красными крестами остановился.
- Сестра, подойдите сюда!
Обернувшись, она заметила женщину в военной форме и пилотке. Военврач ввела её в вагон и , указав на раненого , сказала :
- Посидите с ним, пока я не приду. Его надо немедленно госпитализировать, нужна срочная операция…Не беспокойте его разговорами.
Военврач ушла. Она осталась в пустом вагоне – всех раненых уже вынесли. Тусклая лампочка едва светила под потолком. Раненый лежал на нижней полке и, казалось, дремал. Лицо его было сильно исхудавшим и бледным.
Она нагнулась, взяла его за руку. Раненый открыл глаза, большие, печальные, чёрные. Спросил, едва слышно :
- Где мы?
- В Баку, не волнуйтесь.
Он помолчал, потом, собравшись с силами, проговорил:
- Сестра…послушайте. У меня здесь дом, жена, сын. Если можно…найдите их.
Он назвал улицу, номер дома, имя жены. Звали её Эльмирой.
Что же делать? Ждать военврача? Но раненый, без сомнения, угасал… И девушка побежала по гулким безлюдным улицам затемнённого города.
Наконец, она нашла этот дом. Как же теперь объяснить этим несчастным людям, что человек, которого они ждут, здесь, что он тяжело ранен, и, возможно, умрёт, так и не дожив до утра?
Двор был тесный и тёмный. Все окна распахнуты настежь. Кое – где угадывался слабый свет. Отыскав нужную дверь, она постучалась.
- Кто там?
- Откройте, у меня важные вести.
Дверь открылась, и женский голос торопливо бросил:
- Заходите скорее! Светомаскировка…
Она вошла в большую комнату, разделённую надвое занавеской. Перед ней в длинной ночной рубашке стояла миловидная женщина с круглым белым лицом и чёрными, распущенными по плечам волосами. Она зевнула, прикрыв рот ладонью, и равнодушно спросила:
- Что случилось?
- Вы – Эльмира Гасанова?
- Да, я.
- Скорее собирайтесь. С эшелоном раненых прибыл Ваш муж. Он дал мне адрес. Просил найти…Сейчас дорога каждая минута, не теряйте времени, собирайтесь, я Вас отведу.
Она хотела, было, прибавить, что положение тяжёлое, но запнулась…
Эльмира, слегка побледнев, изумлённо раскрыла глаза, будто хотела сказать: «Приехал? С фронта? Не может быть? Этого не бывает!» В недоумении пожав плечами, она обернулась к занавеске?
- Муслим, ты слышишь? Он вернулся. Раненый…
Из – за занавески быстро вышел Муслим, крепкий мужчина средних лет.
Ей сначала показалось, что это брат Эльмиры. И потому она повторила свой рассказ. На этот раз она уже не скрывала, что состояние раненого тяжёлое, что он хочет видеть жену.
Потом она почувствовала неладное и безотчётно пустила в ход довод,после которого Эльмира должна была бросить всё и бежать к умирающему.
Но ничего подобного не произошло. Напротив, её признание лишь окончательно подтвердило правильность догадки.
- Вы понимаете, он в тяжёлом состоянии, он…
Муслим повысил голос:
- Понимаем, понимаем. Конечно, понимаем. Зачем Вы пришли, испугали женщину? Она не может пойти. Сейчас ночь, и вообще… Оставьте нас в покое.
Позади раздался шорох, она обернулась. В углу комнаты торопливо одевался мальчик лет восьми – девяти.
- Ребёнка разбудили! – зло посмотрела на неё Эльмира. Потом, притягивая к себе мальчика, направившегося к двери, ласково спросила:
- Куда ты, сынок?
Мальчик вырвался:
- На кухню, пить хочу.
Когда мальчик вышел за дверь, девушка снова обернулась к Эльмире и сказала упавшим голосом:
- Что же я скажу Вашему мужу?
Эльмира вздохнула:
- Откуда я знаю? Ну, сама подумай, с чем я к нему пойду? И потом – он всё равно умрёт. Я так и думала, что больше не увижу его. А жить – то надо!
Медсестра посмотрела на молодую женщину с беспредельным изумлением. С таким она ещё в своей жизни не встречалась. Здесь нельзя было даже возмутиться! Всё равно ничего не поймут! Она вышла, хлопнув дверью, и неожиданно для самой себя заплакала.
В слезах она бежала к вокзалу. Что же всё – таки сказать ему? Вдруг за спиной она услышала детский голос:
- Подождите, тётя! Подождите меня!
Кто – то шлёпал босыми ногами по асфальту, торопливо догоняя её. Она оглянулась. При свете луны увидела, что за ней бежит мальчик. Узнала его – это был тот мальчик, который вышел из комнаты напиться. Он подбежал и ухватился за руку медсестры.
- Ты что? – спросила девушка?
Мальчик произнёс, задыхаясь:
- Тот раненый – мой отец…мой настоящий отец! Пожалуйста, отведите меня к нему…Не беспокойтесь, тётя, я ничего ему не скажу.
…На перроне было пустынно. Пока она оправдывалась перед начальником эшелона и военврачом, мальчик проскользнул в вагон. Когда хирург и военврач поднялись к раненому, Гусейн сидел на краешке полки, держа отца за руку. Лицо бойца было как будто озарено светом, на губах его застыла улыбка.
-
Хорошо написано. Интересно, несмотря на немногословность.
-
http://www.odess.ssage.com/arhiv/2004/ma...az26/index.php3
Странные события! Под одним ником сразу столько авторов! Просто потрясающе!
-
http://odess.ssage.svitonline.com/arhiv/...ry86/index.php3
Уау...так это ты? Тогда ты меня должна была бы сразу узнать. Но что-то кажется мне....
-
очень даже нравится..
только согласна с НеВечной..с полными именами было бы чуть лучше..имхо..)
Это реальная история. Поэтому я не написала имена. Настоящие не хотела, а вымышленные....не знаю. Лучше так, ИМХО. Спасибо Вам.
-
мне понравилось..
правда чуть-чуть сложно читать про сон....но наверно про сон и должно быть трудно...это ведь сон...
Спасибо, Непредсказуемая. Да, многие мои рассказы, говорят, трудно читать. Что ж...значит, и не такая уж чисто женская проза у меня
-
Спасибки Вам.
-
Спасибо, родная. А всё ты, всё ты
Это ты меня везде пиаришь -
Спасибо Не вечная. Очень приятно мне.
-
Уау! Про чуречки? Уже написала, вроде понравилось всем
Теперь вот своё любимое выбросила, "Рисунок..." -
Рисунок, сделанный карандашом.
В течении последних трёх месяцев Р. Несколько раз просыпался от одного и того же сна- ему снился высокий окулист в накрахмаленной шапочке. Лица его он не помнил ,вернее, не смог увидеть. Увидел только высокую фигуру, шагнувшую ему навстречу… и пока окулист промывал ему глаза, неприятно выворачивая веки, думал о том, что очень похожа на аккуратный белый сугроб шапочка врача. Точно такой сугроб возникал над глиняным вазоном ночной красавицы у него за окном. Это был его любимый цветок, он называл его аксаковским, и картину с него написал- её купила подруга Элины…
Он не хотел её продавать, просто взял и подарил, узнав, что картина ей нравится, но ему передали деньги через знакомых.
Никогда не хотелось продавать свои любимые картины. Представлялось страшным, что можно продать портрет Эллины. Он остался у него неприкосновенным, даже после того, как Элина ушла от него к М.
М. гремел тогда, к нему приходили самые красивые натурщицы, но только на Элину он смотрел так, что казалось- теплеет вокруг от горячей синевы его зрачков. Наверное, Р. не мог так смотреть, а Элина, наверное, была не из тех, кто видит взгляды сердца.
Итак, она ушла к М. вскоре после того как Р. начал её портрет. Он писал её весёлой, всю в россыпях солнца, а потом как-то приглушались блики, стали голубоватыми, и, Элина выходила с полотна, протянув к нему руки, грустная, такая, какой он её не знал. Это была его грусть, но этого никто не замечал. Все говорили, что портрет удивительно похож.
Даже Эллина однажды забежала посмотреть – она была какой-то новой, сверкающей, как будто успех М. коснулся её лучом – да так и остался светить.
Р. Стало больно от этого света, он даже привычно коснулся руками висков… Когда уставали глаза, это прикосновение помогало…
Глаза! Глаза! Если бы в тот хмурый вторник окулист с сугробом на голове правильно поставил диагноз, всё было бы в порядке. Но окулист ошибся. Его стерильные руки, пахнущие мылом, ловко провели профилактическую процедуру…А нужна была не процедура, нужно было несколько капелек атропина, чтоб расширить болезненно суженные зрачки.
Несколько дней окулист проводил профилактические меры, но когда от них стало только хуже и белки налились кровью, окулист направил его в больницу; оказалось, что время упущено. Лечение сняло острый воспалительный процесс, но всё вокруг подёрнулось пыльным туманом. Он не исчезал ни ночью, ни днём, ни в солнце, ни в ветер. Теперь он уже не видел рук Элины, выходящей с полотна, не видел её глаз. Просто силуэт… Иногда в тумане ему казалось, что вот-вот она выйдет к нему и тогда он увидит её глаза, близко-близко, как когда-то. Но этого, конечно, не случилось.
Р. Полюбил сны. В них не было ни тумана, ни пыли. Они были чёткими, иногда цветными.
В них он видел себя и Элину на зелёном берегу реки, куда они ездили однажды. Аромат стройных сосен кружил голову, а Элина вся была такая красочная, светлая, что даже он, мастер красок, не смог бы их повторить…
Он снова видел закат, - этот огромный солнечный апельсин, уплывающий куда-то за тёмные очертания леса. Ещё миг – и лес словно обдаст сквозняком этого света, а потом наступят сумерки и тихо зазвенят холодным серебром речные волны.
Наяву краски постепенно исчезали. Р. Смотрел на небо и по солнечному теплу понимал, что оно должно быть сейчас светлым, блестящим, похожим на атлас, и что западнее можно перехватить взглядом облако, похожее на большой одуванчик.
Когда-то, в детстве, он срывал такие одуванчики в поле; от дуновения они рассыпались на десятки прозрачных парашютиков… Но этого он не видел. Хотелось в отчаянии замахать руками и прогнать серую пыль…
Он помнил цвета своих красок, безошибочно кисть его касалась синих и зелёных тонов, но оттенки не подчинялись ему – над ними тоже была пыль; с каждым днём естественность оттенков давалась ему труднее и труднее.
По субботам прибегал друг, смотрел на множество начатых рамок - и молчал. А однажды взял кисть, пытаясь что-то подправить… И тогда впервые за всё время Р. Стало по настоящему страшно. Он понял, что не сможет рисовать.
Часто приходили и другие, но Р. стало невмоготу среди них. Его постоянно преследовала мысль, что его жалеют, что пришли выразить ему сочувствие. Он начал исчезать из дому на целые дни и возвращался лишь ночью, мечтая о ясных снах, где всё было красивым и манящим, как на хороших картинах.
Сегодня к утру его разбудил сон с высоким окулистом. Р. искал в себе чувство ненависти к нему, но ненависти не было. Была досада, щемящая и горькая… И ещё Р. считал, что сам ввёл его в заблуждение. Перед тем, как воспалились глаза, он разбил бутыль с растворителем, и ему показалось, что брызги попали в лицо. Едко щипало под ресницами, он промыл глаза и боль прошла. Глаза воспалились только через несколько дней; в кресле окулиста он рассказал об этом случае…
Однажды тот самый друг сказал ему, что нужно подать на окулиста в суд…»Зачем?» - спросил Р. – Удивительно, подумал он: как-то всегда так выходило, что в сложных ситуациях со многими людьми он оказывался на разных полюсах. Одного хорошего знакомого он потерял только потому, что не любил пить. Не любил, не хотел, не выводило это его из нервных ситуаций. Раз он пришёл с бутылкой в мастерскую Р. , но пил сам. Р. понимал его и продолжал рисовать… Второй раз пришёл – и тоже пил сам, потом не пришёл больше никогда и пожаловался знакомому, что Р. чёрств, как сургуч.
Вот и теперь, когда друг заговорил о суде, Р. оказался по другую сторону ситуации.
- Зачем? Разве это что-то изменит? Разве развеется серая пыль, закрывающая краски?
Сегодня около моря Р. понял, что моря он не видит. Он видел серое пространство внизу- такое же, как наверху. Он слышал крик чаек, он представлял их , хватающих на лету ломтики хлеба… Он различал силуэты людей, бросающих ломтики. Но чаек он не видел. Он не видел деталей.
Он вернулся домой. В ушах стоял крик чаек. Чайки кричали за окном, в углах мастерской, и даже с портрета Элины кричали чайки.
- Нервы, - сказал Р. сам себе. – Нервы… И тут же подумал: А завтра? А через год? А сейчас?
Он не видел красок, не видел деталей…
Он открыл ящик с кистями и медленно ссыпал из длинного стеклянного тюбика на ладонь горсть белых таблеток. Обычно одна из них помогала ему спать. Где-то он читал, что вот так ссыпают таблетки на ладонь в состоянии психического затмения. Может быть, и с ним сейчас такое? Ведь его преследует крик чаек. Он положил таблетки в карман. Захотелось ещё раз посмотреть на море. Может быть, ему показалось, что он не видит чаек? Может, просто он боялся их не увидеть и не заметил? Ведь видел же он людей, бросающих в воду ломтики хлеба.
Людей у моря не было, потому что начал моросить дождь. Р. сел на мокрую скамейку, и только почувствовал, что она мокрая. Дождя он не видел. Капли падали ему на щёки, холодили губы, но он не видел их…Раньше он мог считать, как монеты, редкие первые капли дождя, пока этих монет не становилось на земле такое множество, что земля делалась серебряной… Он любил этот незаметный переход круглых серебринок в серебряный поток… Теперь он не мог видеть этого перехода. А жить без деталей он не мог.
Р. почувствовал, что у него задрожали плечи; капли смешались на его лице – горячие и холодные.
- «Спасибо дождю, - подумал он. – Спасибо дождю… Ведь нельзя, чтобы видели, что я плачу…»
Что-то ласковое тронуло его руку, что-то мохнатое и тёплое. Р. вздрогнул. Он увидел собаку, и почему-то сразу сказал ей: «Джип». Это имя сразу пришло ему в голову, он даже не знал, почему. А собака словно действительно была Джипом. Она подняла нос и лизнула Р. руку. Он погладил её и понял, что она долго шла. Шерсть была мокрой и холодной.
Джип снова и снова потёрся о его руку. Давно уже никто не ласкал его рук. Р. порылся в карманах, но кроме таблеток там ничего не было.
- Сахар у меня дома, Джип, я не взял его с собой, - произнёс он, словно извиняясь, и встал…
Джип шёл за ним по бульвару, по длинной темнеющей улице и два раза отвёл его от обнажённых люков, которые Р. принял за лужи. Так они пришли к дому, который и был и домом, и мастерской Р. С тех пор, как ушла Элина, Р. поселился в мастерской, там ему было лучше…
Р. порылся в ящике с кистями и достал серый карандаш. На заготовленной рамке был чистый, снежный фон… Р. закусил губу. Провёл по белому фону серым грифелем. Через час яркая лампа осветила силуэт собаки, живой и мокрой. Представлялось, как она бежит по дороге, по лужам, и было в ней что-то от тех секунд, когда, благодаря ей, человек миновал обнажённые люки, притворившиеся лужами.
Это был Джип, умный и ласковый, и Р. видел, что это Джип. Правда, сейчас он уже не был мокрым. Он обсох, заблестел в свете лампы и грыз белыми клыками крепкий сахар.
Р. подошёл к окну, что-то встряхнул под темнотой.
Если б под окнами проходил человек, хорошо различающий детали, он заметил бы маленькие белые кружочки, которые, растворяясь в дожде, становились всё меньше и меньше…
-
Всем спасибо огромное за отзывы. Мне вовсе не льстит положительная критика, наоборот. Да, я пишу и женскую прозу тоже
И ничего. Меня часто ругают за эту женскую прозу, но я ЖЕНЩИНА, товариСЧи В любом случае, спасибо, что читаете, спасибо, что нравится. Читайте ещё, я пишу для Вас. -
Спасибо. Да, есть немного. Но всё проходит. Это всего лишь чужой мужчина.
-
Как всегда ты на высоте, родная. Сюжет интересен очень. Что-то есть знакомое в сюжетной линии, конечно, но написано супер!
-
Вышедшая из волн.
Вчера у моря они считали дни своего счастья. Они отсчитывали их, как будто срывали сочные виноградные гроздья. А дни были действительно на них похожи - и туманные, и прозрачные, и сладкие, и немножечко терпкие, с кислинкой. Терпкость появлялась от маленькой кислой виноградинки – минуты, когда он говорил о НЕЙ. На лбу у него тогда собирались морщинки, почему-то белые вдоль золотисто-бронзового лба и ей казалось, что кто-то невидимой рукой чертит на его лбу длинные белые линии и сейчас на них появится имя, которого она не знала.
Когда она спросила, как ЕЁ зовут, он засмеялся. – Зачем тебе? – спросил он.
Действительно, зачем? Но почему-то она настаивала и он рассердился.
- Никак! – сказал он резко, и она тотчас же отомстила ему лёгким смешком.
- Значит, мадам Никак! Он посмотрел на неё пристально, как будто что-то заметил впервые и она испугалась рассеянной прохлады его взгляда.
С моря потянуло солёным сквозняком, и только теперь она увидела, что пляж пуст и наступает вечер.
Это, наверное, прохлада вечера отразилась в его глазах, - сказала она себе и заглянула в его зрачки. Они снова смеялись из маленьких морских донышек – такими представлялись его глаза. Они были ярче большого моря, и на берегу то сливались с волнами, то волны вливались в них.
Она смотрела на эту игру красок, и думалось ей – вот оно какое, оказывается, счастье. Счастье – это совсем не то, что представлялось раньше – не в удачах, не в победах, не в выигрышах, не в лёгком ветерке за ветровым стеклом послушной машины – а только в этой игре теней, в этих глазах, без которых не представлялся завтрашний день.
- Как это странно, - говорила она ему…- что я встретила именно тебя. Раньше всё было далеко, в чьей-то чужой жизни.
- Как здорово! – вторил он ей, что я встретил именно тебя. А вдруг бы я был в этот момент в другом месте – и я не встретил бы тебя…
- Встретил бы другую – вопросительно говорила она, холодея от сказанного. И тут же становилось жарко, раскалено.
- Другой не могло быть…
- Не могло быть другой! – вбиралось в неё неповторимой музыкой…- а ведь говорили…
Никогда не надо слушать, что говорят…
Море было каким-то огненным и тревожным. Может, это тревога горящих факелов, тревога необъятного возможного пламени…тревога неизведанного, таящегося в глубинах этого моря.
Поздний вечер разлучает их. Она идёт домой, он - туда, где живёт мадам Никак…
Нет, ей совсем не хочется её так называть. Но ведь идёт же он к ней. Он позвонит – и она встретит его – а он солёный и пахнет морем и её духами. Нет, лучше не думать…А думать надо…
Он сказал вчера : « Она отпускает меня…Я могу быть свободным, но»…Терпкие виноградные кислинки проникли в самую душу, в самое сердце…
- « Дело не только в ней…Дело в том, что она не терпит лжи…Она всё понимает…» Она не отвечала и смотрела на аккуратную штопку его летнего свитерка. Вчера она случайно зацепила свитерок камнем кольца и порвала,потянув. Она смотрела на белую аккуратную штопку и не хотела видеть, но всё равно видела, как мадам Никак , склонив лицо, тонкими пальцами мудрит эту штопку. Она сама не умела хорошо штопать. Чаще умела рвать. У неё рвались перчатки, чулки, шарфики. То они цеплялись за ногти, то за кольца, то нервно покусывались зубами кончики платков. Мадам Никак заштопала то, что она порвала. Заштопала и сказала, что она его отпускает…Она равнодушна или слишком его любит?..
- Она любит тебя?Он странно хмыкнул.
- Я не могу отказаться от тебя сам, - сказал он как-то. – Я бы сделал это только в том случае, если бы разлюбила меня…
Это он сказал, когда прошли десять дней счастья и осталось пять до её отъезда…
Снова пело и смеялось море, снова вышки казались замками, и штопка мадам Никак растворилась в белом облаке. Он теперь ходил в другой рубашке, голубой, накрахмаленной. Она испугалась, увидев маленькую чёрню полосочку на его плече. Полосочку от её ресниц.
- Я хочу застирать рубашку. На ней тушь, - прошептала она…
- Пусть останется, - резко сказал он и, когда они встретились на следующий день, он сказал:
- А она заметила тушь…
- И что было?
- Ничего. Она заплакала.
Он сказал это и вдруг схватил её на руки и побежал в море. Он бежал, тяжело дыша, а она почти лежала на его плечах, шее, чувствуя его тепло и силу. Они рухнули в воду там, где уже ускользало колыхающееся дно и волны подбросили их, и его губы закрыли её глаза.
- Я люблю тебя…люблю тебя…люблю. Мы уедем вместе… У нас будет сын – сказал он и она вздрогнула.
- А у тебя сейчас есть кто-нибудь?
- Дочь! – сказал он резко и нырнул с головой в набежавшую волну. Он вынырнул смешной и взъерошенный и какой-то совсем юный.
Не верилось, что у него есть дочь…
- Я голоден как волк. В сумке есть бутерброды, - сказал он, выходя из воды.
- С чем?
- Не знаю… Посмотри сама…Она развернула аккуратный пакет и увидела маленькие чуречки с вложенным в них жареным мясом. Чуречки были разрезаны и словно открывали рты. В них были видны веточки кинзы. Такой завтрак можно приготовить только любя…- подумалось ей…
Она посмотрела на облако и из него отчётливо выплыла штопка мадам Никак, аккуратные белоснежные стежки, такие же аккуратные как чуречки с кинзой.
- Я не хочу есть…Я хочу в море, - сказала она, отодвигая свёрток, а он уже впился сильными зубами в жёлтый чуречек, завидно уминая и мясо, и веточку зелёной душистой кинзы.
Она бросилась в воду с разбега, а он остался на берегу, глядя на неё с улыбкой. Он глядел на её длинные загорелые ноги, на мокрый купальник с жёлтым подсолнухом. Так глядят лишь влюблённые. Светло. Чисто.
А она стала к волнам спиной и помахала ему руками. И вдруг увидела , что ей в ответ махнул рукой молодой парень в белой майке, стоящий чуть поодаль от него. Он тоже улыбался, глядя на неё.
А белое облачко оставалось штопкой, которая не исчезала.
- « Ещё два дня моего счастья и два дня горя мадам Никак…»- вдруг сказала она вслух. Это были последние виноградные гроздья, но не кислые, а сладкие до терпкости. Они созрели, и не было больше кислых виноградин.
- Останется два дня горя мадам Никак, а может остаться день, час…минута…- говорила она себе, выходя из воды. Она выходила медленно, и вот уже волны у её колен, у икр, ниже…ниже…вот уже обнажён розовый перламутр ногтей…Она присела у его плеч.
- Я слопал оба бутерброда… прости, - сказал он…- Поужинаем в ресторане…
- Нет, - сказала она … Я должна тебе что-то сказать … Он поднялся на локте: локоть был в песке, песок блестел на смуглой коже лёгкими золотинками.
Парень в белой майке смотрел в их сторону.
- Я хотела тебе сказать… Знаешь, это всё было просто вспышкой и прошло. Я люблю другого человека.
Со дна его глаз заполыхали маленькие бури, но он молчал.
- Я люблю другого…Она схватила платье, сумку и побежала по горячему песку. Она подбежала к парню в белой майке и схватила его за руку.
- Вы можете проводить меня? – спросила она и голос её сорвался.
- Конечно, могу, - улыбнулся парень… - Я давно наблюдаю за вами. Вы что, поссорились? Она не отвечала, вцепившись в его руку, и только тащила его за собой по правой стороне пляжа. У большого камня она оглянулась и увидела, как высокая фигура шагнула в волны. Тогда она заплакала на плече у незнакомого парня, а он испуганно спрашивал: «Что случилось? Что за слёзы?» А это были слёзы мадам Никак…
Они вернулись, как возвращаются волны… Чтобы снова уйти...
-
Спасибо всем большо за отзывы!
-
Впечатлило, Вельма! Более чем!
-
Оооо! Кого я вижу! Рокси!
Споем?
You can like the life you're livin',
You can live the life you like.
You can even marry Harry
But mess around with Ike.
And that's good, isn't it?
Grand, isn't it?
Great, isn't it?
Swell, isn't it?
Fun, isn't it?
But nothing stays.
In fifty years or so
It's gonna change, you know,
But, oh, it's heaven
Nowadays
Отлично! Жду остальных твоих вещей.
Споём, Вельма, ещё каааак споём!
Это ты меня везде пиаришь
Выпадение волос
в Здоровье
Опубликовано:
Хм....интересно. А кто-то может подтвердить это? Вы сами были свидетелем этого положительного результата?