coach
-
Публикации
260 -
Зарегистрирован
-
Посещение
Сообщения, опубликованные пользователем coach
-
-
Санаторий на ранчо
Перевод Т. Озерской
Если вы следите за хроникой ринга, вы легко припомните этот случай. В
начале девяностых годов по ту, сторону одной пограничной реки состоялась
встреча чемпиона с претендентом на это звание, длившаяся всего минуту и
несколько секунд.
Столь короткая схватка - большая редкость и форменное надувательство,
так как она обманывает ожидания ценителей настоящего спорта. Репортеры
постарались выжать из нее все возможное, но если отбросить то, что они
присочинили, схватка выглядела до грусти неинтересной. Чемпион просто
швырнул на пол свою жертву, повернулся к ней спиной и, проворчав: "Я знаю,
что этот труп уже не встанет", протянул секунданту длинную, как мачта, руку,
чтобы он снял с нее перчатку"
Этим и объясняется то обстоятельство, что на следующее утро, едва
забрезжил рассвет, полный пассажирский комплект донельзя раздосадованных
джентльменов в модных жилетах и буйно пестрых галстуках высыпал из
пульмановского вагона на вокзале в Сан-Антонио. Этим же объясняется отчасти
и то плачевное положение, в котором оказался "Сверчок" Мак-Гайр, когда он
выскочил из вагона и повалился на платформу, раздираемый на части сухим,
лающим кашлем, столь привычным для слуха обитателей Сан-Антонио. Случалось,
что в это же самое время Кэртис Рейдлер, скотовод из округа Нуэеес - да
будет над ним благословение божие! - проходил по платформе в бледных лучах
утренней зари.
Скотовод поднялся спозаранку, так как спешил домой и хотел захватить
поезд, отходивший на юг, остановившись возле незадачливого покровителя
спорта он произнес участливо, с характерным для техасца тягучим акцентом.
- Что, худо тебе, бедняжка?
"Сверчок" Мак-Гайр - бывший боксер веса пера, жокей, жучок, специалист
в три листика и завсегдатай баров и спортивных клубов воинственно вскинул
глаза на человека, обозвавшего его "бедняжкой".
- Катись, Телеграфный Столб, - прохрипел он. - Я не звонил.
Новый приступ кашля начал выворачивать его наизнанку, и, обессиленный,
он привалился к багажной тележке. Рейдлер терпеливо ждал, пока пройдет
кашель, поглядывая на белые шляпы, короткие пальто и толстые сигары,
загромоздившие платформу.
- Ты, верно, с севера, сынок? - спросил он, когда кашель стал утихать.
- Ездил поглядеть на бокс?
- Бокс? - фыркнул Мак-Гайр. - Игра в пятнашки! Дал ему раза и уложил на
пол быстрей, чем врач укладывает больного в могилу Бокс! - Он поперхнулся,
закашлялся и продолжал, не столько адресуясь к скотоводу, сколько стремясь
отвести душу: - Верный выигрыш! Нет уж, Дольше меня на эту удочку не
поймаешь. А ведь на такую приманку клюнул бы и сам Рокфеллер. Пять против
одного, что этот парень из Корка не продержится трех раундов - вот же я на
что ставил! Все вложил, до последнего цента, и уже чуял запах опилок в этом
ночном кабаке на Тридцать седьмой улице, который я сторговал у Джима Дилэни.
И вдруг. Ну, скажите хоть вы, Телеграфный Столб, каким нужно быть обормотом,
чтобы всадить свое последнее достояние в одну встречу двух остолопов?
- Что верно, то верно, - сказал могучий скотовод. - Особенно, если
денежки-то ухнули. А тебе, сынок, лучше бы пойти в гостиницу. Это скверный
кашель. Легкие?
- Да, нелегкая их возьми! - последовая исчерпывающий ответ. - Заполучил
удовольствие. Старый филин сказал, что я протяну еще с полгода, а может, и с
год, если переменю аллюр и буду держать себя в узде. Вот я и хотел осесть
где-нибудь и взяться за ум. Может, я потому и рискнул на пять против одного.
У меня была припасена железная тысяча долларов. В случае выигрыша кафе
Дилэни перешло бы ко мне. Ну, кто мог думать, что эту дубину уложат в первом
же раунде?
- Да, не повезло тебе, - сказал Рейдлер, глядя на миниатюрную фигурку
Мак-Гайра, прислонившуюся к тележке. - А сейчас, сынок, пойдя-ка ты в
гостиницу и отдохни. Здесь есть "Менджер", и "Маверик", и...
- И "Пятая авеню", и "Уолдорф-Астория", - передразнил его Мак-Гайр. -
Вы что, не слышали? Я прогорел. У меня нет ничего, кроме этих штанов и одной
монеты в десять центов. Может, мне было бы полезно отправиться в Европу или
совершить путешествие на собственной яхте?.. Эй, газету!
Он бросил десять центов мальчишке-газетчику, схватил "Экспресс" и,
примостившись поудобней к тележке, погрузился в отчет о своем Ватерлоо,
раздутом по мере сил изобретательной прессой.
Кэртис Рейдлер поглядел на свои огромные золотые часы и тронул
Мак-Гайра за плечо.
- Пойдем, сынок, - сказал он. - Осталось три минуты до поезда.
Сарказм, по-видимому, был у Мак-Гайра в крови.
- Вы что видели, как я сорвал банк в железку или выиграл пари, после
того как минуту назад я сказал вам, что у меня нет ни гроша? Ступайте своей
дорогой приятель.
- Ты поедешь со мной на мое ранчо и будешь жить там, пока не
поправишься, - сказал скотовод. - Через полгода ты забудешь про свою хворь,
малыш. - Одной рукой он приподнял Мак-Гайра и повлек его к поезду.
- А чем я буду платить? - спросил Мак-Гайр, делая слабые попытки
освободиться.
- Платить! За что? - удивился Рейдлер. Они озадаченно уставились друг
на друга. Мысли их вертелись, как шестеренки конической зубчатой передачи, -
у каждого вокруг своей оси и в противоположных направлениях.
Пассажиры поезда, идущего на юг, с любопытством поглядывали на эту
пару, дивясь столь редкостному сочетанию противоположностей Мак-Гайр был
ростом пять футов один дюйм. По внешности он мог оказаться уроженцем
Дублина, а быть может, и Иокогамы. Острый взгляд, острые скулы и подбородок,
шрамы на костлявом дерзком лице, сухое жилистое тело, побывавшее во многих
переделках, - этот парень, задиристый с виду, как шершень, не был явлением
новым или необычным в этих краях. Рейдлер вырос на другой почве. Шести футов
двух дюймов росту и необъятной ширины в плечах, он был, что называется, душа
нараспашку. Запад и Юг соединялись в нем. Представители этого типа еще мало
воспроизводились на полотне, ибо наши картинные галереи миниатюрны, а
кинематограф пока еще не получил распространения в Техасе. Достойно
запечатлеть образ такого детины, как Рейдлер, могла бы, пожалуй, только
фреска - нечто огромное, спокойное, простое и не заключенное в раму.
Экспресс мчал их на юг. Зеленые просторы прерий наступали на леса,
дробя их, превращая в разбросанные на широком пространстве темные купы
деревьев. Это была страна ранчо, владения коровьих королей.
Мак-Гайр сидел, забившись в угол, и с острым недоверием прислушивался к
словам скотовода. Какую штуку задумал сыграть с ним этот здоровенный
старичина, который тащит его неизвестно куда? То, что им руководит
бескорыстное участие, меньше всего могло прийти Мак-Гайру на ум. "Он не
фермер, - рассуждал пленник, - да и на жулика не похож. Что ж это за птица?
Ну, гляди в оба, "Сверчок", - не крапленая ли у него колода? Теперь уж
хочешь - не хочешь, а деваться некуда. У тебя скоротечная чахотка и пять
центов в кармане, так что сиди тихо. Сиди тихо и гляди, что он там
замышляет".
продолжение следует...
-
- Я сказал тебе все как есть, Санди, - говорит Айдахо спокойно. - Это
стихотворная книга, автор - Омар Ха-Эм. Сначала я не мог понять, в чем тут,
соль, но покопался и вижу, что жила есть. Я не променял бы эту книгу на пару
красных одеял.
- Ну и читай ее себе на здоровье, - говорю я. - Лично я предпочитаю
беспристрастное изложение фактов, чтобы было над чем поработать мозгам, и,
кажется, такого сорта книжонка мне и досталась.
- Тебе, - говорит Айдахо, - досталась статистика - самая низкопробная
из всех существующих наук. Она отравит твой мозг. Нет, мне приятней система
намеков старикашки Ха-Эм. Он, похоже, что-то вроде агента по продаже вин.
Его дежурный тост: "Все трын-трава". По-видимому, он страдает избытком
желчи, но в таких дозах разбавляет ее спиртом, что самая беспардонная его
брань звучит как "приглашение раздавить бутылочку. Да, это поэзия, - говорит
Айдахо, - и я презираю твою кредитную лавочку, где мудрость меряют на футы и
дюймы. А если понадобится объяснить философическую первопричину тайн
естества, то старикашка Ха-Эм забьет твоего парня по всем статьям - вплоть
до объема груди и средней годовой нормы дождевых осадков.
Вот так и шло у нас с Айдахо. Днем и ночью мы только тем и
развлекались, что изучали наши книги. И, несомненно, снежная буря снабдила
каждого из нас уймой всяких познаний. Если бы в то время, когда снег начал
таять, вы вдруг подошли ко мне испросили: "Сандерсон Пратт, сколько стоит
покрыть квадратный фут крыши железом двадцать на двадцать восемь, ценою
девять долларов пятьдесят центов за ящик?" - я ответил бы вам с такой же
быстротой, с какой свет пробегает по ручке лопаты со скоростью в сто
девяносто две тысячи миль в секунду. Многие могут это сделать? Разбудите-ка
в полночь любого из ваших знакомых и попросите его сразу ответить, сколько
костей в человеческом скелете, не считая зубов, или какой процент голосов
требуется в парламенте штата Небраска, чтобы отменить "вето". Ответит он
вам? Попробуйте и убедитесь.
Какую пользу извлекал Айдахо из своей стихотворной книги, я точно не
знаю. Стоило ему открыть рот, и он уже прославлял своего винного агента, но
меня это мало в чем убеждало:
Этот Омар X. М., судя по тому, что просачивалось из его книжонки через
посредство Айдахо, представлялся мне чем-то вроде собаки, которая смотрит на
жизнь, как на консервную банку, привязанную к ее хвосту. Набегается до
полусмерти, усядется, высунет язык, посмотрит на банку и скажет:
"Ну, раз мы не можем от нее освободиться, пойдем в кабачок на углу и
наполним ее за мой счет".
К тому же он, кажется, был персом. А я ни разу не слышал, чтобы Персия
производила что-нибудь достойное упоминания, кроме турецких ковров и
мальтийских кошек.
В ту весну мы с Айдахо наткнулись на богатую жилу. У нас было правило
распродавать все в два счета и двигаться дальше. Мы сдали нашему подрядчику
золота на восемь тысяч долларов каждый, а потом направились в этот маленький
городок Розу, на реке Салмон, чтобы отдохнуть, поесть по-человечески и
соскоблить наши бороды.
Роза не была приисковым поселком. Она расположилась в долине и
отсутствием шума и распутства напоминала любой городок сельской местности. В
Розе была трехмильная трамвайная линия, и мы с Айдахо целую неделю катались
в одном вагончике, вылезая только на ночь у отеля "Вечерняя заря". Так как
мы и много поездили, и были теперь здорово начитаны, мы вскоре стали вхожи в
лучшее общество Розы, и нас приглашали на самые шикарные и бонтонные вечера.
Вот на одном таком благотворительном вечере-конкурсе на лучшую
мелодекламацию и на большее количество съеденных перепелов, устроенном в
здании муниципалитета в пользу пожарной команды, мы с Айдахо и встретились
впервые с миссис Д. Ормонд Сэмпсон; королевой общества Розы.
Миссис Сэмпсон была вдовой и владетельницей единственного в городе
двухэтажного дома. Он был выкрашен в желтую краску, и, откуда бы на него ни
смотреть, он был виден так же ясно, как остатки желтка в постный день в
бороде ирландца. Двадцать два человека, кроме меня и Айдахо, заявляли
претензии на этот желтый домишко.
Когда ноты и перепелиные кости были выметены из залы, начались танцы.
Двадцать три поклонника галопом подлетели к миссис Сэмпсон и пригласили ее
танцевать. Я отступился от тустепа и попросил разрешения сопровождать ее
домой. Вот здесь-то я и показал себя.
По дороге она говорит:
- Ax, какие сегодня прелестные и яркие звезды, Мистер Пратт!
- При их возможностях, - говорю я, - они выглядят довольно симпатично.
Вот эта, большая, находится от нас на расстоянии шестидесяти шести
миллиардов миль. Потребовалось тридцать шесть лет, чтобы ее свет достиг до
нас. В восемнадцатифутовый телескоп можно увидеть сорок три миллиона звезд,
включая и звезды тринадцатой величины, а если какая-нибудь из этих последних
сейчас закатилась бы, вы продолжали бы видеть ее две тысячи семьсот лет.
- Ой! - говорит миссис Сэмпсон. - А я ничего об этом не знала. Как
жарко... Я вся вспотела от этих танцев.
- Не удивительно, - говорю я, - если принять во внимание, что у вас два
миллиона потовых желез и все они действуют одновременно. Если бы все ваши
потопроводные трубки длиной в четверть дюйма каждая присоединить друг к
другу концами, они вытянулись бы на семь миль.
- Царица небесная! - говорит миссис Сэмпсон. - Можно подумать, что вы
описываете оросительную канаву, мистер Пратт. Откуда у вас все эти ученые
познания?
- Из наблюдений, - говорю я ей. - Странствуя по свету, я не закрываю
глаз.
- Мистер Пратт, - говорит она, - я всегда обожала культуру. Среди
тупоголовых идиотов нашего города так мало образованных людей, что истинное
наслаждение побеседовать с культурным джентльменом. Пожалуйста, заходите ко
мне в гости, когда только вздумается.
Вот каким образом я завоевал расположение хозяйки двухэтажного дома.
Каждый вторник и каждую пятницу, по вечерам, я навещал ее и рассказывал ей о
чудесах вселенной, открытых, классифицированных и воспроизведенных с натуры
Херкимером. Айдахо и другие донжуаны города пользовались каждой минутой
остальных дней недели, предоставленных в их распоряжение.
Мне было невдомек, что Айдахо пытается воздействовать на миссис Сэмпсон
приемами ухаживания старикашки X. М., пока я не узнал об этом как-то
вечером, когда шел обычным своим путем, неся ей корзиночку дикой сливы. Я
встретил миссис Сэмпсон в переулке, ведущем к ее дому. Она сверкала глазами,
а ее шляпа угрожающе накрыла одну бровь.
- Мистер Пратт, - начинает она, - этот мистер Грин, кажется, ваш
приятель?
- Вот уже девять лет, - говорю я.
- Порвите с ним, - говорит она, - он не джентльмен.
- Поймите, сударыня, - говорю я, - он обыкновенный житель гор, которому
присуще хамство и обычные недостатки расточителя и лгуна, но никогда, даже в
самых критических обстоятельствах, у меня не хватало духа отрицать его
джентльменство. Вполне возможно, что своим мануфактурным снаряжением,
наглостью и всей своей экспозицией он противен глазу, но по своему нутру,
сударыня, он так же не склонен к низкопробному преступлению, как и к
тучности. После девяти лет, проведенных в обществе Айдахо, - говорю я, - мне
было бы неприятно порицать его и слышать, как его порицают другие.
- Очень похвально, мистер Пратт, что вы вступаетесь за своего друга, -
говорит миссис Сэмпсон, - но это не меняет того обстоятельства, что он
сделал мне предложение, достаточно оскорбительное, чтобы возмутить
скромность всякой женщины.
- Да не может быть! - говорю я. - Старикашка Айдахо выкинул такую
штуку? Скорее этого можно было ожидать от меня. За ним водится лишь один
грех, и в нем повинна метель. Однажды, когда снег задержал нас в горах, мой
друг стал жертвой фальшивых и непристойных стихов, и, возможно, они
развратили его манеры.
- Вот именно, - говорит миссис Сэмпсон. - С тех пор, как я его знаю, он
не переставая декламирует мне безбожные стихи какой-то особы, которую он
называет Рубай Ате, и если судить по ее стихам, это негодница, каких свет не
видал.
- Значит, Айдахо наткнулся на новую книгу, - говорю я, - автор той, что
у него была, пишет под пот de plume (2) X. М.
- Уж лучше бы он и держался за нее, - говорит миссис Сэмпсон, - какой
бы она ни была. А сегодня он перешел все границы. Сегодня я получаю от него
букет цветов, и к ним приколота записка. Вы, мистер Пратт, вы знаете, что
такое воспитанная женщина, и вы знаете, какое и занимаю положение в обществе
Розы. Допускаете вы на минуту, чтобы я побежала в лес с мужчиной, прихватив
кувшин вина и каравай хлеба, и стала бы петь и скакать с ним под деревьями?
Я выпиваю немного красного за обедом, но не имею привычки таскать его
кувшинами в кусты и тешить там дьявола на такой манер. И уж, конечно, он
принес бы с собой эту книгу стихов, он так и написал. Нет, пусть уж он один
ходит на свои скандальные пикники. Или пусть берет с собой свою Рубай Ате.
Уж она-то не будет брыкаться, разве что ей не понравится, что ой захватит
больше хлеба, чем вина. Ну, мистер Пратт, что вы теперь скажете про вашего
приятеля-джентльмена?
- Видите ли, сударыня, - говорю я, - весьма вероятно, что приглашение
Айдахо было своего рода поэзией и не имело в виду обидеть вас. Возможно, что
оно принадлежало к разряду стихов, называемых фигуральными. Подобные стихи
оскорбляют закон и порядок, но почта их пропускает на том основании, что в
них пишут не то, что думают. Я был бы рад за Айдахо, если бы вы посмотрели
на это сквозь пальцы, - говорю я. - И пусть наши мысли взлетят с низменных
областей поэзии в высшие сферы расчета и факта Наши мысли, - говорю я, -
должны быть созвучны такому чудесному дню. Неправда ли, здесь тепло, но мы
не должны забывать, что на экваторе линия вечного холода находится на высоте
пятнадцати тысяч футов А между сороковым и сорок девятым градусом широты она
находится на высоте от четырех до девяти тысяч футов.
- Ах, мистер Пратт, - говорит миссис Сэмпсон, - какое утешение слышать
от вас чудесные факты после того, как вся изнервничаешься из-за стихов этой
негодной Рубай.
- Сядем на это бревно у дороги, - говорю я, - и забудем о
бесчеловечности и развращенности поэтов. В длинных столбцах удостоверенных
фактов и общепринятых мер и весов - вот где надо искать красоту. Вот мы
сидим на бревне, и в нем, миссис Сэмпсон, - говорю я, - заключена статистика
- более изумительная, чем любая поэма. Кольца на срезе показывают, что
дерево прожило шестьдесят лет. На глубине двух тысяч футов, через три тысячи
лет оно превратилось бы в уголь. Самая глубокая угольная шахта в мире
находится в Киллингворте близ Ньюкастля. Ящик в четыре фута длиной, три фута
шириной и два фута восемь дюймов вышиной вмещает тонну угля. Если порезана
артерия, стяните ее выше раны. В ноге человека тридцать костей. Лондонский
Тауэр сгорел в тысяча восемьсот сорок первом году.
- Продолжайте, мистер Пратт, продолжайте, - говорит миссис Сэмпсон, -
ваши идеи так оригинальны и успокоительны. По моему, нет ничего прелестнее
статистики.
Но только две недели спустя я до конца оценил Херкимера.
Однажды ночью я проснулся от криков: "Пожар!" Я вскочил, оделся и вышел
из отеля полюбоваться зрелищем. Увидев, что горит дом миссис Сэмпсон, я
испустил оглушительный вопль и через две минуты был на месте.
Весь нижний этаж был объят пламенем, и тут же столпилось все мужское,
женское и собачье население Розы и орало, и лаяло, и мешало пожарным. Айдахо
держали шестеро пожарных, а он пытался вырваться из их рук. Они говорили
ему, что весь низ пылает и кто туда войдет, обратно живым не выйдет.
- Где миссис Сэмпсон? - спрашиваю я.
- Ее никто не видел, - говорит один из пожарных. - Она спит наверху. Мы
пытались туда пробраться, но не могли, а лестниц у нашей команды еще нет.
Я выбегаю на место, освещенное пламенем пожара, и вытаскиваю из
внутреннего кармана справочник. Я засмеялся, почувствовав его в своих руках,
- мне кажется, что я немного обалдел от возбуждения.
- Херки, друг, - говорю я ему, перелистывая страницы, - ты никогда не
лгал мне и никогда не оставлял меня в беде. Выручай, дружище, выручай! -
говорю я.
Я сунулся на страницу 117: "Что делать при несчастном случае", -
пробежал пальцем вниз по листу и попал в точку Молодчина Херкимер, он ничего
не забыл!
На странице 117 было написано:
"Удушение от вдыхания дыма или газа. - Нет ничего лучше льняного семени
Вложите несколько семян в наружный угол глаза".
Я сунул справочник обратно в карман я схватил пробегавшего мимо
мальчишку.
- Вот, - говорю я, давая ему деньги, - беги в аптеку и принеси на
доллар льняного семени. Живо, и получишь доллар за работу. - Теперь, - кричу
я, - мы добудем миссис Сэмпсон! - И сбрасываю пиджак и шляпу.
Четверо пожарных и граждан хватают меня,
- Идти в дом - идти на верную смерть, - говорят они. - Пол уже начал
проваливаться.
- Да как же, черт побери! - кричу я и все еще смеюсь, хотя мне не до
смеха. - Как же я вложу льняное семя в глаз, не имея глаза?
Я двинул локтями пожарников по лицу, лягнул одного гражданина и свалил
боковым ударом другого. А затем я ворвался в дом. Если я умру раньше вас, я
напишу вам письмо и сообщу, на много ли хуже в чертовом, пекле, чем было в
стенах этого дома; но пока не делайте выводов. Я прожарился куда больше тех
цыплят, что подают в ресторане по срочным заказам. От дыма и огня я дважды
кидался на пол и чуть-чуть не посрамил Херкимера, но пожарные помогли мне,
пустив небольшую струйку воды, и я добрался до комнаты миссис Сэмпсон. Она
от дыма лишилась чувств, так что я завернул ее в одеяло и взвалил на плечо.
Ну ясно, пол не был так уж поврежден, как мне говорили, а то разве бы он
выдержал? И думать нечего!
Я оттащил ее на пятьдесят ярдов от дома и уложил на траву. Тогда,
конечно, все остальные двадцать два претендента на руку миссис Сэмпсон
столпились вокруг с ковшиками воды, готовые спасать ее. Тут прибежал и
мальчишка с льняным семенем.
Я раскутал голову миссис Сэмпсон. Она открыла глаза и говорит:
- Это вы, мистер Пратт?
- Т-с-с, - говорю я. - Не говорите, пока не примете лекарство.
Я обвиваю ее шею рукой и тихонько поднимаю ей голову, а другой рукой
разрываю пакет с льняным семенем; потом со всей возможной осторожностью я
склоняюсь над ней и пускаю несколько семян в наружный уголок ее глаза.
В этот момент галопом прилетает деревенский доктор, фыркает во все
стороны, хватает миссис Сэмпсон за пульс и интересуется, что собственно
значат мои идиотские выходки.
- Видите ли, клистирная трубка, - говорю я, - я не занимаюсь постоянной
врачебной практикой, но тем не менее могу сослаться на авторитет.
Принесли мой пиджак, и я вытащил справочник.
- Посмотрите страницу сто семнадцать, - говорю я. - Удушение от
вдыхания дыма или газа. Льняное семя в наружный угол глаза, не так ли? Я не
сумею сказать, действует ли оно как поглотитель дыма, или побуждает к
действию сложный гастрогиппопотамический нерв, но Херкимер его рекомендует,
а он был первым приглашен к пациентке. Если хотите устроить консилиум, я
ничего не имею против.
Старый доктор берет книгу и рассматривает ее с помощью очков и
пожарного фонаря.
- Послушайте, мистер Пратт, - говорит он, - вы, очевидно, попали не на
ту строчку, когда ставили свой диагноз. Рецепт от удушья гласит: "Вынесите
больного как можно скорее на свежий воздух и положите его на спину,
приподняв голову", а льняное семя - это средство против "пыли и золы,
попавших в глаз", строчкой выше. Но в конце концов...
- Послушайте, - перебивает миссис Сэмпсон, - мне кажется, я могу
высказать свое мнение на этом консилиуме. Так знайте, это льняное семя
принесло мне больше пользы, чем все лекарства в моей жизни.
А потом она поднимает голову, снова опускает ее мне на плечо и говорит:
"Положите мне немножко и в другой глаз, Санди, дорогой".
Так вот, если вам придется завтра или когда-нибудь в другой раз
остановиться в Розе, то вы увидите замечательный новенький ярко-желтый дом,
который украшает собою миссис Пратт, бывшая миссис Сэмпсон. И если вам
придется ступить за его порог, вы увидите на мраморном столе посреди
гостиной "Херкимеров справочник необходимых познаний", заново переплетенный
в красный сафьян и готовый дать совет по любому вопросу, касающемуся
человеческого счастья и мудрости".
----------------------------------------------------------
1) - Речь идет о стихотворениях старинного персидского поэта XI в.
Омара Хайама.
2) - Псевдоним (франц.).
-
Справочник Гименея
Перевод М. Урнова
Я, Сандерсон Пратт, пишущий эти строки, полагаю, что системе
образования в Соединенных Штатах следовало бы находиться в ведении бюро
погоды. В пользу этого я могу привести веские доводы. Ну, скажите, почему бы
наших профессоров не передать метеорологическому департаменту? Их учили
читать, и они легко могли бы пробегать утренние газеты и потом
телеграфировать в главную контору, какой ожидать погоды. Но этот вопрос
интересен и с другой стороны. Сейчас я собираюсь вам рассказать, как погода
снабдила меня и Айдахо Грина светским образованием.
Мы находились и горах Биттер-Рут, за хребтом Монтана, искали золота. В
местечке Уолла-Уолла один бородатый малый, надеясь неизвестно на что, выдал
нам аванс. И вот мы торчали в горах, ковыряя их понемножку и располагая
запасом еды, которого хватило бы на прокорм целой армии на все время мирной
конференции.
В один прекрасный день приезжает из Карлоса почтальон, делает у нас
привал, съедает три банки сливовых консервов и оставляет нам свежую газету.
Эта газета печатала сводки предчувствий погоды, и карта, которую она сдала
горам Биттер-Рут с самого низа колоды, означала: "Тепло и ясно, ветер
западный, слабый".
В тот же день вечером пошел снег и подул сильный восточный ветер. Мы с
Айдахо перенесли свою стоянку повыше, в старую заброшенную хижину, думая,
что это всего-навсего налетела ноябрьская метелица. Но когда на ровных
местах снегу выпало на три фута, непогода разыгралась всерьез, и мы поняли,
что нас занесло. Груду топлива мы натаскали еще до того, как его засыпало,
кормежки у нас должно было хватить на два месяца, так что мы предоставили
стихиям бушевать и злиться, как им заблагорассудится.
Если вы хотите поощрять ремесло человекоубийства, заприте на месяц двух
человек в хижине восемнадцать на двадцать футов. Человеческая натура этого
не выдержит.
Когда упали первые снежные хлопья, мы хохотали над своими остротами да
похваливали бурду, которую извлекали из котелка и называли хлебом. К концу
третьей недели Айдахо опубликовывает такого рода эдикт.
- Я не знаю, какой звук издавало бы кислое молоко, падая с воздушного
шара на дно жестяной кастрюльки, но, мне кажется, это было бы небесной
музыкой по сравнению с бульканьем жиденькой струйки дохлых мыслишек,
истекающих из ваших разговорных органов. Полупрожеванные звуки, которые вы
ежедневно издаете, напоминают мне коровью жвачку с той только разницей, что
корова - особа воспитанная и оставляет свое при себе, а вы нет.
- Мистер Грин, - говорю я, - вы когда-то были моим приятелем, и это
мешает мне сказать вам со всей откровенностью, что если бы мне пришлось
выбирать между вашим обществом и обществом обыкновенной кудлатой, колченогой
дворняжки, то один из обитателей этой хибарки вилял бы сейчас хвостом.
В таком духе мы беседуем несколько дней, а потом и вовсе перестаем
разговаривать. Мы делим кухонные принадлежности, и Айдахо стряпает на одном
конце очага, а я - на другом. Снега навалило по самые окна, и огонь
приходилось поддерживать целый день.
Мы с Айдахо, надо вам доложить, не имели никакого образования, разве
что умели читать да вычислять на грифельной доске "Если у Джона три яблока,
а у Джеймса пять..." Мы никогда не ощущали особой необходимости в
университетском дипломе, так как, болтаясь по свету, приобрели кое-какие
истинные познание и могли ими пользоваться в критических обстоятельствах. Но
загнанные снегом в хижину на Биттер-Рут, мы впервые почувствовали, что если
бы изучали Гомера или греческий язык, дроби и высшие отрасли, знания, у нас
были бы кое-какие запасы для размышлений и дум в одиночестве. Я видел, как
молодчики из восточных колледжей работают в ковбойских лагерях по всему
Западу, и у меня создалось впечатление, что образование было для них меньшей
помехой, чем могло показаться с первого взгляда. Вот, к примеру, на
Снейк-Ривер у Андру Мак-Уильямса верховая лошадь подцепила чесотку, так он
за десять миль погнал тележку за одним из этих чудаков, который величал себя
ботаником. Но лошадь все-таки околела.
Однажды утром Айдахо шарил поленом на небольшой полке, - до нее нельзя
было дотянуться рукой. На пол упали две книги. Я шагнул к ним, но встретился
взглядом с Айдахо. Он заговорил в первый раз за неделю.
- Не обожгите ваших пальчиков, - говорит он. - Вы годитесь в товарищи
только спящей черепахе, но, невзирая, на это, я поступлю с вами по-честному.
И это больше того, что сделали ваши родители, пустив вас по свету с
общительностью гремучей змеи и отзывчивостью мороженой репы. Мы сыграем с
вами до туза, и выигравший выберет себе книгу, а проигравший возьмет
оставшуюся.
Мы сыграли, и Айдахо выиграл. Он взял свою книгу, а я свою. Потом мы
разошлись по разным углам хижины и занялись чтением.
Я никогда так не радовался самородку в десять унций, как обрадовался
этой книге. И Айдахо смотрел на свою, как ребенок на леденец.
Моя книжонка была небольшая, размером пять на шесть дюймов, с
заглавием: "Херкимеров справочник необходимых познаний". Может быть, я
ошибаюсь, но, по- моему, - это величайшая из всех написанных книг. Она
сохранилась у меня до сих пор, и, пользуясь ее сведениями, я кого хочешь
могу обыграть пятьдесят раз в пять минут. Куда до нее Соломону или "Нью-Йорк
трибюн"! Херкимер обоих заткнет за пояс. Этот малый, должно быть, потратил
пятьдесят лет и пропутешествовал миллион миль, чтобы набраться такой
премудрости. Тут тебе и статистика населения всех городов, и способ, как
узнать возраст девушки, и сведения о количестве зубов у верблюда. Тут можно
узнать, какой самый длинный в мире туннель, сколько звезд на небе, через
сколько дней высыпает ветряная оспа, каких размеров должна быть женская шея,
какие права "вето" у губернаторов, даты постройки римских акведуков, сколько
фунтов риса можно купить, если не выпивать три кружки пива в день, среднюю
ежегодную температуру города Огэсты, штат Мен, сколько нужно семян моркови,
чтобы засеять один акр рядовой сеялкой, какие бывают противоядия, количество
волос на голове у блондинки, как сохранять яйца, высоту, всех гор в мире,
даты всех войн и сражений, и как приводить в чувство утопленников и
очумевших от солнечного удара, и сколько гвоздей идет на фунт, и как делать
динамит, поливать цветы и стлать постель, и что предпринять до прихода
доктора - и еще пропасть всяких сведений. Может, Херкимер и не знает
чего-нибудь, но по книжке я этого не заметил.
Я сидел и читал эту книгу четыре часа. В ней были спрессованы все
чудеса просвещения. Я забыл про снег и про наш разлад с Айдахо. Он тихо
сидел на табуретке, и какое-то нежное и загадочное выражение просвечивало
сквозь его рыже-бурую бороду.
- Айдахо, - говорю я, - тебе какая книга. Досталась?
Айдахо, очевидно, тоже забыл старые счеты, потому что ответил умеренным
тоном, без всякой брани и злости,
- Мне-то? - говорит он, - По всей видимости, это Омар Ха-Эм (1).
- Омар X. М., а дальше? - спросил я.
- Ничего дальше. Омар Ха-Эм, и все, - говорит он.
- Врешь, - говорю я, немного задетый тем, что Айдахо хочет втереть мне
очки. - Какой дурак станет подписывать книжку инициалами. Если это Омар X.
М. Спупендайк, или Омар X. М. Мак-Суини, или Омар Х. М. Джонс, так и скажи
по- человечески, а не жуй конец фразы, как теленок подол рубахи, вывешенной
на просушку.
продолжение следует...
-
- Извините меня, сударыня, - говорю я, - но, пока не придет Пейсли, я
не могу вам дать вразумительный ответ на подобный наводящий вопрос.
И тут я объяснил ей, что мы - друзья, спаянные годами лишений, скитаний
и соучастия, и что, попав в цветник жизни, мы условилась не пользоваться
друг перед другом никаким преимуществом, какое может возникнуть от пылких
чувств и приятного соседства. На минуту миссис Джессап серьезно задумалась,
а потом разразилась таким смехом, что даже лес засмеялся ей в ответ.
Через несколько минут подходит Пейсли, волосы его облиты бергамотовым
маслом, и он садится по другую сторону миссис Джессап и начинает печальную
историю о том, как в девяносто пятом году в долине Санта-Рита во время
девятимесячной засухи, он и Ламли Мякинное рыло заключили пари на седло с
серебряной отделкой, кто больше обдерет издохших коров.
Итак, с самого начала ухаживания я стреножил Пейсли Фиша и привязал к
столбу. У каждого из нас была своя система, как коснуться слабых мест
женского сердца. Пейсли, тот стремился парализовать их рассказами о
необыкновенных событиях, пережитых им лично или известных ему из газет.
Мне кажется, что он заимствовал этот метод покорения сердец из одной
шекспировской пьесы под названием "Отелло", которую я как-то видел. Там один
чернокожий пичкает герцогскую дочку разговорным винегретом из Райдера
Хаггарда, Лью Докстейдера и доктора Паркхерста и таким образом получает то,
что надо. Но подобный способ ухаживания хорош только на сцене.
А вот вам мой собственный рецепт, как довести женщину до такого
состояния, когда про нее можно сказать: "урожденная такая-то". Научитесь
брать и держать ее руку - и она ваша. Это не так легко. Некоторые мужчины
хватают женскую руку таким образом, словно собираются отодрать ее от плеча,
так что чуешь запах арники и слышишь, как разрывают рубашка на бинты.
Некоторые берут руку, как раскаленную подкову, и держат ее далеко перед
собой, как аптекарь, когда наливает в пузырек серную кислоту. А большинство
хватает руку и сует ее прямо под нос даме, как мальчишка бейсбольный мяч,
найденный в траве, все время напоминая ей, что рука у нее торчит из плеча.
Все эти приемы никуда не годятся.
Я укажу вам верный способ.
Видали вы когда-нибудь, как человек крадется на задний двор и поднимает
камень, чтобы запустить им в кота, который сидит на заборе и смотрит на
него? Человек делает вид, что в руках у него ничего нет, и что он не видят
кота, и что кот не видит его. В этом вся суть. Следите, чтобы эта самая рука
не попадалась женщине на глаза. Не давайте ей понять, что вы думаете, что
она знает, будто вы имеете хоть малейшее представление о том, что ей
известно, что вы держите ее за руку. Таково было правило моей тактики. А что
касается пейслевских серенад насчет военных действий и несчастных случаев,
так он с таким же успехом мог читать ей расписание поездов,
останавливающихся в Оушен-Гроув, штат Нью-Джерси.
Однажды вечером, когда я появился у скамейки раньше Пейсли на целую
перекурку, дружба моя на минуту ослабла, и я спрашиваю миссис Джессап, не
думает ли она, что букву Х легче писать, чем букву Д. Через секунду ее
голова раздробила цветок олеандра у меня в петлице, и я наклонился и... и
ничего.
- Если вы не против, - говорю я вставая, - то мы подождем Пейсли и
закончим при нем. Я не сделал еще ничего бесчестного по отношению к нашей
дружбе, а это было бы не совсем добросовестно.
- Мистер Хикс, - говорит миссис Джессап, как-то странно поглядывая на
меня в темноте. - Если бы не одно обстоятельство, я попросила бы вас
отчалить и не делать больше визитов в мой дом.
- А что это за обстоятельство, сударыня?
- Вы слишком хороший друг, чтобы стать плохим мужем, - говорят она.
Через пять минут Пейсли уже сидел с положенной ему стороны от миссис
Джессап.
- В Силвер-Сити летом девяносто восьмого года, - начинает он, - мне
привелось видеть в кабаке "Голубой свет", как Джим Бартоломью откусил
китайцу ухо по той причине, что клетчатая сатиновая рубаха, которая... Что
это за шум?
Я возобновил свои занятия с миссис Джессап как раз с того на чем мы
остановились.
- Миссис Джессап, - говорю я, - обещала стать миссис Хикс. Вот еще одно
тому подтверждение.
Пейсли обвил свои ноги вокруг ножки скамейки и вроде как застонал.
- Лем, - говорит он, - семь лет мы были друзьями. Не можешь ли ты
целовать миссис Джессап потише? Я бы сделал это для тебя.
- Ладно, - говорю я, - можно и потише.
- Этот китаец, - продолжает Пейсли, - был тем самым, что убил человека
по фамилии Маллинз весной девяносто седьмого года, и это был...
Пейсли снова прервал себя.
- Лем, - говорит он, - если бы ты был настоящим другом, ты бы не
обнимал миссис Джессап так крепко. Ведь прямо скамья дрожит. Помнишь, ты
говорил, что предоставишь мне равные шансы, пока у меня останется хоть один.
- Послушайте, мистер, - говорит миссис Джессап, повертываясь к Пейсли,
- если бы вы через двадцать пять лет попали на нашу с мистером Хиксом
серебряную свадьбу, как вы думаете, сварили бы вы в своем котелке, который
вы называете головой, что вы в этом деле с боку припека? Я вас долго
терпела, потому что вы друг мистера Хикса, но, по-моему, пора бы вам надеть
траур и убраться подальше.
- Миссис Джессап, - говорю я, не ослабляя своей жениховской хватки, -
мистер Пейсли - мой друг, и я предложил ему играть в открытую и на равных
основаниях, пока останется хоть один шанс.
- Шанс! - говорит она. - Неужели он думает, что у него есть шанс?
Надеюсь, после того, что он видел сегодня, он поймет, что у него есть шиш, а
не, шанс.
Короче говоря, через месяц мы с миссис Джессап сочетались законным
браком в методистской, церкви в Лос-Пиньос, и весь город сбежался поглядеть
на это зрелище.
Когда мы стали плечом к плечу перед проповедником и он начал было
гнусавить свои ритуалы и пожелания, я оглядываюсь и не нахожу Пейсли.
- Стой! - говорю я проповеднику. - Пейсли нет. Надо подождать Пейсли.
Раз дружба, так дружба навсегда, таков Телемак Хикс, - говорю я.
Миссис Джессап так и стрельнула глазами, но проповедник, - согласно
инструкции, прекратил свои заклинания.
Через несколько минут галопом влетает Пейсли, на ходу пристегивая
манжету. Он объясняет, что единственная в городе галантерейная лавочка была
закрыта по случаю свадьбы, и он не мог достать крахмальную сорочку себе по
вкусу, пока не выставил заднее окно лавочки и не обслужил себя сам. Затем он
становится по другую сторону невесты, и венчание продолжается. Мне кажется,
что Пейсли рассчитывал, как на последний шанс, на проповедника - возьмет да
и обвенчает его по ошибке с вдовой.
Окончив все процедуры, мы принялись за чай, вяленую антилопу и
абрикосовые консервы, а затем народишка убрался с миром. Пейсли пожал мне
руку последним и сказал, что я действовал честно и благородно и он гордится,
что может называть меня своим другом.
У проповедника был небольшой домишко фасадом на улицу, оборудованный
для сдачи внаем, и он разрешил нам занять его до утреннего поезда в десять
сорок, с которым мы отбывали в наше свадебное путешествие в Эль-Пасо. Жена
проповедника украсила комнаты мальвами и плющом, и дом стал похож на беседку
и выглядел празднично.
Часов около десяти в тот вечер я сажусь на крыльцо и стаскиваю на
сквознячке сапоги; миссис Хикс прибирает в комнате. Скоро свет в доме погас,
а я все сижу и вспоминаю былые времена и события. И вдруг я слышу, миссис
Хикс кричит:
- Лем, ты скоро?
- Иду, иду, - говорю я, очнувшись. - Ей-же-ей, я дожидался старикашку
Пейсли, чтобы...
Но не успел я договорить, - заключил Телемак Хикс, - как мне
показалось, что кто-то отстрелил мое левое ухо из сорокапятикалиберного.
Выяснилось, что по уху меня съездила половая щетка, а за нее держалась
миссис Хикс.
------------------------------------------------------------
1) - Легендарные жители древних Сиракуз, прославившиеся своею дружбой.
-
Друг - Телемак
Перевод М. Урнова
Вернувшись с охоты, я поджидал в маленьком городке Лос-Пиньос, в
Нью-Мексико, поезд, идущий на юг. Поезд запаздывал на час. Я сидел на
крыльце ресторанчика "Вершина" и беседовал о смысле жизни с Телемаком
Хиксом, его владельцем.
Заметив, что вопросы личного характера не исключаются, я спросил его,
какое, животное, очевидно давным-давно, скрутило и обезобразило его левое
ухо. Как охотника меня интересовали злоключения, которые могут постигнуть
человека, преследующего дичь.
- Это ухо, - сказал Хикс, - реликвия верной дружбы.
- Несчастный случай? - не унимался я.
- Никакая дружба не может быть несчастным случаем, - сказал Телемак, и
я умолк,
- Я знаю один-единственный случай истинной дружбы, - продолжал мой
хозяин, - это случай полюбовного соглашения между человеком из Коннектикута
и обезьяной. Обезьяна взбиралась на пальмы в Барранквилле и сбрасывала
человеку кокосовые орехи. Человек распиливал их пополам, делал из них чашки,
продавал их по два реала за штуку и покупал ром. Обезьяна выпивала кокосовое
молоко. Поскольку каждый был доволен своей долей в добыче, они жили, как
братья. Но у человеческих существ дружба - занятие преходящее: побалуются ею
и забросят.
Был у меня как-то друг, по имени Пейсли Фиш, и я воображал, что он
привязан ко мне на веки вечные. Семь лет мы бок о бок добывали руду,
разводили скот, продавали патентованные маслобойки, пасли овец, щелкали
фотографии и все, что попадалось под руку, ставили проволочные изгороди и
собирали СЛЕИВЫ. И думалось мне что ни человекоубийство, ни лесть, ни
богатство, ни пьянство, никакие ухищрения не посеют раздора между мной и
Пейсли Фишем. Вы и представить себе не можете, как мы были дружны. Мы были
друзьями в деле, но наши дружеские чувства не оставляли нас в часы досуга и
забав. Поистине у нас были дни Дамона и ночи Пифиаса (1).
Как-то летом мы с Пейсли, нарядившись как полагается, скачем в эти
самые горы Сан-Андрес, чтобы на месяц окунуться в безделье и легкомыслие. Мы
попадаем сюда, в Лос-Пиньос, в этот Сад на крыше мира, где текут реки
сгущенного молока и меда. В нем несколько улиц и воздух, и куры, и ресторан.
Чего еще человеку надо!
Приезжаем мы вечером, после ужина, и решаем обследовать, какие съестные
припасы имеются в ресторане у железной дороги. Только мы уселись и отодрали
ножами тарелки от красной клеенки, как вдруг влетает вдова Джессап с
горячими пирожками и жареной печенкой.
Это была такая женщина, что даже пескаря ввела бы в грех. Она была не
столько маленькая, сколько крупная и, казалось, дух гостеприимства
пронизывал все ее существо. Румянец ее лица говорил о кулинарных склонностях
и пылком темпераменте, а от ее улыбки чертополох мог бы зацвести в декабре
месяце. Вдова Джессап наболтала нам всякую всячину: о климате, об истории, о
Теннисоне, о черносливе, о нехватке баранины и, в конце концов, пожелала
узнать, откуда мы явились.
- Спринг-Вэлли, - говорю я.
- Биг-Спринг-Вэлли, - прожевывает Пейсли вместе с картошкой и ветчиной.
Это был первый замеченный мною признак того, что старая дружба fidus
Diogenes между мною и Пейсли окончилась навсегда. Он знал, что я терпеть не
могу болтунов, и все-таки влез в разговор со своими вставками и
синтаксическими добавлениями. На карте значилось Биг-Спринг-Вэлли, но я сам
слышал, как Пейсли тысячу раз говорил просто Спринг-Вэлли.
Больше мы не сказали ни слова и, поужинав, вышли и уселись на рельсах.
Мы слишком долго были знакомы, чтобы не знать, какие мысли бродили в голове
у соседа.
- Надеюсь, ты понимаешь, - говорит Пейсли, - что я решил присовокупить
эту вдову, как органическую часть, к моему наследству в его домашней,
социальной, юридической и других формах отныне и навеки, пока смерть не
разлучит нас.
- Все ясно, понятно, - отвечаю я. - Я прочел это между строк, хотя ты
обмолвился только одной. Надеюсь, тебе также известно, - говорю я, - что я
предпринял шаг к перемене фамилии вдовы на фамилию Хикс и советую тебе
написать в газету, в отдел светской хроники, я запросить точную информацию,
полагается ли шаферу камелия в петлицу и носки без шва.
- В твоей программе пройдут не все номера, - говорит Пейсли, пожевывая
кусок железнодорожной шпалы. - Будь это дело мирское, я уступил бы тебе в
чем хочешь, но здесь - шалишь! Улыбки женщин, - продолжает Пейсли, - это
водоворот Сциллы и Харибды, в пучину которого часто попадает, разбиваясь в
щепки, крепкий корабль "Дружба". Как и прежде, я готов отбить тебя у
медведя, - говорит Пейсли, - поручиться по твоему векселю или растирать тебе
лопатки оподельдоком. Но на этом мое чувство этикета иссякает. В азартной
игре на миссис Джессап мы играем порознь. Я честно предупредил тебя.
Тогда я совещаюсь сам с собой и предлагаю следующую резолюцию и
поправки:
- Дружба между мужчинами, - говорю я, - есть древняя историческая
добродетель, рожденная в те дни, когда люди должны были защищать друг друга
от летающих черепах и ящерице восьмидесятифутовыми хвостами. Люди сохраняют
эту привычку по сей день и стоят друг за друга до тех пор, пока не приходит
коридорный и не говорит, что все эти звери им только померещились. Я часто
слышал, - говорю я, - что с появлением женщины исчезает дружба между
мужчинами. Разве это необходимо? Видишь ли, Пейсли, первый взгляд и горячий
пирожок миссис Джессап, очевидно, вызвали в наших сердцах вибрацию. Пусть
она достанется лучшему из нас. С тобой я буду играть в открытую, без всяких
закулисных проделок, Я буду за ней ухаживать в твоем присутствии, так что у
тебя будут равные возможности. При таком условии я не вижу оснований, почему
наш пароход "Дружба" должен перевернуться в указанием тобой водовороте, кто
бы из нас ни вышел победителем.
- Вот это друг! - говорит Пейсли, пожимая мне руку. - Я сделаю то же
самое, - говорит он. - Мы будем за ней ухаживать, как близнецы, без всяких
церемоний и кровопролитий, обычных в таких случаях. И победа или поражение -
все равно мы будем друзьями.
У ресторана миссис Джессап стояла под деревьями скамейка, где вдова
имела обыкновение посиживать в холодке, накормив и отправив поезд, идущий на
юг. Там мы с Пейсли обычно и собирались после ужина и производили частичные
выплаты дани уважения даме нашего сердца. И мы были так честны и щепетильны,
что если кто- нибудь приходил первым, он поджидал другого, не предпринимая
никаких действий.
В первый вечер, когда миссис Джессап узнала о нашем условии, я пришел к
скамейке раньше Пейсли. Ужин только что окончился, и миссис Джессап сидела
там в свежем розовом платье, остывшая после кухни уже настолько, что ее
можно было держать в руках.
Я сел с ней рядом и сделал несколько замечаний относительно
одухотворенной внешности природы, расположенной в виде ландшафта и
примыкающей к нему перспективы. Вечер, как говорят, настраивал. Луна
занималась своим делом в отведенном ей участка небосвода, деревья расстилали
по земле свои тени, согласуясь с наукой и природой, а в кустах шла громкая
перекличка между козодоями, иволгами, кроликами и другими пернатыми
насекомыми. А горный ветер распевал, как губная гармошка, в куче жестянок
из-под томата, сложенной у железнодорожного полотна.
Я почувствовал в левом боку какое-то странное ощущение, будто тесто
подымалось в квашне. Это миссис Джессап придвинулась ко мне поближе.
- Ах, мистер Хикс, - говорит она, - когда человек одинок, разве он не
чувствует себя еще более одиноким в такой замечательный вечер?
Я моментально поднялся со скамейки.
продолжение следует...
-
у кого то в сердце, у кого то в печенке. нельзя отрицать что личность была неординарная, колоритная, запоминающаяся.
в предыдущем предложении ключевое слово была.
то что делает и. велиев его личное дело. вопрос в том, что похоже поступает не только он. хотелось обратить ваше внимание именно на этот факт.
по ряду понятных причин тема не сможет быть раскрыта до конца, а жаль.
-
а хотелось бы мне обладать таким даром, даром читать мысли противоположного пола?
некторые люди открытая книга, для того чтобы читать (читай слышать мысли) других надо надеть "очки", это все имхо конечно. но мне думается, что в нас заложены все возможные "примочки" просто далеко не всегда мы знаем и умеем ими пользоваться.
хотел бы сам? - да, и пусть тысячу раз, есть вещи которые лучше не знать, но мне все равно кажется, что это упростило бы понимание чего то такого, что не может быть произнесено вслух.
-
Житель Гянджи начал пеший поход в Баку с целью поклонения могиле Гейдара Алиева.
5 мая, в 11:00 житель Гянджи начал пеший поход в Баку, чтобы поклониться могиле общенационального лидера Азербайджана Гейдара Алиева.
житель Гянджи 1948 года рождения, Исмаил Велиев планирует в течение 4 дней преодолеть расстояние более 365 км и 9 мая прибыть в Баку.
По словам И.Велиева, 10 мая он посетит могилу Гейдара Алиева.
«Я посвящаю этот марафон 85-летному юбилею Гейдара Алиева. Это уже мой третий поход к могиле общенационального лидера. Если представится возможность, то я попытаюсь пешком дойти до могилы Мустафы Кемаля Ататюрка, преодолев расстояние около 2500 километров», - сказал в интервью Исмаил Велиев.
Отметим, что И.Велиев занимается народной медициной и бегом.
-
а вот это реально супер нововсть
Сверхчувствительный датчик изображения CIGS, в 100 раз превосходящий CCD и CMOS.
Японская компания Rohm совместно с исследовательским центром института National Institute of Advanced Industrial Science and Technology (AIST) сообщили о своей разработке нового датчика изображения типа CIGS (Cu-In-Ga-Se), который примерно в 100 раз чувствительнее, чем датчики типа CCD, CMOS и другие кремниевые датчики. В датчике изображений применена та же технология, что и в солнечных батареях CIGS.
Исследователи утверждают, что их новый датчик способен формировать изображения при освещенности 0,001 люкс, а это существенно превосходит возможности датчиков, используемых в современной фото- и видеотехнике. Интересно, что диапазон чувствительности нового датчика включает ближнюю инфракрасную часть спектра, а это расширяет круг приложений. Например, его можно использовать в системах идентификации по рисунку радужной оболочки глаза и вен.
Участники проекта намерены работать в направлении коммерциализации разработки, для чего им необходимо повысить разрешение и сделать размеры пикселей более регулярными.
Источники: Ixbt.com
-
Фотокамера Lumix DMC-FX500 с сенсорным экраном.
Новая 10-мегапиксельная фотокамера Lumix DMC-FX500 от Panasonic отличается от своих собратьев рядом особенностей. Жирным шрифтом и прежде всего иного хочется рассказать о сенсорном экране. Дело в том, что фотокамера оборудована гибридной системой управления, сочетающей джойстик с сенсорным экраном. Настройку основных функций можно выполнять с помощью джойстика, а расширенные установки выбираются на сенсорном экране простым касанием руки или перемещением экранного слайдера входящим в комплект стилусом. Пользователь может активизировать автофокусировку и экспозицию в желаемой части изображения, просто коснувшись этого участка на экране во время записи. В режиме ручной экспозиции управление диафрагмой и выдержкой осуществляется с помощью экранного слайдера. В режиме просмотра можно воспользоваться новой опцией меню Легкая Организация (Easy Organization), упрощающей систематизацию снимков. Пользователь может быстро выбрать изображение для просмотра, прокручивая галерею мини-кадров (thumbnails) под основным окном, а затем отредактировать изображение с помощью того же сенсорного меню.
Еще одна новая функция DMC-FX500 - отслеживание объекта в режиме автофокусировки (AF Tracking). Она продолжает следить за объектом даже в том случае, если он начинает двигаться после выбора режима АФ. Это особенно удобно для наведения объектива при съемке детей или домашних питомцев, которые не любят позировать неподвижно.
Интеллектуальный Автоматический режим (iA) окажет большую помощь фотографам-любителям, поскольку фотокамера сама выполнит все необходимые настройки. Воспользовавшись этим удобным режимом, пользователи могут сделать еще один шаг вперед и активизировать автофокусировку и автоэкспозицию для конкретной области изображения, просто коснувшись ее на сенсорном экране. Такое быстрое и эргономичное управление стало возможным благодаря новому сенсорному интерфейсу DMC-FX500.
DMC-FX500 оснащена высококачественным суперширокоугольным 25-мм объективом Leica DC VARIO-ELMARIT с 5x оптическим трансфокатором (25-125 мм в 35-мм эквиваленте) и светосилой f2,8, а вместе с электронным зумом увеличение достигает 8,9 крат.
Еще одна новинка, предлагаемая DMC-FX500, - слайд-шоу с музыкальным сопровождением. Просто надо выбрать фотографии, которые есть желание просмотреть, и музыку с темпом под настроение. И получится эмоционально насыщенное слайд-шоу с различными эффектами смены слайдов и гармонирующей с ними музыкой. Это же слайд-шоу можно вывести и на экран телевизора.
Новый процессор Venus Engine IV основан на усовершенствованной технологии обработки видеосигнала, позволяющей ему передавать еще более качественное изображение.
Технология параллельного шумоподавления в системах обработки яркостного и хроматического сигналов, унаследованная от предыдущего процессора Venus Engine III, подвинулась еще на шаг вперед. Яркостный шум подвергается двухмерному разделению на высокочастотный и низкочастотный, после чего устраняется только более заметный низкочастотный шум, не затрагивая высокочастотного шума, сильно влияющего на разрешение. Во-вторых, тщательно сохраняется информация о точках перехода между цветами для точной прорисовки контуров и эффективного подавления эффекта диффузного окрашивания. Это позволяет не только получить более четкое изображение при записи с высокой чувствительностью ISO, но и достоверно передать мелкие детали слабо освещенных участков изображений, записанных при низкой чувствительности ISO.
Что касается различных традиционных технологий, как-то: "эффекта красных глаз", "распознавания лиц", скоростного и видео режимов и т. д., - так об этом уже и неудобно говорить. Это просто должно быть в современной фотокамере.
Прежде, чем поставить точку, можно лишь добавить чувствительность: ISO 6400.
Источники: http://www.panasonic.ru
-
белые флаги,
зданий больших, где живут,
буду я помнить.
-
холод вниманьем
победить не сумели,
жестоко убив...
-
скажи в чем же смысл,
этих в.о. бесконечных...
я параноик?..
-
кто строит планы?
как же их рушат потом?
все ли успеем?...
-
в глаза мне смотри,
не бойся всего не вкусив..
мир разнообразен...
-
не буду этот тест проходить и без него мне все ясно... опять вуппи..
-
разговор у окна. совращение молодежи.
canon 40d. tamron 17-55/f 2.8
-
и правильно делаете. у меня вопрос. вы гордитесь тем что азербайджанец (азербайджанка) так же как и тем что гордитесь что вы бакинец(нка)?
-
привет всем.
интересный взгляд на то как мы сосуществуем в обществе.
россияне, украинцы и белорусы (азербайджанцы не были включены в исследование) оказались среди народов, меньше всего склонных признавать свои ошибки и исправлять их. они предпочитают вместо этого мстить своим обидчикам. по мнению учёных, это связано с долгой историей авторитаризма и наплевательским отношением к закону.
причины и следствия изменения жизни людей во всем мире уже в течение долгого времени являются одной из самых интересных тем для социологов, психологов и экономистов. современный уклад жизни прочно ассоциируется с экономической подоплекой и постепенным разрушением прежних традиционных устоев общественных и личностных ценностей, семейной жизни и этнических связей между людьми.
вместе с тем, национальный аспект этой проблемы до сих пор остаётся мало исследованным. учёные из великобритании и швейцарии сравнили людей разных национальностей на предмет их склонности к продуктивному сотрудничеству, тенденции к самопозиционированию и стремлению видеть в окружающих врагов или друзей.
свои выводы ученые основывают на результатах поведения отдельных людей в экономических играх, подразумевающих взаимовыгодное сотрудничество. эти игры были проведены в 15 странах, отличающихся уровнями экономического и социального развития. британцы показали, что люди в экономически развитых странах с устоявшимися демократическими традициями не склонны применять к своим партнёрам асоциальные методы наказания, подразумевавшиеся в гровой форме. а вот представители традиционных обществ, склонных к авторитаризму, активно прибегали к таким возможностям.
эти результаты показывают, что представление капиталистического общества как группы индивидов, замкнутых исключительно на собственной выгоде, в корне неверно, и экономическое процветание демократического общества, судя по всему, сильно зависит от способности людей связывать личные интересы с бщепринятой моралью.
в рамках работы, опубликованной в последнем номере science, экономисты изучали, в какой степени люди могут пожертвовать собственной выгодой ради общественного интереса, в то время как «иждивенцы» пытаются извлечь пользу из их щедрости.
исследователи подчеркивают, что различия в национальной принадлежности «иждивенцев» проявляются, когда их наказывают за то, что они ставят обственные интересы выше общественных.
они либо принимают наказание как данность, либо пытаются бороться с «несправедливостью» напрямую, и зависит это от того, в каком обществе они живут.
экономисты стремились понять, какие составляющие определяют решение о сотрудничестве. согласно современным социальным моделям, кооперация имеет огромное значение для процветания общества и важна не только для решения масштабных государственных задач, но и проблем на бытовом уровне. исследователи обнаружили, что «реванш» – обычное дело именно в обществах, где прогрессивная этика сотрудничества с незнакомыми людьми менее распространена, а закон не имеет должной силы.
в таких странах, как сша, швейцария или великобритания, «иждивенцы» безропотно терпят наказание и, более того, оно идёт им впрок: осознав неправоту, наказанные пытаются уделять сотрудничеству на благо общества больше внимания.
в странах, общественный строй которых в большей степени базируется (или в недавнем времени базировался) на авторитаризме – например, оман, саудовская аравия, греция и россия, – наказания принимаются совсем по-иному и позиционируются как несправедливые. именно отсюда, полагают учёные, у иждивенцев» появляется желание взять реванш и отомстить «карателям». понятно, что ни о какой кооперации в дальнейшем здесь говорить уже не приходится.
симон гяктер и бенедикт херрманн из ноттингемского университета в великобритании, а также христиан тони из швейцарского университета санкт-галлена изучили поведение людей в 16 городах по всему миру – от бостона и бонна до сеула, минска и эр-рияда. проводили эксперимент и в российской самаре.
волонтеров просили сыграть в игру «народное богатство». участникам выдали жетоны (условные деньги) и в ходе игры поставили перед выбором – оставить жетоны себе или положить в общую копилку, содержание которой будет затем поровну распределено между всеми участниками игры. как отмечают авторы работы, если бы все участники положили свои жетоны в общий котел, то в конце игры каждому неизменно досталось бы большее количество условных денег. в то же время, если игрок стремился попридержать жетоны в собственном кармане, он так же не только мог «остаться при своих», но еще и разжиться за счет чужой щедрости, принимая участие в финансовых операциях с обобществленным капиталом.
правила игры
в каждой игре участвуют четыре человека. каждому из них выдаётся по 20 жетонов,
после чего участники могут «вложить» эти средства в общий банк. «доход» каждого
из участников составляет 40% от общих вложенных средств и не зависит от
индивидуального вклада. таким образом, например, в случае, если каждый из
участников вкладывает все 20 жетонов, в итоге все они получают по 32 жетона.
если вклад делает лишь один участник, все получают по 40% от его вклада – в том
числе и вкладчик остаётся лишь с 8 жетонами вместо 20.
игры проводятся вслепую и открыто, и в последнем случае у участников есть возможность
наказать одного или несколько партнёров, лишив их до 30 жетонов, при этом, на
каждые три жетона наказания требуется отдать по одному жетону
наказывающего.
характер взаимодействия во имя общего блага во всех 16 городах был примерно одинаков. ситуация резко изменилась, как только информация о «вложениях» стала открытой, и игроки получили возможность наказывать пожадничавших. наказание предусматривало лишение «провинившихся» средств. разумеется, эта возможность стоила виртуальных денег и «наказывающим». как выяснилось, игроки охотно расставались с собственными жетонами ради того, чтобы покарать вложивших в общее дело меньше или не вложившихся вовсе.
исследования показали и еще один феномен. в последующих раундах игры «невложившиеся» мстили своим противникам-карателям, причем делали они это путем «самоуправства». такая ситуация оказалась наиболее выраженной в городах, где долгое время процветали авторитаризм и почти феодальная власть местных «правителей». наиболее высокий процент «асоциального поведения» показали жители таких городов, как маскат в омане, эр-рияд в саудовской аравии, греческие афины, турецкий стамбул и южнокорейский сеул. попали в эту компанию также белорусский минск, украинский днепропетровск и российская самара. эффект от такого поведения выражался в катастрофическом снижении уровня межличностной кооперации и, как следствие, уменьшении прибылей.
в других городах, таких как американский бостон, австралийский мельбурн, швейцарские сантгаллен и цюрих, германский бонн и датский копенгаген, такая
ситуация встречалась гораздо реже, а наказание несли только «невложившиеся». среди этой группы городов оказался, кстати, и китайский чэнду. эти же города показали также наименьшее число «самоуправств». показатели прибыли же, напротив, все время росли.
участники исследования
волонтёрами были 1120 студентов 16 университетов в 15 странах мира. чтобы минимизировать вероятность знакомства участников каждой группы, студенты в каждом университете набирались с разных факультетов случайным образом.
участники исследования (страна, город, университет):австралия, мельбурн, мельбурнский университетбелоруссия, минск, белорусский национальный технический университетвеликобритания, ноттингем, ноттингемский университетгермания, бонн, боннский университетгреция, афины, пантеонский университетдания, копенгаген, копенгагенский университеткитай, чэнду, юго-западный университет цзяотуноман, мускат, университет имени султана кабусароссия, самара, самарский государственный университетсаудовская аравия, эр-рияд, университет имени имама мухаммада бен саудасша, бостон, гарвардский университеттурция, стамбул, университет богазыджиукраина, днепропетровск, днепропетровский региональный институт управления при президенте швейцария, цюрих, цюрихский университетсанкт-галлен, университет санкт-галлена
симон гяктер, профессор психологии из ноттингемского университета, подчеркнул, что проделанная работа впервые выявила самые масштабные различия между культурами в ходе экспериментальных игр.
по мнению ученых, результаты работы хорошо коррелируют с данными, полученными в ходе других исследований уровня сотрудничества и силы буквы закона в этих же странах.
данные показывают, что общества, в которых межличностное сотрудничество имеет глубокие корни и люди доверяют органам правопорядка, понятие «реванша» почти отсутствует. в странах же, не выделяющихся глубоким пониманием прогрессивной идеи сотрудничества, а также отличающихся слабостью закона, «реванш» довольно распространен.
симон гяктер подчеркивает, что в повседневной жизни существует множество примеров, когда очевидно выгодному сотрудничеству предпочитают «борьбу в одиночку». в качестве примеров он приводит вторичную переработку отходов производств, защиту окружающей среды и предотвращение глобального потепления. по его мнению, проведенное исследование позволяет понять истоки подобных проблем.
по словам учёного, характер сотрудничества непосредственно связан с восприятием закона – например, считают ли граждане того или иного общества для себя возможным уклоняться от налогов или пренебрегать законами. по его словам, прежние работы показали, что успешность страны на уровне внутреннего качества жизни и внешней – политических и экономических – деятельности определяется наличием политических прав, гражданских свобод, сдерживанием коррупции, рядом других факторов. страны, вошедшие в первую шестерку по этим показателям, – ровно те же, что показали самый низкий уровень самоуправства в проведенной игре: сша, великобритания, германия, дания, австралия, швейцария.
как пишет в сопровождающем статью в science комментарии профессор экономики американского института санта-фе герберт гинтис, результаты указывают на чёткую связь между усилением демократии и рыночной экономики, с одной стороны, влияние которых на материальное благополучие вряд ли кто станет отрицать, и моральными, нравственными качествами населяющих данную страну людей – с другой стороны.
впрочем, на вопрос, какая сторона здесь является причиной, а какая – следствием, анализ корреляций дать ответ не может.
-
наверно мну надо извиниться за свою невнимательность.
Хазар, просто не очень интересуюсь возрастом собеседников, наверно, мое упущение.
-
будь проклята война. (С)
-
чётник, переведите пжлста.
-
вы меня заинтриговали.
1) никогда не слышал этого имени, пойду спрошу у старожил
2) Хазар, а я и не знал что вы такой взрослый)
3) получается у нас есть свой франчайз по миру - пять стран это уже что то, надо узнать об этом больше!
4) ничто не мешает открыть такое кафэ в Баку вновь.
-
читаю эту тему и у меня начинает складываться комплекс не полноценности)))) подскажите что мне делать, кроме как уйти с этой темы (это не могу - жутко интересно вас читать).
о'генри
в Литература
Опубликовано:
В Ринконе, в ста милях от Сан-Антонио, они сошли с поезда и пересели в
таратайку, которая ждала Рейдлера на станции, после чего покрыли еще
тридцать миль, прежде чем добрались до места своего назначения. Именно эта
часть путешествия могла бы, казалось, открыть подозрительному Мак-Гайру
глаза на подлинный смысл его пленения. Они катили на бархатных колесах по
ликующему раздолью саванны. Пара резвых испанских лошадок бежала ровной,
неутомимой рысцой, порой по собственному почину пускаясь вскачь. Воздух
пьянил, как вино, и освежал; как сельтерская, и с каждым глотком его
путешественники вдыхали нежное благоухание полевых цветов. Дорога понемногу
затерялась в траве, и таратайка поплыла по зеленым степным бурунам,
направляемая опытной рукой Рейдлера, которому каждая едва приметная рощица,
мелькнувшая вдали, служила знакомой вехой, каждый мягкий изгиб холмов на
горизонте указывал направление и отмечал расстояние. Но Мак-Гайр,
откинувшись на сиденье, с угрюмым недоверием внимал скотоводу и не видел
вокруг себя ничего, кроме безлюдной пустыни.
"Что он замышляет? - тяготила его неотвязная мысль. - Какую аферу
обмозговал этот верзила?" Среди необозримых просторов, ограниченных только
линией горизонта да четвертым измерением, Мак-Гайр подходил к людям с меркой
жителя тесных городских кварталов.
Неделей раньше, проезжая верхом по прерии, Рейдлер наткнулся на
больного теленка, который жалобно мычал, отбившись от стада. Не спешиваясь,
Рейдлер нагнулся, перебросил через седло этого горемыку и передал на
попечение своих ковбоев на ранчо. Откуда было Мак-Гайру знать, - да и как бы
вместилось это в его сознание, - что он в глазах Рейдлера был примерно то
же, что этот теленок, - больное, беспомощное создание, нуждающееся в чьей-то
заботе. Рейдлер увидел, что он может помочь, и этого было для него
достаточно. С его точки зрения все это было вполне логично, а значит, и
правильно. Мак-Гайр был седьмым по счету недужным, которого Рейдлер случайно
подобрал в Сан-Антонио, куда в погоне за озоном, застревающим якобы в его
узких уличках, тысячами стекаются больные чахоткой. Пятеро из его гостей
жили на ранчо Солито, пока не выздоровели или не окрепли, и со слезами
благодарности на глазах распростились с гостеприимным хозяином. Шестой попал
сюда слишком поздно, но, отмучившись, обрел в конце концов вечный покой в
тихом углу сада под раскидистым деревом.
Поэтому никто на ранчо не был удивлен, когда таратайка подкатила к
крыльцу и Рейдлер извлек оттуда своего больного протеже, поднял его словно
узел тряпья, и водворил на веранду.
Мак-Гайр окинул взглядом непривычную, для него картину. Дом на ранчо
Солито считался лучшим в округе. Он был сложен из кирпича, привезенного сюда
на лошадях за сотню миль, но имел всего один этаж, в котором размещались
четыре комнаты, окруженные верандой с земляным полом, носившей название
"галерейки". Пестрый ассортимент лошадей, собак, седел, повозок, ружей и
всевозможных принадлежностей ковбойского обихода поразил столичное око
прогоревшего спортсмена.
- Вот мы и дома, - весело сказал Рейдлер.
- Ну, и чертова же дыра! - выпалил Мак-Гайр и покатился на пол веранды
в судорожном приступе кашля.
- Мы постараемся устроить тебя поудобнее, сынок, - мягко сказал хозяин.
- В доме-то у нас, конечно, не шикарно, но зато на воле хорошо, а для тебя
ведь это самое главное. Вот твоя комната. Что понадобится - спрашивай, не
стесняйся.
Рейдлер ввел Мак-Гайра в комнату, расположенную на восточной стороне
дома. Незастеленный пол был чисто вымыт. Свежий ветерок колыхал белые
занавески на окнах. Большое плетеное кресло-качалка, два простых стула и
длинный стол, заваленный газетами, трубками, табаком, шпорами и ружейными
патронами, - стояли в центре комнаты. Несколько хорошо выделанных оленьих
голов и одна огромная, черная, кабанья смотрели со стен. В углу помещалась
широкая парусиновая складная кровать. В глазах всех окрестных жителей
комната для гостей на ранчо Солито была резиденцией, достойной принца.
Мак-Гайр при виде ее широко осклабился. Он вытащил из кармана свои пять
центов и подбросил их в потолок.
- Вы думали, я вру насчет денег? Вот, можете теперь меня обыскать, если
вам угодно. Это было последнее из моих сокровищ. Ну, кто будет платить?
Ясные серые глаза Рейдлера твердо взглянули из-под седеющих бровей
прямо в черные бусинки глаз Мак-Гайра. Немного помолчав, он сказал просто,
без гнева:
- Ты меня очень обяжешь, сынок, если не будешь больше поминать о
деньгах. Раз сказал, и хватит. Я не беру со своих гостей платы, да они
обычно и не предлагает мне ее. Ужин будет готов через полчаса. Вот тут вода
в кувшине, а в том, красном, что висит на галерейке, - похолоднее, для
питья.
- А где звонок? - озираясь по сторонам, спросил Мак-Гайр.
- Звонок? А для чего?
- Звонить. Когда что-нибудь понадобится; Я же не могу... Послушайте,
вы! - закричал он, вдруг, охваченный бессильной злобой. - Я не просил вас
тащить меня сюда! Я не клянчил у вас денег! Я не старался разжалобить вас -
вы сами ко мне пристали! Я болен! Я не могу двигаться! А тут за пятьдесят
миль кругом ни коридорного, ни коктейля? О черт! Как я влип! - И Мак-Гайр
повалился на койку и судорожно разрыдался.
Рейдлер подошел к двери и позвав слугу. Стройный краснощекий мексиканец
лет двадцати быстро вошел в комнату. Рейдлер заговорил с нам по-испански.
- Иларио, помнится, я обещал тебе с осени место vaquero в лагере
Сан-Карлос?
- Si, Senor, такая была ваша милость.
- Ну, слушай. Этот Senorito - мой друг. Он очень болен. Будешь ему
прислуживать. Находясь неотлучно при нем, исполняй все его распоряжения. Тут
нужна забота, Иларио, и терпение. А когда он поправится или... а когда он
поправится, я сделаю тебя не vaqueron a mayordomo (1) на ранчо де ля
Пьедрас. Esta bueno? (2)
- Si, si, mil gracias, Senor! (3) - Иларио в знак благодарности хотел
было опуститься на одно колено, но Рейдлер шутливо пнул его ногой,
проворчав:
- Ну, ну, без балетных номеров...
Десять минут спустя Иларио, покинув комнату Мак-Гайра, предстал перед
Рейдлером.
- Маленький Senor, - заявил он, - шлет вам поклон (Рейдлер отвес это
вступление за счет любезности Иларио) и просит передать, что ему нужен
колотый лед, горячая ванна, гренки, одна порция джина с сельтерской, закрыть
все окна, позвать парикмахера, одна пачка сигарет, "Нью-Йорк геральд" и
отправить телеграмму.
Рейдлер достал из своего аптечного шкафчика бутылку виски.
- Вот, отнеси ему, - сказал он.
Так на ранчо Солито установился режим террора. Первые недели Мак-Гайр
хвастал напропалую и страшно заносился перед ковбоями, которые съезжались с
самых отдаленных пастбищ поглядеть на последнее приобретение Рейдлера.
Мак-Гайр был совершенно новым для них явлением. Он посвящал их в различные
тонкости боксерского искусства, щеголяя хитроумными приемами защиты и
нападения. Он раскрывал их изумленному взору всю изнанку жизни
профессиональных спортсменов. Они без конца дивились его речи, пересыпанной
жаргонными словечками, и забавлялись ею от души. Его жесты, его странные
позы, откровенная дерзость его языка и принципов завораживали их. Он был для
них существом из другого мира.
Как это ни странно, но тот новый мир, в который он сам попал, словно не
существовал для него. Он был законченным эгоистом из мира кирпича и
известки. Ему казалось, что судьба зашвырнула его куда-то в пустое
пространство, где он не обнаружил ничего, кроме нескольких слушателей,
готовых внимать его хвастливым реминисценциям. Ни безграничные просторы
залитых солнцем прерий, ни величавая тишина звездных ночей не тронули его
души. Все самые яркие краски Авроры не могли оторвать его от розовых страниц
спортивного журнала. Прожить на шармака - было его девизом, кабак на
Тридцать седьмой - венцом его стремлений.
Месяца через два он начал жаловаться, что здоровье его ухудшилось. С
этого момента он стал бичом, чумой, кошмаром ранчо Солито. Словно какой то
злой гном или капризная женщина, сидел он в своем углу, хныча, скуля,
обвиняя и проклиная Все его жалобы звучали на один лад: его против воли
ввергли в эту геенну огненную, где он гибнет от отсутствия ухода и комфорта.
Однако вопреки его отчаянным воплям, что ему якобы день ото дня становится
хуже, с виду он нисколько не изменился. Все тот же дьявольский огонек горел
в черных бусинках его глаз, голос его звучал все так же резко, тощее лицо -
кости, обтянутые кожей, - достигнув предела худобы, уже не могло отощать
больше. Лихорадочный румянец, вспыхивавший по вечерам на его торчащих
скулах, наводил на мысль о том, что термометр мог бы, вероятно,
зафиксировать болезненное состояние, а выслушивание - установить, что
Мак-Гайр дышит только одним легким, но внешний облик его не изменился ни на
йоту.
Иларио бессменно прислуживал ему. Обещанное повышение в чине, как
видно, было для юноши большой приманкой, ибо горше горького стало его
существование при Мак- Гайре. По распоряжению больного все окна в комнате
были наглухо закрыты, шторы спущены и всякий доступ свежего воздуха
прекращен. Так Мак-Гайр лишал себя своей единственной надежды на спасение. В
комнате нельзя было продохнуть от едкого табачного дыма. Кто бы ни зашел к
Мак-Гайру, должен был сидеть, задыхаясь в дыму, и слушать как этот бесенок
хвастает напропалую своем скандальной карьерой.
Но всего удивительнее были отношения, установившиеся у Мак-Гайра с
хозяином дома. Больной третировал своего благодетеля, как своенравный,
избалованный ребенок третирует не в меру снисходительного отца. Когда
Рейдлер отлучался из дома, на Мак-Гайра нападала хандра и он замыкался в
угрюмом молчании. Но стоило Рейдлеру переступить порог, и Мак-Гайр
набрасывался на него с самыми колкими, язвительными упреками. Поведение
Рейдлера по отношению к своему подопечному было в такой же мере непостижимо.
Рейдлер, казалось, и сам поверил во все те страшные обвинения, которыми
осыпал его Мак-Гайр, и чувствовал себя жестоким угнетателем и тираном. Он,
очевидно, считал себя целиком ответственным за состояние здоровья своего
гостя и с покаянным видом терпеливо и смиренно выслушивал все его нападки.
Как-то раз Рейдлер сказал Мак-Гайру:
- Попробуй больше бывать на воздухе, сынок. Бери мою таратайку и
катайся хоть каждый день. А то поживи недельку-другую с ребятами на выгоне.
Я бы тебя там неплохо устроил. На свежем воздухе, да к земле поближе - это
бы живо поставило тебя на ноги. Я знал одного парня из Филадельфии - еще
хуже болел, чем ты, а как случилось ему заблудиться на Гвадалупе и две
недели прожить на овечьем пастбище да поспать на голой земле, так сразу
пошел на поправку. Воздух да земля - целебная штука. А то покатайся верхом.
У меня есть смирная лошадка.
- Что я вам сделал? - взвизгнул Мак-Гайр. - Разве я вам втирал очки?
Заставлял вас привозить меня сюда? Просил об этом? А теперь - катись на
выгон? Да уж пырнули бы просто ножом, чего там канитель разводить! Скачи
верхом! А я ног не таскаю! Понятно? Пятилетний ребенок надает мне тумаков -
я и то не смогу увернуться. А все ваше проклятое ранчо - это оно меня
доконало. Здесь нечего есть, не на что глядеть, не с кем говорить, кроме
орды троглодитов, которые не отличат боксерской груши от салата из омаров!
- У нас тут, правда, скучновато, - смущенна оправдывался Рейдлер. -
Всего вдоволь - но все простое. Ну, да если что нужно, пошлем ребят, они
привезут из города.
Чэд Мерчисон, ковбой из лагеря Серкл Бар, первый высказал
предположение, что Мак-Гайр - притворщик и симулянт. Чэд привез для него
корзину винограда за тридцать миль, привязав ее к луке седла и дав четыре
мили крюку. Побыв немного в накуренной комнате, он вышел оттуда и без
обиняков выложил свои подозрения хозяину.
- Рука у него - тверже алмаза, сказал Чэд. - Когда он познакомил меня с
"прямым коротким в солнечное сплетение", так я думал, что меня мустанг
лягнул. Малый бессовестно надувает вас, Кэрт. Он такой же хворый, как я.
Стыдно сказать, но этот недоносок просто водит вас за нос, чтоб пожить здесь
на дармовщинку.
Однако прямодушный скотовод пропустил мимо ушей разоблачения Чэда, и
если несколько дней спустя он подверг Мак-Гайра медицинскому осмотру, это
было сделано без всякой задней мысли.
- Как-то в полдень двое людей подъехали к ранчо, вылезли из повозки,
привязали лошадей, зашли в дом и остались отобедать: всякий считает себя раз
и навсегда приглашенным к столу - таков обычай этого края. Один из приезжих
оказался медицинским светилом из Сан-Антонио, чьи дорогостоящие советы
потребовались какому-то коровьему магнату, угодившему под шальную пулю.
Теперь доктора везли на станцию, где он должен был сесть на поезд. После
обеда Рейдлер отозвал его в сторонку и, тыча двадцатидолларовую бумажку ему
в руку сказал:
- Доктор, не откажитесь досмотреть одного паренька - он тут, в соседней
комнате. Боюсь, что у него чахотка в последней стадии. Мне бы хотелось
узнать, очень ли он плох и что мы можем для него сделать.
- Сколько я вам должен за обед, которым вы меня угостили? - проворчал
доктор, взглядывая поверх очков на хозяина. - Рейдлер сунул свои двадцать
долларов обратно в карман. Доктор без замедления проследовал в комнату к
Мак-Гайру, а скотовод опустился на кучу седел, наваленную в углу галерейки,
и приготовился проклясть себя, если медицинское заключение окажется
неблагоприятным.
Через несколько минут доктор бодрым шагом вышел из комнаты Мак-Гайра.
- Ваш малый, - сказал он Рейдлеру, - здоровее меня. Легкие у него
чисты, как только что отпечатанный доллар. Пульс нормальный, температура и
дыхание тоже. Выдох - четыре дюйма. Ни малейших признаков заболевания.
Конечно, я не делал бактериологического анализа, но ручаюсь, что
туберкулезных бацилл у него нет. Можете поставить мое имя под диагнозом.
Даже табак и спертый воздух ему не повредили. Он кашляет? Так скажите ему,
что это не обязательно. Вас интересует, что можно для него сделать? Мой
совет - пошлите его ставить телеграфные столбы или объезжать мустангов. Ну,
наши лошади готовы. Счастливо оставаться, сэр. - И, как порыв живительного
освежающего ветра доктор помчался дальше.
Рейдлер сорвал листок с мескитового куста у перил и принялся задумчиво
жевать его.
Приближался сезон клеймения скота, а на следующее утро. Росс Харгис,
старший загонщик, собрал во дворе ранчо два с половиной десятка своих ребят,
чтобы отбыть с ними в лагерь Сан-Карлос, где должны были начаться работы. В
шесть часов лошади были оседланы, провизия погружена в фургон, и ковбои один
за другим уже вскакивала в седла, когда Рейдлер попросил их немного
обождать. Мальчик- конюх подвел к воротам еще одну взнузданную и оседланную
лошадь. Рейдлер направился к комнате Мак-Гайра и широко распахнул дверь.
Мак-Гайр, неодетый, лежал на койке и курил.
- Подымайся! - сказал скотовод, и голое его прозвучал отчетливо и
резко, как медь охотничьего рога.
- Что такое? - оторопело спросил Мак-Гайр.
- Вставай и одевайся. Я бы мог терпеть в своем доме гремучую змею, но
обманщику здесь не место. Ну! Сколько раз повторять! - Схватив Мак-Гайра за
шиворот, он стащил его с постели.
- Послушайте, приятель! - в бешенстве вскричал Мак-Гайр. - Вы что -
белены объелись? Я же болен - не видите. Что ли? Я подохну, если сдвинусь с
места! Что я вам сделал? Разве я просил?.. - захныкал он было на привычный
лад.
- Одевайся! - сказал Рейдлер, повысив голос.
Путаясь в одежде, бормоча ругательства и не сводя изумленного взора с
грозной фигуры разъяренного скотовода, Мак-Гайр кое-как, дрожащими руками,
натянул на себя штаны и рубаху. Рейдлер снова схватил его за шиворот и
поволок через двор к привязанной у ворот лошади. Ковбои покачнулись в
седлах, разинув рты.
- Возьми с собой этого малого, - сказал Рейдлер, Россу Харгису, - и
приставь его к работе. Пусть работает, как надо, спит, где придется, и ест,
что дадут. Вы знаете, ребята, - я делал для него все, что мог, и делал от
души. Вчера лучший доктор из Сан-Антонио осмотрел его и сказал, что легкие у
него как у мула, и вообще он здоров как бык. Словом, поручаю его тебе, Росс.
Росс Харгис только хмуро улыбнулся в ответ.
- Вот оно что! - протянул Мак-Гайр, с какой-то странной усмешкой глядя
на Рейдлера. - Так старый филин сказал, что я здоров? Он сказал, что я
симулянт, так, что ли? А вы, значит, подослали его ко мне? Вы думали, что я
прикидываюсь? Я, по-вашему, обманщик. Послушайте, приятель, я часто был
груб, я знаю, но ведь это только так.... Если бы вы побывали хоть раз в моей
шкуре... Да, я позабыл.., Я же здоров... Так сказал старый филин. Ладно,
дружище, я отработаю вам. Вот когда вы со мной посчитались!
Легко, как птица, он взлетел в седло, схватил хлыст, положенный на
луку, и стегнул коня. "Сверчок", который на скачках в Хоторне привел
когда-то "Мальчика" первым к финишу, повысив выдачу до десяти к одному снова
вдел ногу в стремя.
Мак-Гайр был впереди, когда кавалькада, вылетев за ворота, взяла
направление на Сан-Карлос, и вдогонку ему неслось, одобрительное гиканье
ковбоев, скакавших в поднятых им клубах пыли. Но, не покрыв и мили, он стал
отставать и уже плелся в хвосте, когда всадники, миновав выгоны, продолжали
путь среди высоких зарослей чапарраля. Заехав в чащу, он натянул поводья и,
вытащив платок, прижал его к губам. Платок окрасился алой кровью. Он
забросил его в колючие кусты и, прохрипев своему удивленному коню "катись!"
- поскакал следом за ковбоями.
Вечером Рейдлер получил письмо из своего родного городка в Алабаме.
Умер один из его родственников, и Рейдлера просили приехать, чтобы принять
участие в дележе наследства. На рассвете он уже катил в своей таратайке по
прерии, спеша на станцию.
Домой он возвратился только через два месяца. Усадьба опустела - он
застал там одного Иларио, который в его отсутствие присматривал за домом.
Юноша стал рассказывать ему, как шли дела пока хозяин был в отлучке. С
клеймением скота еще не управились, сказал он. Было много ураганов, скот
разбегался, и клеймение подвигается туго. Лагерь сейчас в долине Гвадалупы -
в двадцати милях от усадьбы.
- Да, между прочим, - сказал Рейдлер, внезапно припомнив что-то. - Как
этот парень, которого я отправил с ребятами в лагерь, Мак-Гайр? Работает он?
- Не знаю, - отвечал Иларио. - Ковбои редко заглядывают теперь на
ранчо. Очень много хлопот с молодыми телятами. Нет, ничего про него не
слыхал. Верно, его уже давно нет в живых.
- Что ты мелешь! - сказал Рейдлер. - Как это - нет в живых?
- Очень, очень он был плох, этот Мак-Гайр, - сказал Иларио, пожимая
плечами, - Я знал, что ему не прожить и месяца, когда он уезжал отсюда.
- Вздор! - проворчал Рейдлер. - Я вижу, он я тебя одурачил. Доктор
осмотрел его и сказал, что он здоров, как мескитовая коряга.
- Это он так сказал? - спросил Иларио, ухмыляясь. - Этот доктор даже не
видел его.
- Говори толком! - приказал Рейдлер. - Какого черта ты меня морочишь?
- Мак-Гайр, - спокойно сказал Иларио, - пил воду на галерейке, когда
этот доктор прибежал в комнату. Он сразу схватил меня и давай стучать по мне
пальцами - вот тут стучал и тут. - Иларио показал на грудь. - Я так я не
понял зачем. Потом он стал прикладываться ухом и все что-то слушал. Вот тут
слушал и тут. А зачем? Потом достал какую-то стеклянную палочку и сунул мне
в рот. Потом схватил меня за руку и начал ее щупать - вот так. И еще велел
мне считать тихим голосом двадцать, treinta, cuarenta (4). Кто его знает, -
закончил Иларио, - в недоумении разводя руками, - зачем он все это делал?
Может, хотел пошутить?
- Какие лошади дома? - только и спросил Рейдлер.
- Пайсано пасется за маленьким корралем, Senor.
- Оседлай его, живо!
Через несколько минут Рейдлер вскочил в седло и скрылся из виду.
Пайсано, недаром названный в честь этой невзрачной с виду, но быстроногой
птицы мчал во весь опор, пожирая ленты дорог, как макароны. Через два часа с
небольшим Рейдлер с невысокого холма увидел лагерь, раскинувшийся у излучины
Гвадалупы. С замиранием сердца, страшась услышать самое худшее, он подъехал
к лагерю, спешился и бросил поводья. В простоте душевной он уже считал себя
в эту минуту убийцей Мак-Гайра.
В лагере не было ни души, кроме повара, который, поджидая ковбоев к
ужину, раскладывая по тарелкам огромные куски жареной говядины и расставлял
на столе железные кружки для кофе. Рейдлер не решился сразу задать терзавший
его вопрос.
- Все благополучно в лагере, Пит? - неуверенно спросил он.
- Да так себе, - сдержанно отвечал Пит. - Два раза сидели без провизии.
Ураган наделал бед - облазили все заросли на сорок миль вокруг, пока собрали
скот. Мне нужен новый кофейник. Москиты в этом году совсем осатанели.
- А ребята как... все здоровы?
Пит не отличался оптимизмом. К тому же справляться о здоровье ковбоев
было не только явно излишне, но граничило со слюнтяйством. Странно было
слышать такой вопрос из уст хозяина.
- Тех что остались, не приходится по два раза звать к столу, проронил
он, наконец.
- Тех что остались? - хрипло повторял Рейдлер. Он невольно оглянулся,
ища глазами могилу Мак-Гайра. Ему уже мерещилась каменная белая плита, вроде
той, что он видел недавно на кладбище в Алабаме. Но он тут же опомнился,
сообразив, что это нелепо.
- Ну да, - сказал Пит. - Тех, что остались. В ковбойском лагере бывают
перемены - за два-то месяца. Кой-кого уже нет.
Рейдлер собрался с духом.
- А этот парень, которого я прислал сюда, - Мак-Гайр... Он не...
- Слушайте, - перебил его Пит, подымаясь во весь рост с толстым ломтем
кукурузного хлеба в каждой руке. - Как это у вас хватило совести прислать
такого больного парнишку в ковбойский лагерь? Этому вашему, доктору, который
не мог распознать; что малый уже одной ногой стоит в могиле, надо бы
спустить всю шкуру хорошей подпругой с медными пряжками. А уж и боевой же
парень! Вы знаете, что он выкинул - скандал да и только! В первый же вечер
ребята решили посвятить его в "ковбойские, рыцари". Росс Харрис вытянул его
разок кожаными гетрами, и как вы думаете, что сделал этот несчастный
ребенок? Вскочил, чертенок эдакий, и вздул Росса Харгиса. Ну да, вздул Росса
Харриса. Всыпал ему, как надо. Выдал ему крепко, хорошую порцию. Росс встал
и тут же поплелся искать местечко, где бы снова прилечь. А этот Мак-Гайр
отошел в сторонку, повалился лицом в траву и стал харкать кровью,
кровохарканье - так это и называется, передайте вашему коновалу.
Восемнадцать часов по часам пролежал он так и - никто не мог сдвинуть его с
места. А потом Росс Харрис, который очень любит тех, кому удалось его
вздуть, взялся за дело и проклял всех докторов от Гренландии, до
Китайландии. Вдвоем с Джонсоном Зеленой Веткой они перетащили Мак-Гайра в
палатку и стали наперебой пичкать его сырым мясом и отпаивать виски.
Но у малого, как видно, не было охоты идти на поправку. Ночью он удрал
из палатки и опять зарылся в траву - а тут еще дождь моросил, "Катитесь! -
говорит он им. - Дайте мне спокойно помереть. Он сказал, что я обманщик и
симулянт. Ну, и отвяжитесь от меня!"
- Две недели провалялся он так, - продолжал повар, - словечка ни с кем
не сказал, а потом...
Топот, подобный удару грома, сотряс воздух, и два десятка молодых
кентавров, вылетев из зарослей, ворвались в лагерь.
- Пресвятые драконы и гремучие змеи! - заметавшись из стороны в
сторону, возопил повар. - Ребята оторвут мне голову, если я не подам им ужин
через три минуты.
Но глаза Рейдлера были прикованы к маленькому загорелому пареньку,
который, весело блестя зубами, соскочил с лошади у ярко горевшего костра. Он
не бил похож на Мак-Гайра, но все же...
Секунду спустя Рейдлер тряс ему руку, схватив другой рукой за плечо.
- Сынок, сынок, ну, как ты? - с трудом выговорил он.
- Поближе к земле, вы говорили? - заорал Мак-Гайр, стиснув руку
Рейдлера в стальном пожатии. - Я так и сделал - и вот, видите, здоров и силы
прибавилось.
И понял, признаться, какого шута горохового я из себя разыгрывал.
Спасибо, старина, что прогнали меня сюда! А здорово вышло со старым-то
филином? Я видел в окно, как он выбивал зорю на груди у этого мексиканского
парня.
- Что же ты молчал, собачья душа! - загремел скотовод - Почему не
сказал, что доктор тебя не осматривал?
- А, катитесь! Не морочьте мне голову, - проворчал Мак-Гайр, сразу
ощетинившись, как бывало. - Вы меня разве спрашивали? Вы произнесли свою
речь и вышвырнули меня вон, и я решил, что так тому и быть. Но знаете,
приятель, эти скачки с коровами - здорово занятная штука. И ребята тут
первый сорт - лучшая команда, с какой мне доводилось ездить. Вы мне
разрешите остаться здесь, старина?
Рейдлер вопросительно посмотрел на Росса Харгиса.
- Этот паршивец, - нежно сказал Росс, - самый лихой загонщик на все
ковбойские лагеря. А уж дерется так, что только держась,
--------------------------------------------------------
1) - Старший объездчик (испан.).
2) - Хорошо? (испан.).
3) - Да, да, спасибо, сеньор (испан.).
4) - Тридцать, серок (испан.).