Игра

[Феникс]

Вечная игра в листопады под мысли дождей. Короткие встречи с землей желтой луны на паре игральных птичьих костей. Кто их бросит на осень ангелам птиц, вьющих себе теплые гнезда? Осенняя мгла в чистый ангелов день. Что есть скучнее, запустелый, пасмурный день, похожий скорее на ночь, нежели сам на себя, — когда святая правда чтится с глубокой ночи и утро бьется птичьим сердцем на скорлупу, а жизнь бросается на ветер перемен. Пустая жизнь в застойных компромиссах, где брошены и обездолены слова, и недосказаны истории отдельных лиц. Обрывки мыслей библиографа — архитектура наваждений в пространстве незаконченной игры. Лишь небо ясное, пречистое вечерей, кружит в глазах изрезанным крылом и перья мягкие, и перышки пушные летят спирально к шахматной доске, оставленной, забытой, может быть на время: как будто на ночь, и как будто в ночь. Застывшие фигуры. Тихо так. И не мое оцепененье.

Знали бы вы тех ангелов — соседских дворовых, картинных птиц, которым нравилось кружить над головой. Сущие ангелы, парящие в небе свободных передвижений. Они мне полюбились и стали вдохновеньем на земле. Бывало раньше так, что я прикармливал их. Но было это очень давно, и теперь трудно вспоминаются такие лаконичные дни (если не ночи). Сейчас они наверно в стариках, в противном случае, родились в новой скорлупе. Не знаю. Я был излишне поглощен игрой, как пешеход своим движеньем. Быть пешеходом, — может быть, так сразу пешкой?! Так мне казалось иногда.

Все началось, как и закончилось, осенней достоевщиной: они снимали с кровью свои крылья, которые спадали на огонь времен; и в прикосновении к земле встретились с ней, вдохнули дым сгоревших гнезд и почувствовали терпкий вкус маленькой, жадной смерти. И что-то изменилось. Лишь в тишине покоясь краской лета и теплым ветром, удирали прочь по грязным дорожкам, оставляя в следах только осень, увядшие цветы, да смог. А над игрой болели смехом и смех тот — голос боли какой-то стравленной гитары, расстроенной пальцами квадратных фигур с шахматной доски. Они вели довольно однообразную жизнь плотских существ, а жили в маленьких мирках слежалой обуви и тапочек по дому, работали в аскетах и собирали крылья, ведомые божественной судьбой и принципом от бога. Лишь в бытии и только. А бог печалился: я отпустил их в печальный полет мысли, а полет сегодня был именно печальным, без лишних окончаний, к тому же, я надеялся тогда на легкомысленную развязку дел или на какой-нибудь полушуточный поступок.

Такой я был нерешительный бог... Кроме того, осенью действительно трудно что-то решать, а тем более импровизировать (чей ход) — особенно, если осень касается именно твоего естества. И в эту ненастную пору мне казалось, что и у меня есть мой собственный, ручной работы бог, ведь боги не могут ошибаться, как он с пристрастием и фарсом. Я тешился по взмахам крыльев, по странному библейскому полету, по необычным радостям от них; но невозможно в следствиях причин измерить погоду, царившую на моем поле и в моем окружении. От этого хотелось убежать, укрыться сенью мертвых трав, закрыться в футляре и больше не видеть, не слышать — забыть кровь. Бог ли я после этого?! Но я не знал, как и не мог знать других богов.

А на улицах тем временем свечерело, погас последний газовый фонарь, погасло небо балконными огнями. Все угасало, гасла жизнь, не гасли только ангелы детей, внутри которых горели большие парафиновые свечи маленькой церквушки. Сошествие фонариков пошло на землю, к квадратным людям на полях. И тех из ангелов, оставшихся в живых, закалывали вилками, исчерпывали ложками, или загоняли солнечными зайчиками в пространство кругленького зеркальца. А тех, кто был убит, тихонько хоронили в цветочных, праздничных горшках. Такова их добрая смерть, моих вдохновенных ангелов птиц. И лишь мой унылый бог брел по путеводителю сломленных чувств бесконечными улицами, поправляя копье в районе сердца, закуривая и бросая под каждый вынужденный ход. К утру он был на своей лестничной клетке: справа и слева — соседские двери F2 и F4, по центру пахло жареным мясом птицы — это его дверь, с надписью ПАТ (pater — отец).

Открыла сонная жена, все еще нарядная и все еще с надеждой на утраченный ужин. Что так поздно? Так получилось. Устал, наверное, сильно проголодался? — я приготовила праздничный ужин; дети уже поели и легли спать. Ну, давай, скорей раздевайся и за стол. Сейчас, сейчас... Что-то случилось?! ... Партия, — я проиграл. Пат.

[Ясон]

Вот смотрел я вчера на свой ширванский ковёр ( не пропил его… потому, что… подарок… лучше пить бросить… ) И думал ( как не странно… трезвым был… не успел)..

Надо же… сотворили такое… В этом вязаном куске… 17 000 деталей. В обычном трезвом состоянии стараюсь на него не обращать внимания. И без этого глаза косят… Надо было им по проще что Та связать… Тогда бы я постелил его в прихожке… Они выносливые…

И ходить по нему было бы не жалко. И даже весело.

Всё одно спасибо.

[Феникс]

Моя игра оказалась пророческой)) да и твое ковровидение тоже.... Они восприняли мое появление как вызов. Вызвали на ковер. Команданте Че уже и встретиться предложил и тему мою, посвященную ему, куда-то заныкал...

Нет у меня времени объяснять, почему я выбираю СВОИ узоры и как плету... Им привычнее за свои ниточки держаться... А тернировка серого вещества не для марионеток)) Так что ухожу в свой монастырь

www.borda.ru/index.pl?virtuallight...

А устав игры... устав от игры... оставляю тебе... Пока...