Почему победил Хомейни?

[Самарканд]

Иллюзия в фотографиях. Почему победил Хомейни

 

 

Немного фантастики

Несомненно, многие читатели видели в сети коллажи, изображающие на контрасте сцены из жизни в Иране при последнем шахе и великом аятолле, с непременным рефреном: было – стало.



Подобного рода сравнения мне напоминают сюжет фантастического романа: фотографию изобретают в начале XVIII столетия в Париже. И там же фотограф узнает о новом городе, возведенном в неведомой ему России. О ней он разве что слышал: медведи, сугробы, схизматики; но хватает под мышку штатив и спешит в Петербург, где снимает ассамблеи, мощеные улицы, военно-морские парады и пр.

Только в уездные городки, деревни и еще не изжившие патриархальный быт имения – ни ногой: далеко, затратно, поди, ограбят по дороге, да и оные дождями развезло.

Соответственно, вопрос: мог ли фотограф по европеизированному Петербургу и его смахивающим на парижан обитателям, по мундирам семеновцев и преображенцев составить адекватное представление о России? Вопрос риторический.

Так и фотографии Ирана при шахе и великом аятолле не должны формировать представление о едва ли не поголовной вестернизации страны, насильно втащенной улемами в Средневековье, с паранджой и бородой.

Подобного рода взгляды свидетельствуют как о смутном представлении относительно движущих механизмов Исламской революции, так и о мире Средневековья, в том числе и персидском.

Скажем, в поздний его период разносторонне образованный монарх, талантливый литератор, полководец и администратор шах Исмаил I оспаривал у Блистательной Порты статус ведущей ближневосточной державы. А их война напоминала противостояния двух великих империй поздней Античности – Восточно-Римской и Персидской.

Да и носи процесс вестернизации Ирана всеобъемлющий характер, не победила бы Исламская революция. Ее лозунги и идеи не обрели бы поддержку в широких слоях населения и не нашли бы отражение в наименовании Ирано-иракской войны «Священной обороной», равно как и в подвигах юных шахидов.

Что представляли собой движущие силы протестной волны, на гребне которой великий и редко улыбавшийся аятолла пришел к власти?

[Самарканд]

Оборотная сторона «Белой революции»

В 1963 году шах начал программу преобразований, известную как «Белая революция». Ее реализация проходила не без успеха, хотя и носившего половинчатый характер.

Как и на просторах реформированной Петром I из царства империи, так и в рожденном из Персии Иране модернизация затронула незначительную часть общества. А именно: аристократию, крупную буржуазию и некоторый процент среднего класса. То есть тех, кто мог позволить себе фотоаппарат, автомобиль, отдых на горнолыжном курорте в Дизине и прочие, обусловленные научно-техническими достижениями англосаксонской цивилизации блага, одновременно восприняв свойственный ей стиль жизни.

Много ли таких было? Не сказать чтобы:
 

Городское общество Ирана – пишет востоковед Н. Б. Шувалова, – в конце 70-х годов условно можно представить в виде пирамиды из разных по величине и значению слоев. В вершине пирамиды находился клан Пехлеви (всего более 60 семей); представители древних аристократических родов (около 1 тыс. семей); аристократы-предприниматели, которые начали вкладывать капиталы в развитие национального производства; около 200 высших государственных чиновников и военачальников, которые имели отношение к управлению государственными компаниями; и наконец, представители крупной буржуазии.

Основанием же пирамиды служили крестьяне, большинство горожан, главным образом проживавших в регионах; торговцы-базари. Им импонировали консервативные взгляды шиитского духовенства (данный термин употребляется мною для удобства; на самом деле ни в шиитском, ни в суннитском течении ислама нет института духовенства).
 

И это тоже Тегеран на рубеже 1960–1970-х гг. – как видите, далеко не весь он был вестернизирован

Разумеется, нельзя отрицать расшатывание посредством «Белой революции» традиционных, основанных на религиозном миропонимании ценностей. Скажем, численность среднего класса в шестидесятые выросла вдвое. Также росла численность студенчества, в значительной своей массе симпатизировавшего левым идеям.

Однако сам процесс модернизации шел слишком медленно, к тому же усугубленный недовольством шахом бедной части иранцев. Основания для ропота были весьма существенные, и не только в глазах сельской бедноты, мимо которой шли доходы от продажи нефти, оседавшие в карманах шахской семьи и недрах военного бюджета. Но ладно последнего, благодаря которому иранская армия стала одной из сильнейших в регионе и превратилась в весомый аргумент ближневосточной политики Тегерана.

Шах нередко попросту разбазаривал поступавшие в казну средства. Причем делал это публично. Взять празднование в 1971 году более чем условной даты – 2500-летия Персидской державы, вылившееся бюджету в копеечку и вызвавшее возмущение даже мировой общественности.

Так, журналистка Ульрика Майнхоф написала открытое письмо шахине Фарах Пехлеви:
 

Вы умышленно не заметили жилищ миллионов внизу, например, не заметили тех 200 тысяч человек, что живут в южной части Тегерана, в вырытых в земле пещерах и переполненных людьми глинобитных лачугах, похожих на крольчатники… Так правит шах.

(Ссылку на полный текст см. ниже).

То есть социальных предпосылок для революции хватало, к тому же усугубленных жестоким подавлением службой безопасности САВАК любых проявлений недовольства.

[Самарканд]

Игры в зороастризм

А тут еще возомнивший себя наследником Ахеменидов монарх принялся насаждать зороастризм, в 1976 году заменив солнечный календарь хиджры на предшествовавший ему имперский. Вообще, курс на деисламизацию Ирана, культивирование национализма в специфической его форме преданности сначала шаху, а потом только Родине, также не прибавили М. Пехлеви популярности в широких слоях населения.
 

Игра в наследников Ахеменидов

Причем и лояльные монарху иранцы посмеивалась над новым календарем, как посмеивались даже не склонные симпатизировать христианству римляне над Юлианом Отступником, вздумавшим повернуть колесо истории вспять и затеявшим языческий ренессанс. Изначально мертворожденный.

То же самое можно сказать и о зороастрийских увлечениях М. Пехлеви. Они только лили воду на мельницу антишахской пропаганды шиитского духовенства и стали одной из причин падения монархии.

Ведал ли шах, с размахом празднуя юбилей империи в шатрах средь пустыни, где некогда стоял Персеполь, что ему уготована участь Дария III, а могильщиком его власти станет не просвещенный ученик Аристотеля, а суровой аятолла?

Другое дело: существовали и альтернативные пути развития после победы революции.
 

[Самарканд]

Под знаменем сплава марксизма и ислама

Упомянув различные слои общества, выступавшие за и против вестернизированного шахского правления, мы не назвали еще интеллигенцию. Немало ее представителей, наряду со студенчеством, симпатизировало леворадикальной организации «Моджахеды иранского народа» (ОМИН).

Ее цель – построение специфического исламского социализма. И на первых порах ОМИН приветствовала Исламскую революцию. Но столкнувшись с формированием теократического государства вместо Исламской Демократической Республики, она развернула открытую войну с ИРИ.

Ситуацию противостояния усугубил поддержанный Р. Хомейни импичмент симпатизировавшего ОМИН президента А. Банисадра – собственно, бойцы организации и помогли этому человеку покинуть страну, а то бы не избежать ему, впавшему в немилость консервативного шиитского духовенства, расправы, подобно другому бывшему сподвижнику великого аятоллы – С. Готбзаде.

На счету моджахедов множество терактов (в сточки зрения самих оминовцев – диверсионных актов) против госслужащих и чиновников, в том числе и высокого ранга. Самый громкий из них – убийство президента М. Раджаи. Тегеран отвечал беспощадным контртеррором.

Однако ситуация для него осложнялась дислоцированием подразделений ОМИН с разрешения С. Хусейна на территории Ирака. Там, на границе с Ираном, по словам арабиста В. В. Арсенова, появились оминовские укрепленные военные базы с тяжелой бронетехникой, артиллерией, танками и вертолетами.
 

Бойцы ОМИН

В 2003 году американцы взяли их под контроль, не лишив боевого потенциала полностью, изъяв бронетехнику и тяжелое вооружение. Но нынешняя деятельность ОМИН – другая история.
 

 

[Самарканд]

Национальный фронт Ирана – аналог российских кадетов

Еще одной политической альтернативой сугубо исламскому характеру антишахской революции стал Национальный фронт во главе К. Санджаби. Это, знаете, своего рода иранский аналог возникшей на волне первой Русской революции милюковской Конституционно-демократической партии.

Нацфронт придерживался относительно формы правления Ирана довольно умеренных взглядов, выступая за конституционную монархию и не столько требуя свержения шаха, сколько призывая его следовать по пути развития демократии.

В ответ М. Пехлеви пошел на половинчатые меры.

С одной стороны, САВАК жестоко подавляла протестные выступления, вспыхнувшие в 1978 году, когда под маховик репрессий попали и члены Нацфронта, с другой – пригласил одного, наряду с К. Санджаби, из его руководителей – Ш. Бахтияра, на пост премьер-министра.
 

Шапур Бахтияр

Тот согласился, став последним главой шахского правительства, но оказался не в состоянии справиться с революционной волной, в рамках которой очень быстро вырисовывалось бесспорное лидерство Р. Хомейни. Кстати, не напоминает ли параллели: В. И. Ленин – Р. Хомейни, Ш. Бахтияр – сидевший в министерском кресле немногим больше месяца П. Н. Милюков?

Кроме того, само решение Ш. Бахтияра пойти на сотрудничество с шахом привело к расколу Нацфронта. После победы Исламской революции руководство иранских кадетов быстро убедилось, как и оминовцы, в клерикальном характере формирующейся власти, без перспектив проведения широких демократических реформ, пусть и под эгидой ислама.

В 1981 году после попытки организовать марш протеста в связи с принятием Меджлисом акта возмездия, разрешающего кровную месть, Нацфронт был разгромлен как организованная политическая сила.
 

 

[Самарканд]

Печальная участь Туде

И наконец, партия Туде, стоящая на коммунистических позициях. Она не была многочисленной, во всяком случае, в сравнении с ОМИН, к тому же, как и моджахеды, пережила раскол: во время советско-китайского конфликта от нее отделилась часть маоистов.

Коммунисты на первых порах поддержали Исламскую революцию, им даже удалось инкорпорировать в свои ряды часть офицерского корпуса. Они также одобрили захват американского посольства и подавление либеральной оппозиции.

Расчет лидеров Туде во главе с ее первым секретарем Н. Киянури строился на надежде приверженности Тегерана просоветскому курсу во внешней политике.

Этого не произошло, и вслед за Нацфронтом партия была запрещена. Н. Киянури арестовали, подвергли пыткам, приговорили к казни, заменив ее длительным сроком заключения – в этом плане ему повезло больше многих расстрелянных соратников. С середины 1980-х Туде перестала существовать в Иране как организованная политическая сила.
 

Здесь еще бок о бок и шиитское духовенство, и спектр светских политических сил

Разумеется, перечисленные выше организации – не единственные из оппозиционных шаху и поначалу поддержавших революцию, но позже не нашедших общий язык с Р. Хомейни и разгромленных. Но они – наиболее крупные и представлявшие опасность для великого аятоллы, в особенности ОМИН. Да и на сегодняшний день она – ведущая оппозиционная структура нынешней иранской власти.
 

Фактор личности как слагаемое победы Исламской революции

Все иранские политические силы, выступившие против диктатуры Р. Хомейни, столкнулись с одной существенной проблемой: отсутствием достаточной социальной базы, которой, как было сказано выше, располагали улемы.

Но главное: в Иране, как мало где, сказался фактор личности великого аятоллы, притягательный, в том числе и для его оппонентов, таких как Н. Киянури, Ш. Бахтияр и К. Санджак.

Все они, образованные, а двое последних – несколько рафинированные интеллигенты, не пользовались популярностью в народных массах, сравнимой с авторитетом Р. Хомейни.
 

Последний обладал даже не популярностью, а фанатичным почитанием, о чем свидетельствовали его похороны с жутковатыми, устроенными экзальтированной скорбящей толпой, сценами.
 

[Самарканд]

Р. Хомейни нет, но дело его живет – надолго ли?

Однако эмоциональный подъем не может длиться долго. Великий аятолла давно уже в ином мире, а его последователи не располагают сопоставимым авторитетом.

Да, Исламская республика выстояла в условиях санкций, но и, скажем, У. Черчилль удержал в крайне трудных условиях британский корабль на плаву, проведя его по пути обещанных в 1940 крови, пота и слез. Вот только уставшие соотечественники не дали ему насладиться триумфом в 1945 году.

И захотят ли нынешние иранцы в условиях экономического, военного и интеллектуального ренессанса видеть свою республику и далее Исламской?
 

Эпилог или реквием по Мосаддыку

И, да, совсем в завершении и одновременно, может быть, предваряя тему будущего разговора: полагаю, Иран бы избежал революционных потрясений и шахских чудачеств, доведи основатель Нацфронта М. Мосаддык свои реформы до конца, а не отправься в тюремную камеру после инициированного британцами и американцами переворота.
 

М. Мосаддык – несостоявшееся будущее Ирана

Он не разделил трагическую судьбу другого выдающего реформатора – афганского лидера М. Дауда, но и не примерил на себе лавры Ататюрка. Хотя мог бы. Ибо, удержись М. Мосаддык у власти, и нынешняя Турция, с ее превышающими потенциал амбициями, была бы бледной тенью Ирана

[Самарканд]

Шевченко. Иран и азербайджанцы. В чем суть Исламской Революции.

Как Хомейни победил шаха Пехлеви.

 

[Самарканд]

«Мы знаем, где вы»: как «Моссад» держит в страхе иранских госслужащих

Разведывательная служба Израиля — «Моссад» — передала сообщения командирам второго эшелона и представителям иранских элит, которые могут быть привлечены для замены убитых при израильских атаках госслужащих. В отдельных случаях спецслужба оставила предупреждения родственникам высокопоставленных лиц Ирана, сообщает американская газета The Washington Post со ссылкой на источники.

Собеседники издания из числа официальных лиц Израиля предупредили, что кампания по ликвидации иранских лидеров может продолжиться.

«Некоторые из высокопоставленных чиновников и военнослужащих Ирана получили под дверь письмо, некоторым позвонили по телефону, а в иных случаях звонки поступили на номера супруг»,— цитирует WP сотрудника службы безопасности Израиля. Сообщения, направленные израильской разведкой, призваны дать понять иранским лидерам, что «Моссад» «знает, где они находятся», и что он может до них добраться.

Газета пишет, что диверсионная часть израильской операции готовилась тайными разведывательными группами «Моссада» на территории Ирана в течение недель и даже месяцев. Она включала в себя организацию схронов с оружием, беспилотниками и взрывчаткой. В ночь на 13 июня израильские лазутчики нанесли удары по квартирам жилых домов в центре Тегерана, где находились лица, ответственные за принятие решений в Исламской Республике.

Среди убитых на начальном этапе операции оказались начальник Генштаба генерал-майор Мохаммад Багери, командующий Корпусом стражей исламской революции Хосейн Салами и ученые-ядерщики, в том числе Мохаммад Мехди Техранчи, президент Исламского университета Азад в Тегеране.

[Самарканд]

Требование Ирана к Америке

Тегеран не возобновит переговоры с Вашингтоном по вопросу урегулирования кризиса вокруг иранской ядерной программы до тех пор, пока Белый дом не откажется от завышенных требований. Об этом заявил глава МИД Исламской Республики Иран (ИРИ) Аббас Аракчи, передает ТАСС.

«Мы не вернемся за стол переговоров до тех пор, пока американцы не откажутся от своей алчной политики и не перестанут предъявлять нам необоснованные требования», - приводит его слова агентство Tasnim.

Как отметил Аракчи, ранее проводившиеся между Ираном и США переговоры, включая контакты на полях Генассамблеи ООН в сентябре в Нью-Йорке, были приостановлены и не продвинулись именно из-за чрезмерных требований американской стороны.

 

20 октября представитель МИД Ирана Эсмаил Багаи сообщил, что Тегеран продолжает контакты с Вашингтоном через посредников, но называть это переговорами преждевременно.

В 2025 году пять раундов переговоров Ирана с США по ядерному досье завершились безрезультатно из-за начала военной операции Израиля против ИРИ и ударов американских ВВС по иранским ядерным объектам. 23 сентября верховный лидер Ирана Али Хаменеи заявил, что ведение переговоров с США не отвечает национальным интересам Ирана, так как переговоры, которые Соединенные Штаты хотят и о которых говорят, - «это диктат, а не диалог».

[Самарканд]

Корни Исламской революции, или Упущенный шанс последнего шаха

 

Последние минуты шаха на иранской земле – история, которая могла бы и не случиться

 

Парадоксы революции

Одной из тем, которая, думается, в скором времени станет мейнстримом для специализирующихся на новейшей истории Ирана исследователей, будет кризис управленческого аппарата. Он привел к крушению тщательно и, казалось, успешно — см.: «Реальная политика под религиозным покровом» — выстраиваемой Тегераном на Ближнем Востоке оси сопротивления и внутренним потрясениям 2009 и 2022 гг., к поражению в Двенадцатидневной войне с Израилем. Последняя войдет в анналы мировой военной истории одномоментным уничтожением высшего комсостава и научной элиты ведущей региональной державы.

Важно: речь идет о системном кризисе управленческих структур, так как отдельные их представители в любом государстве проблему видят и пытаются достучаться до верхов.

А поскольку в рассуждениях о той или иной стране меня всегда интересуют аналогии происходящих в ней событий с российскими, то в качестве примера приведу две фамилии: П.Н. Дурново, предупреждавшего Николая II об опасности вступления империи в мировую войну, и С.В. Зубатова – сторонника развития профсоюзного движения в рабочей среде. Оба голоса не были приняты во внимание в должной мере, что обернулось для династии катастрофой.

В отношении Исламской Республики предположу, что истоки не только ее научно-экономического подъема в тяжелейших условиях войны и санкций — об этом см.: «Указующий перс» и «Феникс из пепла», — но и нынешних проблем следует искать в революции, не в последнюю очередь порожденной кризисом управленческого аппарата, равно как личностными качествами монарха, подвергавшегося, по словам ираниста В. П. Кириченко, критике из-за коррупции и некомпетентности подобранных им и расставленных на ключевые посты чиновников.

Проблема, в сущности, лежала глубже, и, на мой взгляд, ее достаточно точно определил военный историк В. Яременко:
 

Насаждаемая шахом доктрина монархизма, якобы имманентно присущего иранскому народу, оказалась явно не к месту. Народ ее не понял. Да и не хотел понимать, так как перестал верить коррумпированным властям, превратившим страну в «рай для богатых» и «американский плацдарм».

Здесь и констатация кризиса управленческого аппарата, и самой идеи светской монархии. Да и сам ее носитель в сравнительно стабильные годы развития страны чувствовал себя уверенно на троне, но в предшествующие революции недели напомнил мне А. Козырева, в 1993 г. поразившего Р. Никсона просьбой сформулировать национальную идею для России. Шах, когда страну заштормило, то и дело обращался за советом к американскому послу У. Салливану.

В свою очередь, Р. Хомейни недальновидно ответил отказом на предложение С. Хусейна заключить мир в 1982 г., что обернулось для обеих стран большой кровью и экономической разрухой.

Если не ошибаюсь, военный эксперт В. Г. Ширяев как-то справедливо заметил, что отчасти разочарование иранцев в идеалах Исламской революции наступило именно в результате изнурительной войны с Ираком, которую Хомейни вовремя не закончил.

Дальше пошло по нарастающей: вспыхивавшие время от времени протесты свидетельствовали об углублении пропасти между теократической властью и всё более секуляризирующимся обществом.

Говоря же о движущих механизмах произошедших в 1979-м событий, вновь, как и в прошлом материале, следует обратиться к диалектике, ибо революционная ситуация в Иране стала складываться не тогда, когда в нем все катилось в тартарары, а при поступательном развитии.
 

Необычность этой революции – отмечают иранисты Н.А. Филин, Э.Б. Боев, А.С. Ходунов – заключается в том, что она произошла не в период затяжного кризиса, как многие знаменитые революции ХХ в., а экономического бума, длившегося два десятилетия.

В подтверждении своих слов исследователи приводят следующие цифры:
 

ВВП на душу населения рос исключительно быстрыми темпами, увеличившись за 1956–1976 гг. в 4,2 раза – с 2,5 до 10,7 тыс. долл. по паритету покупательной способности (2-е место в мире после Ливии среди стран с населением свыше 1 млн чел.). Учитывая, что и само население Ирана в тот период быстро росло, общий объем ВВП увеличивался еще более быстрыми темпами.

Другое дело, что правительство шаха не уделяло должного внимания диспропорции в развитии регионов и столицы, где фешенебельные кварталы контрастировали с бедными.

В сущности, это проблема любого капиталистического общества, стремительными темпами превращающегося из аграрно-индустриального, а то и вовсе аграрного, в индустриальное. То же наше Отечество на закате имперского периода можно вспомнить: быстрые темпы индустриализации с мыслящими в категориях вчерашнего дня элитами и во многом отсталыми формами ведения сельского хозяйства, да еще при господстве помещичьего землевладения.

И если бы фотографы, иллюстрируя на страницах глянцевых журналов жизнь при шахе, снимали почаще не только иранок в мини-бикини и модных парней в клеш, но и реалии глубинки, то картина выглядела бы более объективной, в том числе и в плане понимания движущих механизмов нарастающих революционных процессов.

При этом фактором нестабильности в Иране стал и демографический бум, особенно в городах, сопряженный с увеличением числа молодежи, а вместе с ней — ростом безработицы.
 

Люди моложе 20 лет, — пишет В. Яременко, — составляли тогда больше половины населения страны. Не только избыток энергии и бунтарский дух позвали молодых на баррикады. Были и вполне определенные причины. Главное — это тревога за будущее. Образование, получавшееся в местных вузах, не всегда соответствовало уровню современных знаний.

Еще одна проблема – скажу точнее: ее важная грань – заключалась в следующем: незадолго до революции в Иране начался рост инфляции. Правительство реагировало неэффективными мерами: на фоне существенных военных расходов – только в 1977–1978 финансовом году армия, по словам В. Яременко, получила 10 млрд долларов – снижались темпы жилищного строительства – заметьте: в условиях роста рождаемости, когда решение социальных вопросов, особенно в сфере образования и трудоустройства, должно было выйти на первый план. Но этого не произошло, во всяком случае в должной мере.

В общем, население в городах увеличивалось, жилья не хватало, зарплаты сокращались, на предприятиях начались увольнения рабочих, в условном вчера рост, простите за тавтологию, зарплат которых опережал темпы инфляции и, соответственно, привыкших жить хорошо.

Всё это напоминает поздний СССР, где на закате брежневской эпохи и благодаря, как и в Иране, экспорту нефти, также росло благосостояние граждан, но неумелая последующая политика М.С. Горбачёва обернулась введением карточной системы.

В Иране происходило нечто схожее, но в нем, в отличие от СССР, была сильна оппозиция, а из-за границы не А. И. Солженицын бубнил, а гремел Хомейни, имевший широкую поддержку на родине; впрочем, широкую, но не всеобъемлющую, о чем речь пойдет ниже.

Но при этом указанные проблемы были вполне решаемы, а шах мог вывести себя из-под удара нарастающей критики. В числе возможных шагов — создание благоприятного в общественных кругах имиджа.
 

Шах и консерваторы: упущенный шанс

Думается, для этого следовало, во-первых, опереться на консервативную интеллигенцию. Не на маргиналов, которые всегда брюзжат против всего, а на здоровую часть интеллигенции, способную создать шаху положительный имидж в общественных, в том числе и религиозных, кругах.

Речь о писателях и публицистах, пользовавшихся уважением в социуме, таких как Джалал Але-Ахмад. Я бы сравнил его с почвенником Ф.М. Достоевским, ибо главная цель Але-Ахмада, к слову, проявлявшего немалый интерес к творчеству Федора Михайловича, заключалась, по словам ираниста А.Н. Котова, в следующем:
 

возродить традиционные культурные ценности, пойти по пути Японии и Индии, куда он предлагает посылать иранскую молодежь для получения образования. Он предлагает найти равновесие между «восточничеством» (шаргзадеги) и «западничеством» (гарбзадеги).

 

Джалал Але-Ахмад

Японское экономическое чудо при сохранении населением национально-культурной идентичности пришлось на пик творчества иранского писателя. Соответственно, неудивительно, что страну Восходящего солнца он рассматривал в качестве примера.

Замечу также, что у Достоевского сложились дружеские отношения с Александром III в бытность того наследником. Да и в целом у предпоследнего императора был неплохой имидж в обществе при всей неоднозначности проводимой им политики. И этот образ создала отчасти именно консервативная интеллигенция.

Мне думается, шанс на конструктивный диалог у шаха с Але-Ахмадом был. Но монарху следовало проявить известный такт. Готовность и слушать, и в чем-то идти на компромисс. Здесь уже речь не только об Але-Ахмаде, а о перспективах выстраивания шахом диалога с интеллигенцией в целом. Однако вместо этого монарх выбрал авторитарный стиль правления, избыточность которого критиковал даже Дж. Картер.

При этом не сказать, что шах выступал против самобытного пути в развитии Ирана:
 

Мухаммед Реза Пехлеви, получивший, по словам философа Т.Т. Папуашвили, прекрасное образование на Западе, был воспитан на идеях евроцентризма и стремился превратить Иран в страну, где передовые западные технологии совмещались бы с иранской культурой и традициями.

И здесь опять проведу аналогии с Россией: европейски образованный Николай I также выступал за самобытный путь развития империи, поручив графу С.С. Уварову сформулировать соответствующую концепцию. Но при этом к представлявшим консервативную интеллектуальную элиту славянофилам относился с недоверием.
 

Шах и левые: несостоявшийся диалог

Перспективы же диалога шаха с левыми выглядели сложнее, учитывая марксистские взгляды, пожалуй, самого популярного интеллектуала в соответствующем стане, социолога Али Шариати, так же, как и Але-Ахмад, стремившегося в своих работах объединить Запад и Восток, только стоявшего на более радикальных позициях и выступавшего за создание в Иране бесклассового общества.

Шариати обладал авторитетом в студенческой среде, часть которой выражала недовольство американизацией системы высшего образования. При этом у мыслителя были натянутые отношения с улемами, поскольку он «подчеркивал, – отмечает В.П. Кириченко, – что возвращение к истинному исламу будет происходить не под руководством духовенства, а под предводительством прогрессивной интеллигенции».
 

Властитель студенческих дум Али Шариати

Да, политическая программа Шариати не выглядела приемлемой для шаха, но, во всяком случае, последний мог бы не преследовать признанного за рубежом – прежде всего во Франции – философа и не создавать ему ореол мученика, вынуждая к эмиграции, где он внезапно скончался. Скоропостижная смерть Шариати породила в Иране толки о причастности к ней САВАК, не прибавив популярности династии.

Кроме того, кризис управленческого аппарата шаха выразился в недальновидных методах борьбы с мятежным аятоллой Хомейни.
 

В январе 1978 г., – пишут Н.А. Филин, Э.Б. Боев, А.С. Ходунов, – с подачи шахского двора в газете «Эттелаат» была опубликована статья, очерняющая Хомейни. Там говорилось, что он в молодости был английским агентом, а сейчас ведет порочный образ жизни и в тайном союзе с коммунистами старается разрушить достижения «Белой революции», а иранская монархия прославлялась как прогрессивная.

Подобного рода плоская пропаганда вызвала в обществе обратный эффект, спровоцировав протесты студентов медресе священного для шиитов города Кум.

В контексте послезнания может показаться изначальная обреченность монарха в противостоянии с Хомейни, достаточно взглянуть на кадры триумфальной его встречи в тегеранском аэропорту.

Однако в 1960-е исход конфронтации шаха и аятоллы не выглядел предрешенным, поскольку в среде шиитского духовенства – термин, разумеется, условный при отсутствии в исламе соответствующего института – далеко не все поддерживали Хомейни.
 

Аятолла, запретивший Хомейни заниматься политикой

Как бы это странно сейчас ни звучало, но шах мог опереться и на некоторых аятолл, и прежде всего на известного и уважаемого в стране теолога, великого аятоллу Мохаммада Хосейна Боруджерди.
 

В отличие от Хомейни, – пишет Н. А. Филин, – общепризнанный лидер иранских шиитов аятолла Мохаммад Хосейн Боруджерди, которого поддерживали многие представители высшего духовенства, выступал против какого-либо вмешательства духовенства в политику и терпимо относился к шаху.

 

Мохаммад Хосейн Боруджерди – человек, которого слушался Хомейни

Не то что терпимо – отношения между ними носили дружеский характер. Запретив Хомейни заниматься политикой, Боруджерди предвидел, чем это обернется для Ирана? Так или иначе, но будущий рахбар соблюдал запрет до смерти учителя в 1961 г.

Остается гадать, как повернулась бы история Ирана, проживи Боруджерди дольше. Революция, скорее всего, свершилась бы, но, возможно, радикально настроенные исламисты не пришли бы к власти, не начались бы репрессии против армейского командования, не стал бы неистовствовать судья-вешатель Хальхали Садек – увы, любая революция порождает подобного рода персонажей – соответственно, Хусейн не решился бы на вторжение в Иран.
 

Шах и Национальный фронт: несостоявшееся рукопожатие

Еще одной ошибкой и свидетельством кризиса управленческого аппарата шаха стало непонимание важности налаживания диалога с оппозицией в лице Национального фронта, объединившего в своих рядах уже упоминавшихся в прежних моих статьях столь ярких личностей, как аятолла Махмуд Талегани, Шапур Бахтияр, Мехди Базарган.

И если опора на консервативную интеллигенцию могла быть выражена в развитии самобытного пути Ирана, предусматривающего заимствование научно-технических достижений Запада, создание на их базе собственной научной школы при сохранении национально-культурной идентичности, то диалог с Национальным фронтом стал бы своего рода мостом между шахом и частью светской и шиитской оппозиции.

Да, он был бы непрост, внутри самого Национального фронта хватало трений, но консолидация шаха и оппозиции подготовила бы почву для провозглашения в будущем конституционной монархии, могла спасти династию и позволила бы стране избежать потрясений, выпавших на ее долю.
 

Национальный фронт – цвет иранской политической интеллигенции

Однако шах слишком полагался на САВАК, рассчитывая жесткими мерами подавить оппозиционное против него движение. Эффект от этих недальновидных действий получился обратный. Впрочем, как тут не отметить и недальновидность руководителей Национального фронта, не разглядевших авторитарный стиль руководства Хомейни и выбранный им непримиримый курс на построение теократического государства.

В целом Пехлеви, с одной стороны, действовал нерешительно и непоследовательно, с другой – САВАК, по сути, от его имени, проявляло избыточную жестокость, взяв курс на силовое подавление недовольства шахом.

Всё это предопределило крушение монархии, несмотря на прошедшие в декабре 1978-го в ряде иранских городов демонстрации сторонников шаха, собравших, по оценкам специалистов, сотни тысяч людей. Видимо, рост в части общества радикальных настроений, в которых сочеталась гремучая смесь марксизма и шиизма, пугал другую ее часть.
 

Послесловие

Разумеется, говоря о падении монархии в Иране, следует принимать во внимание не только кризис элит, но и личный фактор: тяжелую болезнь Мохаммеда Резы, что мешало ему в полной мере оценить реалии обстановки как внутри страны, так и за ее пределами.

Однако фундаментальная проблема шаха заключалась в том, что он не был политиком в полном смысле этого слова. И здесь вновь предлагаю обратиться к российской истории.

Политиком был Л.Д. Троцкий, в условиях Гражданской войны кнутом и пряником привлекший в Красную Армию классово чуждый ей элемент – офицерский корпус, под именем военспецов даровавший большевикам победу.

В.И. Ленин также пример подлинного политика, вопреки позиции окружения, настоявшего на заключении похабного Брестского мира, переходе к НЭПу. Да и Апрельские тезисы — это именно документ, вышедший из-под пера политика.

И.В. Сталин, сотворивший невозможное – путь, пройденный ведущими капиталистическими странами за столетие, СССР «пробежал» за две с половиной пятилетки и встретил войну с мощнейшей индустриальной базой, позволившей сокрушить фашизм, выстоять в условиях ельцинизма и на нерастраченном потенциале которой мы живем и по сей день.

Я специально привел все эти примеры, дабы показать: названные деятели пребывали в несравненно более жестких условиях, нежели последний шах. Но в нужный момент они находили компромиссы с политическими противниками, ради стратегической победы шли на тактическое поражение и привлекали в число союзников тех, кто по соображениям идеологии никак не мог им быть.

Шах, если не считать последние месяцы правления, неохотно шел путем компромиссов ни с политической оппозицией, ни с придерживающейся отличавшейся от его взглядов интеллигенцией.