Не знает, как взрослеть...

[Эмир Эмиров]

Н. стояла у окна, прислонившись лбом к прохладному стеклу, и думала о чем-то своем. Теперь, когда Э. ушел, вся жизнь казалось ей, превратилась в сплошной рай, в котором лишь она одна была, пусть уже и не совсем веселым, но чертенком. Н. не знала, как дальше жить в этом раю, как спать, как взрослеть, как кушать, как думать, когда все ее мысли занимал только ОН. Стоило ей сесть за стол и взять в руки ломтик хлеба, как она понимала, что ей совершенно не хочется есть. Натягивая на себя свое мягкое одеяло, она наперед знала, что ей не удастся поспать, не просыпаясь среди ночи с отчаянными мыслями об его уходе. Ей казалось, что мысли о НЕМ, не покидают ее даже во сне.

Прошло четыре дня, с их последней встречи, но Н. так и не смогла успокоиться. Хотя нет, наоборот, она успокоилась! Но спокойствие это было телесным! Н. стала какой-то фригидной, неподвижной, одним словом у нее начался кризис, который можно было сравнить разве что с затмением Солнца, средь бела дня. Все произошло так неожиданно, что Н. не могла понять, в чем причина их расставания. Все шло хорошо, но четыре невыносимых и немыслимых дня назад, Э. сказал ей, что все кончено!!! Он сделал это не испытывая никаких затруднений, ни один мускул не дрогнул на его лице, когда Н. попыталась взять его за руку. «Прощай» - таким было его последнее слово. Никаких «прости» никаких «мы не можем», ничего, кроме этого пронзающего сердце «ПРОЩАЙ!»

Н. долго думала над этим, но она никак не могла понять, почему ОН, соблазнив ее, бегая за ней попятам, в то время, как она давала ему отпор, упрашивая ее дать ему шанс, отвадив от нее всех подруг, с которыми она теперь не разговаривала, сообщив, в конце концов, о том, что хочет взять ее замуж, ЗАЧЕМ он бросил ее?!!!

Чем больше Н. думала об этом, тем обиднее и суициднее! она себя чувствовала. Тем шире и уродливее становился ее ожог.

«Время лечит – успокаивала Н. саму себя – Найду другого» - но на дне своего изрубцованного, сердца она все же еще надеялась, что увидит ЕГО, увидит из окна, в тот самый момент, когда Э. стремглав будет мчаться к ее дверям, дабы снискать у нее прощения. Но прошло уже четыре дня, а от него все так же не было никаких новостей.

Обиднее всего было то, что Н. была просто уверена, что Э. не испытывает таких же страданий, которыми сейчас была исполнена ее диафрагма. Конечно, наступали и такие моменты, когда Н. хотела послать все к черту и, выйдя на улицу, начать жизнь сначала. Ей не хватало воздуха, и в эти самые мгновение ей необходимо было покинуть четыре стены, давившие на нее еще больше. Но ей некуда было идти! Все подруги были в обиде на нее, именно из-за Э., с которым, проводя мимолетные и счастливые часы, она и не замечала этой жизненной утраты. К несчастью, Н. была таким человеком, который не мог поднять белый флаг, иначе она уже давно умоляла бы Э. простить ее, за то, что ОН не хочет продолжать с ней отношения. Не могла она, и позвонить своим подругам, с которыми сама прекратила общаться, ведь Н. была гордой и эта, часто неправильная гордость, теперь поставила ее в тупик. Ей необходимо было выйти, но идти было некуда! Она была уже далеко не в том возрасте, когда девочка может выйти одна во двор и найти себе сверстниц-подружек, в считанные секунды. Теперь между ней и свободой стояло оконное стекло, через которое Н. смотрела на маленьких детей, играющих в свои, детские, игры.

Н. так бы и простояла у окна до глубокого вечера, если бы не услышала, как кто-то открывает дверь в ее комнату. Это была мама.

- Что с тобой? – спросила она, понимая, что с дочерью твориться что-то неладное.

- Ничего, мама! – ответила Н. дрожащим голосом.

- Может, сходишь за хлебом? Папа обещал привезти, но вернется он еще не скоро, а дедушка уже ворчит. – Мама благородно улыбнулась. – Ты ведь знаешь деда.

Странно, но в любое другое время, Н. бы лишь отмахнулась от этого предложения, ведь она уже давно перестала ходить по магазинам, считая это дело унизительным для взрослой барышни, но только не теперь! Теперь мамины слова прозвучали для нее как спасение! Теперь она готова была идти за хлебом хоть на край света, лишь бы дедушка перестал ворчать