Ordan-burdan

[Эда F]

О его ночных кошмарах, о том, как Ана их снимала, о том, какой он сильный властный, а временами потерянный, ранимый и ведомый,.. о том, как он нуждался в контроле и любви, и исцелении…  вырванные из контекста эпизоды особо и не передают суть отношений, но хоть слабое представление создают, думаю.

 

Открываю глаза. Что-то не так. Кристиана рядом нет, хотя еще темно. Гляжу на электронный будильник: двадцать минут четвертого. Где же Кристиан? И тут я слышу звуки фортепиано.

 

Быстро выскользнув из постели, хватаю халат и бегу через холл к гостиной. Мелодия, которую он играет, такая печальная — жалобная песня, что он уже играл раньше. Я останавливаюсь в дверях и наблюдаю за ним в круге света. Берущая за душу, печальная музыка наполняет комнату. Он заканчивает и начинает сначала. Почему такая грустная мелодия? Обхватив себя руками, я зачарованно слушаю. Но сердце болит. Кристиан, почему так печально? Неужели из-за меня? Неужели это моя вина? Он заканчивает, но только чтобы начать в третий раз, — и я больше не выдерживаю. Не поднимает глаз, когда я приближаюсь к фортепиано, но подвигается, чтобы я могла сесть с ним рядом на стул. Снова звучит музыка, и я кладу голову ему на плечо. Он целует мои волосы, но не останавливается, пока не доигрывает пьесу до конца. Я поднимаю на него глаза, и он настороженно смотрит на меня.

 

 — Я разбудил тебя?

 — Только потому, что ушел. Что это было?

 — Шопен. Одна из его прелюдий ми-минор. — Кристиан на мгновение замолкает. — Она называется «Удушье»…

 Я беру его за руку.

 — Ты сильно потрясен всем этим, да?

 Он фыркает.

 — В мою квартиру забирается псих, чтобы похитить мою жену. Жена поступает не так, как ей сказано. Она сводит меня с ума. Пользуется паролем. — Он на мгновение закрывает глаза, а когда снова открывает, они уже застывшие и холодные. — Да, я здорово потрясен.

 Я сжимаю его руку.

 — Прости.

 Он приникает лбом к моему.

 — Мне приснилось, что ты умерла, — шепчет он.

 Что?

 — Лежишь на полу, такая холодная, и не просыпаешься.

 Опять Пятьдесят…

 — Эй, это был всего лишь дурной сон. — Я сжимаю его голову ладонями. Глаза его горят, прожигая меня насквозь, а мука в них отрезвляет. 

[Эда F]

Про Джека

 

— Хайд тоже из Детройта?

 Кристиан кивает.

 Самолет ускоряется, и я крепко сжимаю руку мужа. Он бросает на меня успокаивающий взгляд. Знает, как я ненавижу взлеты и посадки. Стискивает в ответ мою ладонь и большим пальцем поглаживает костяшки пальцев, успокаивая меня.

 — А что ты знаешь о нем? — спрашивает Элиот, не обращая внимания, что мы несемся по взлетной полосе в маленьком самолетике, который вот-вот взлетит в небо, а также явно растущего раздражения Кристиана из-за расспросов Кейт. Та подается вперед, внимательно слушая.

 — Это не для огласки, — говорит Кристиан непосредственно ей. Рот Кейт сжимается в чуть заметную тонкую линию. Я сглатываю. О черт.

 — Мы знаем о нем мало, — продолжает Кристиан. — Его отец был убит в пьяной драке в баре. Мать спилась. Ребенком он переходил из одной приемной семьи в другую, попал в дурную компанию, которая занималась в основном грабежом машин. Провел некоторое время в колонии для несовершеннолетних. Потом его мать по какой-то программе для малообеспеченных вылечилась от алкоголизма, и Хайд полностью изменился. Выиграл стипендию в Принстон.

 — В Принстон? — изумленно переспрашивает Кейт.

 — Да. Он смышленый парень. — Кристиан пожимает плечами.

 — Не такой уж смышленый, раз попался, — бормочет Элиот.

 — Но ведь не мог же он провернуть все это в одиночку? — спрашивает Кейт.

 Я чувствую, как напрягается Кристиан.

 — Мы пока не знаем, — тихо говорит он. Черт. Возможно ли такое, что с ним кто-то работает?

 Я поворачиваюсь и в ужасе смотрю на Кристиана. Он снова пожимает мою руку, но не смотрит в глаза. Самолет плавно поднимается в воздух, и у меня в животе появляется ужасное тянущее ощущение.

 — Сколько ему лет? — спрашиваю я Кристиана, наклонившись так, что слышит только он.

— Тридцать два. А что?

 — Просто любопытно.

 Кристиан напрягается.

 — Хайд — неподходящий объект для твоего любопытства. Я очень рад, что его арестовали. — Это почти выговор, но я решаю не обращать внимания на его тон.

 — А как ты думаешь, у него есть сообщники? — От мысли, что в события может быть замешан кто-то еще, мне становится нехорошо. Это означает, что еще ничего не закончено.

 — Не знаю, — сдержанно отвечает Кристиан.

 — Может быть, кто-то, у кого на тебя зуб? — предполагаю я. Проклятье, надеюсь, это не педофилка. — Например, Элена? — шепчу я. Сознаю, что произнесла ее имя вслух, но слышит только он. 

[Эда F]

Вот как жена характеризует Кристиана: 

— Кристиан, ты — джек-пот в лотерее, лекарство от рака и три желания от лампы Аладдина вместе взятые.

 

Его подарок ко дню рождения Аны: вторая машина - Ауди R8. Когда ее отчим Рэй попадает  в аварию и лежит в коме, Кристиан все время находится рядом с Аной, отнимает свои деловые встречи, поездки, лишь бы ее поддержать., нанимает лучшего специалиста в области проблем отца, сам лично привозит его в тот город, где живет ее семья.., а далее перевозит Рэя в Сиэтл. (несчастный случай с отцом и др Аны , эти две даты совпадают, и подарок Грея как нельзя кстати).

[Эда F]

Очередной визит к  гинекологу и….

 

— Вы немного запаздываете. Нам лучше сделать тест, прежде чем делать вам еще один укол.

 — Тест? — шепчу я, и вся кровь отливает у меня от головы.

 — Тест на беременность.

 Нет.

 Она лезет в ящик своего стола.

 — Вы знаете, что с этим делать. — Протягивает мне маленькую емкость. — Туалет прямо напротив моего кабинета.

 Я поднимаюсь, словно в трансе, и тащусь в туалет.

 Черт, черт, черт, черт. Как я могла допустить это… опять? Мне вдруг делается нехорошо, и я возношу безмолвную молитву: «Пожалуйста, нет. Еще слишком рано. Слишком рано. Слишком рано».

 Когда я вновь вхожу в кабинет доктора Грин, она натянуто улыбается мне и жестом предлагает сесть у стола.

 Я сажусь и без слов подаю ей свой образец. Она окунает в него маленькую белую палочку и наблюдает. Потом поднимает брови, когда палочка становится бледно голубой.

 — Что это означает? — Напряжение буквально душит меня.

 Она поднимает на меня глаза. Взгляд серьезный.

 — Что ж, миссис Грей, это означает, что вы беременны.

 Что? Нет. Нет. Нет. Проклятье.

Я в оцепенении смотрю на доктора Грин, и мой мир рушится. Ребенок. Ребенок. Я не хочу ребенка… пока не хочу. И в глубине души знаю, что Кристиан придет в ярость.

 — Миссис Грей, вы очень бледны. Хотите стакан воды?

 — Пожалуйста. — Мой голос чуть слышен. Мысли путаются. Беременна? Как? Когда?

 — Я так понимаю, вы удивлены.

 Я киваю доброму доктору, и она подает мне стакан воды, налитой из стоящего рядом кулера. Делаю желанный глоток.

 — Потрясена, — шепчу я.

 — Мы можем сделать ультразвук, чтобы определить срок. Судя по вашей реакции, подозреваю, недели две или около того с момента оплодотворения — четыре или пять недель беременности. Насколько я понимаю, других симптомов у вас не было?

 Я безмолвно качаю головой. Симптомов? Вроде бы нет.

 — Я думала… думала, это надежная форма контрацепции.

 Доктор Грин приподнимает бровь.

 — Обычно да, когда не забывают делать укол.

 — Должно быть, я потеряла счет времени. — Кристиан разозлится. Я знаю.

 — Месячные у вас были?

 Я хмурюсь.

 Нет.

 — Это нормально для подобного вида контрацепции. Давайте сделаем ультразвук, хорошо? Я меня есть время.

 Я оцепенело киваю, и доктор Грин ведет меня к обтянутому черной кожей смотровому столу за ширмой.

 — Это трансвагинальный ультразвук. Если срок очень маленький, с его помощью мы сможем найти ребенка. — Она берет длинный белый зонд.

 Это еще что за штука?

 — Хорошо, — бормочу я, краснея от стыда, и делаю, как она говорит. Грин натягивает на конец зонда презерватив и смазывает его прозрачным гелем.

 — Миссис Грей, расслабьтесь.

 Расслабиться? Я беременна, черт побери! Как я могу расслабиться? Я еще сильнее краснею и пытаюсь подумать о чем-то хорошем… но в данный момент с этим у меня большая проблема.

 Медленно и мягко она вводит зонд.

 О господи!

 Единственное, что я вижу на экране, — это какая-то серовато белая бесформенная масса. Доктор Грин медленно двигает зондом, и это ужасно смущает.

 — Вот, — говорит она. Нажимает кнопку, фиксируя картинку на экране, и указывает на крошечный комочек среди всей этой серо белой аморфной массы.

 Маленький комочек. Крошечный комочек в моем животе. Совсем малюсенький. Ух ты. Я забываю про свой дискомфорт, потрясенно глядя на комочек.

 — Сердцебиение пока еще не прослушивается, слишком рано, но да, вы определенно беременны. Четыре или пять недель, я бы сказала. — Она хмурится. — Похоже, действие укола закончилось раньше времени. Ну что ж, такое случается.

 Я слишком ошарашена, чтобы что-нибудь сказать. Маленький комочек — ребенок. Настоящий ребенок. Ребенок Кристиана. Мой ребенок. Ну и ну! Ребенок!

 — Хотите, чтобы я распечатала для вас снимок?

 Я киваю, все еще не в состоянии говорить, и доктор Грин нажимает кнопку. Затем мягко вынимает зонд и вручает мне бумажное полотенце, чтобы вытереться.

 — Поздравляю, миссис Грей, — говорит она, когда я сажусь. — Я назначу вам еще один прием. Скажем, через четыре недели. Тогда мы сможем определить точный срок беременности и установить дату родов. Можете одеваться.

 — Хорошо.

 Я торопливо одеваюсь. Голова идет кругом. У меня есть комочек. Маленький комочек. Когда я выхожу из-за ширмы, доктор Грин уже снова сидит за своим столом.

 — А пока я рекомендую вам начать курс фолиевой кислоты и специальных витаминов. Вот список запретов и предписаний.

 Вручая мне пакет с витаминами и списком, она продолжает говорить со мной, но я не слушаю. Я потрясена. Я в глубоком шоке. Наверное, мне следовало бы радоваться. .. если б мне было лет тридцать. Еще так рано, слишком рано. Я пытаюсь подавить поднимающуюся волну паники.

 

Вежливо прощаюсь с доктором Грин и, как в тумане, выхожу из больницы в прохладу осеннего дня. Внезапно меня начинает бить озноб от холода и дурного предчув ствия. Кристиан будет в ярости, я знаю, но как сильно и как долго, не представляю. Его слова преследуют меня: «Я пока еще не готов ни с кем тебя делить». Поплотнее закутываюсь в пиджак, стараясь прогнать озноб.

[Эда F]

Кристиан в бешенстве.., как же? Он любит все контролировать, а ребенок появился без предупреждения, вошел без стука.

 

Я ковыряю вилкой в тарелке. Миссис Джонс приготовила куриное фрикасе, но мне кусок в горло не лезет. Желудок скручен в тугой узел тревоги.

 — Проклятье, Ана, ты скажешь мне, в чем дело? — Кристиан раздраженно отодвигает пустую тарелку. Я поднимаю на него глаза. — Пожалуйста. Ты сводишь меня с ума.

 Я сглатываю и пытаюсь утихомирить панику, хватающую за горло. Делаю успокаивающий вдох. Сейчас или никогда.

 — Я беременна.

 Он застывает, и очень медленно краска сползает с его лица.

 — Что? — шепчет он, мертвенно бледный.

 — Я беременна.

 Кристиан непонимающе сдвигает брови.

 — Как?

 Как… как… Что за нелепый вопрос? Я краснею и взглядом спрашиваю: «А ты как думаешь? »

 Его поведение тут же меняется, глаза становятся каменными.

 — А укол? — рычит он.

 О черт!

 — Ты забыла про укол?

 Я просто смотрю на него, не в состоянии говорить. Господи, он зол, ужасно зол.

 — Господи, Ана! — Он с грохотом опускает кулак на стол, отчего я подпрыгиваю, и встает так резко, что чуть не опрокидывает обеденный стул. — Тебе надо было помнить только одну, одну единственную вещь. Проклятье! Не могу в это поверить. Как ты могла быть такой дурой?

 Дурой! Я открываю рот, как рыба, выброшенная из воды. Черт. Хочу сказать, что укол оказался неэффективным, но не могу вымолвить ни слова. Смотрю на свои пальцы.

 — Извини, — шепчу я.

 — «Извини»? Проклятье! — снова рявкает он.

 — Знаю, что время не очень удачное.

 — Не очень удачное! — кричит он. — Да мы знаем друг друга всего какихто пять минут, черт бы побрал все на свете! Я хотел показать тебе мир, а теперь… проклятье. Подгузники, отрыжка и дерьмо!

 Он закрывает глаза. Думаю, пытается справиться со своим гневом и проигрывает битву.

 — Ты забыла? Скажи мне. Или ты сделала это нарочно? — Глаза сверкают, и гнев так и брызжет из них, словно огненные искры.

 — Нет, — шепчу я.

— Я думал, мы договорились! — кричит он.

 — Знаю. Мы договорились. Прости.

 Он не слушает меня.

 — Вот почему. Вот почему я люблю все держать под контролем. Чтоб дерьмо вроде этого не вплывало и не портило все на свете.

 Нет… маленький Комочек.

 — Кристиан, пожалуйста, не кричи на меня. — У меня по лицу текут слезы.

 — Не начинай разводить тут сырость! — рявкает он. — Проклятье. — Он проводит рукой по волосам и дергает их. — Ты думаешь, я готов стать отцом? — Голос его срывается, в нем — смесь ярости и паники.

 И все сразу становится ясно — эти страх и отвращение в его глазах. Его ярость — ярость бессильного подростка. Ох, Пятьдесят Оттенков, мне так жаль! Для меня это тоже шок.

 — Знаю, никто из нас не готов к этому, но, думаю, из тебя получится чудесный отец, — выдавливаю я. — Мы справимся.

 — Откуда ты, черт побери, знаешь! — орет он еще громче. — Скажи мне, откуда! — Серые глаза горят, и так много эмоций мелькают на лице. Но самая заметная из них — страх. — Да пошло все к дьяволу! — рявкает Кристиан и вскидывает руки в жесте поражения.

 

Разворачивается на пятках и, схватив на ходу пиджак, выскакивает в холл. Его шаги гулко стучат по паркету, и он исчезает через двойные двери в фойе, с силой захлопнув их за собой, отчего я снова подпрыгиваю.

 Я одна в тишине — в неподвижной, безмолвной, пустой огромной гостиной. Непроизвольно вздрагиваю, немо глядя на закрытые двери. Он ушел от меня. Проклятье! Его реакция даже хуже, чем я могла представить. Отодвигаю тарелку и, сложив руки на столе, опускаю на них голову и даю волю слезам.

[Эда F]

Мой муж только что ушел от меня, потому что я беременна. Мой отец попал в серьезную аварию, и еще этот подонок Джек Хайд пытается обвинить меня в сексуальных домогательствах. Вдруг возникает неконтролируемая смешливость. Видишь, что ты сделал со мной, Маленький Комочек? Я глажу себя по животу.

 Миссис Джонс снисходительно улыбается мне.

 — Вы знаете, какой у вас срок? — мягко спрашивает она.

 — Совсем небольшой. Четыре или пять недель, врач не уверена.

 — Если не будете есть, то, по крайней мере, вам следует отдохнуть.

 Я киваю и, взяв чай, направляюсь в библиотеку. Это мое убежище. Вытаскиваю из сумочки «блэкбер ри» и раздумываю, не позвонить ли Кристиану. Знаю, для него это шок, но его реакция уж слишком резкая. А когда она не бывает такой? Мое подсознание выгибает идеально выщипанную бровь. Я вздыхаю. Пятьдесят Оттенков переменчивости.

 — Да, это твой папочка, Маленький Комочек. Будем надеяться, он остынет и скоро вернется.

 Вытаскиваю листок со списком предписаний и запретов и сажусь читать.

 Не могу сосредоточиться. Кристиан никогда не уходил от меня вот так. Последние дни он был таким внимательным и добрым. Таким любящим, а теперь… А вдруг он никогда не вернется? Черт!  Я не знаю, что делать. Я в растерянности. Он такой ранимый во многих отношениях, и я знала, что он плохо воспримет эту новость. В выходные он был таким милым. Многие обстоятельства он был не в состоянии контролировать, но все же он прекрасно справился. Однако эта новость выбила почву у него из-под ног.

 

 С тех пор как я познакомилась с ним, моя жизнь была сложной. В нем ли дело? Или в нас обоих? Предположим, он не справится с этим? Предположим, потребует развода? Желчь подкатывает к горлу. Нет. Я не должна так думать. Он вернется. Вернется. Я знаю, что вернется. Знаю, что, несмотря на весь его гнев и резкие слова, он любит меня… да. И Маленького Комочка тоже будет любить.

 Откинувшись на спинку кресла, я засыпаю.

 Просыпаюсь от того, что мне холодно, и не сразу соображаю, где я. Ежась, смотрю на часы: одиннадцать вечера. Ах да… ты. Я глажу себя по животу. Где же Кристиан? Вернулся ли? Поднимаю из кресла затекшие члены и иду на поиски мужа.

 Пять минут спустя сознаю, что его нет дома. Надеюсь, с ним ничего не случилось. Наваливаются воспоминания о долгом ожидании, когда пропал «Чарли Танго».

 Нет, нет, нет. Прекрати так думать. Я наполняю себе ванну — меня знобит.

 Его все еще нет, когда я, переодевшись в атласную ночную рубашку в стиле тридцатых годов и халат, иду в гостиную. По дороге заглядываю в свободную спальню. Быть может, это будет комната Маленького Комочка. Я потрясена этой мыслью и останавливаюсь в дверях, размышляя над новой реальностью. Интересно, мы покрасим ее в голубой или розовый? Эта приятная мысль омрачена тем, что мой блудный муж так ужасно зол на меня. Схватив с кровати стеганое одеяло, я направляюсь в гостиную ждать его.

 

Что-то меня будит. Какой-то звук.

— Черт!

 Это Кристиан в фойе. Я снова слышу, как скрежещет стол по полу.

 — Черт! — повторяет он, глуше на этот раз.

 Выпрямляюсь и вижу, как он, пошатываясь, входит

 через двойные двери. Он пьян. Мне делается не по себе. О боже, пьяный Кристиан? Я знаю, как он ненавидит пьяниц. Вскакиваю и бегу к нему.

 — Кристиан, ты в порядке?

 Он прислоняется к дверному косяку.

 — Миссис Грей, — невнятно бормочет он.

 Черт. Он сильно пьян. Я не знаю, что делать.

 — Ох… ты просто классно выглядишь, Анастейша.

 — Где ты был?

 Он прикладывает пальцы к губам и криво улыбается мне.

 — Шш!

 — Мне кажется, тебе лучше лечь в постель.

 — С тобой… — Он сдавленно хихикает.

 Хихикает! Хмурясь, я мягко обхватываю его за талию, потому что он с трудом держится на ногах, не говоря уж о том, чтобы идти. Где же он был? И как попал домой?

 — Давай я помогу тебе лечь. Обопрись на меня.

 — Ты очень красивая, Ана. — Он опирается на меня и нюхает мои волосы, чуть не свалив нас обоих.

 — Кристиан, пошли. Я уложу тебя в постель.

 — Ладно, — говорит он, словно пытаясь сосредоточиться.

 Мы, пошатываясь, идем по коридору и наконец добираемся до спальни.

 — Кровать, — говорит он, ухмыляясь.

 — Да, кровать. — Я подвожу его к краю, но он держит меня.

 — Присоединяйся ко мне, — говорит он.

 — Кристиан, думаю, тебе надо поспать.

 — Вот так это и начинается. Я об этом слышал.

 Я хмурюсь.

 — О чем?

 — Дети означают конец сексу.

 — Уверена, что это не так. Иначе во всех семьях было бы только по одному ребенку.

 Он с нежностью смотрит на меня.

 — Ты смешная.

 — А ты пьяный.

 — Да. — Он улыбается, но улыбка его меняется, когда он думает об этом, и затравленное выражение мелькает на лице. Взгляд, от которого меня до костей пробирает озноб.

 — Ну же, Кристиан, — мягко говорю я. Ненавижу это его выражение. Оно говорит об ужасных, кошмарных воспоминаниях, которых не должно быть ни у одного ребенка. — Давай уложим тебя в постель. — Я мягко подталкиваю его, и он плюхается на кровать, раскидывает руки и ноги и ухмыляется мне. Затравленный взгляд исчезает.

 — Иди ко мне, — невнятно бормочет он.

 — Сначала давай тебя разденем.

 Он широко пьяно ухмыляется.

 — Вот это другой разговор.

 Ну и ну. Пьяный Кристиан милый и игривый. Таким он мне нравится куда больше, чем злой.

 — Сядь. Дай мне снять с тебя пиджак.

 — Комната кружится.

 Черт… его что, стошнит?

 — Кристиан, сядь!

 Он глупо ухмыляется мне.

 — Миссис Грей, а вы, оказывается, командирша…

 — Да. Сядь, тебе говорят. — Я упираю руки в бока. Он опять ухмыляется, с трудом приподнимается на локтях, затем садится так неуклюже, так несвойственно Кристиану. Прежде чем он снова плюхается на спину, я хватаю его за галстук и стаскиваю серый пиджак.

 — От тебя хорошо пахнет.

 — А от тебя — крепким спиртным.

 — Ага… бур… бон. — Он произносит слово так старательно, что я с трудом удерживаюсь от смеха. Бросив пиджак на пол рядом, берусь за галстук. Он кладет руки мне на бедра.

 — Мне нравится, как эта ткань облегает тебя, Ана… стейша, — бормочет он. — Ты всегда должна быть в атласе или шелке. — Проводит вверх-вниз по моим бедрам, затем дергает меня на себя и прижимается ртом к животу. — А здесь у нас незваный гость.

 Я перестаю дышать. О господи. Он разговаривает с Комочком.

 — Ты не будешь давать мне спать, так ведь? — говорит он моему животу.

 Даа. Кристиан смотрит на меня сквозь длинные черные ресницы, серые глаза мутные и тусклые. Мое сердце сжимается.

 — Ты предпочтешь мне его, — печально говорит он.

 — Кристиан, ты сам не понимаешь, что говоришь. Не глупи, я никого никому не предпочту. И это может быть она.

 Он хмурится.

 — Она… боже. — Он плюхается спиной на кровать и прикрывает глаза рукой.

 Мне удалось расслабить ему галстук. Я развязываю шнурки и стаскиваю туфлю и носок вначале с одной ноги, потом — с другой. Когда встаю, то вижу, почему не встретила сопротивления — Кристиан полностью отключился. Он крепко спит и тихо похрапывает.

 Я смотрю на него. Он непозволительно красив, даже пьяный и храпящий. Его скульптурные губы приоткрыты, одна рука над головой, волосы взъерошены, лицо расслаблено. Он выглядит молодым — да он и есть молодой; мой молодой, пьяный, несчастный муж. Эта мысль камнем ложится мне на сердце.

 Что ж, по крайней мере, он дома. Интересно, где был. Не уверена, что у меня еще есть энергия и силы передвигать его или раздевать дальше. К тому же он поверх покрывала. Вернувшись в гостиную, беру стеганое одеяло, которым укутывалась, и приношу его в спальню.

 Он по-прежнему спит, все еще в галстуке и ремне. Я забираюсь на кровать с ним рядом, снимаю с него галстук и мягко расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки. Он бормочет что-то нечленораздельное, но не просыпается. Я осторожно расстегиваю ремень и тащу его сквозь петли на поясе.

 Я выпрямляюсь и снова смотрю на него. Ох, мои Пятьдесят Оттенков… что мне с тобой делать? Я пропускаю его волосы сквозь пальцы, они такие мягкие. Потом целую в висок.

 — Я люблю тебя, Кристиан. Даже если ты пьяный и шлялся бог знает где, я все равно люблю тебя. Всегда буду любить.

 — Мммм, — бормочет он. Я еще раз целую мужа в висок, затем слезаю с кровати и накрываю его стеганым одеялом. Я могу спать рядом с ним поперек кровати. Да, так и сделаю.

 

 Но сначала надо привести в порядок его одежду. Я качаю головой и подбираю носки и галстук, потом вешаю пиджак на руку. При этом его «блэкберри» падает на пол. Я подбираю и нечаянно разблокирую. Он открывается на списке эсэмэс. Я вижу свою эсэмэску, а над ней — еще одну.

 Черт. Все у меня внутри холодеет.

 «Приятно было повидаться. Теперь я понимаю. Не бойся, ты будешь прекрасным отцом.»

 Это от нее. От миссис Элены Педофилки Робинсон.

 Проклятье. Так вот где он был. Встречался с ней.

[Эда F]

Я ошеломленно смотрю на эсэмэс, затем поднимаю глаза на своего спящего мужа. Он болтался где-то до полвторого ночи, пил — с ней! А теперь тихо похрапывает, как ни в чем не бывало, в пьяном забытьи. И выглядит таким невинным и безмятежным.

 О нет, нет, нет! Ноги подкашиваются, и я медленно опускаюсь на стул рядом с кроватью, не в силах поверить в то, что только что узнала. Предательство, горькое и унизительное, пронзает меня. Как он мог? Как мог пойти к ней?

 

Обжигающие злые слезы текут по моим щекам. Его ярость и страх, его потребность накричать на меня, выместить на мне свою злость я могу понять и простить. Но это… это предательство — это уж слишком. Я подтягиваю колени к груди и обнимаю их руками, защищая себя и защищая своего Комочка. Покачиваюсь взад вперед и тихо плачу.

 А чего я ждала? Слишком быстро выскочила за него замуж. Я знала… знала, что до этого дойдет. Почему? Почему? Почему? Как он мог так со мной поступить? Он же знает мои чувства к этой женщине. Как он мог побежать к ней? Как? В моем сердце медленно и болезненно глубоко поворачивается нож, разрезая меня на части. Неужели так будет всегда?

 Сквозь слезы его распростертая фигура расплывается и мерцает. Ох, Кристиан. Я вышла за него замуж, потому что люблю его и в глубине души знаю, что и он любит меня.  Нет, нет, нет, я не могу поверить, что вот так вот будет всегда, два шага вперед, три назад! Но с ним так всегда и было. После каждого отступления, после каждой неудачи мы продвигаемся вперед дюйм за дюймом. Он придет в себя… непременно. А я? Оправлюсь ли я от этого… этого предательства? Я думаю о том, каким он был в этот последний, ужасный и чудесный уикенд. Его тихая сила и поддержка, пока мой отец лежал в коме в отделении интенсивной терапии… его сюрприз на мой день рождения, когда он собрал всех родных и друзей вместе…. Ох, Кристиан, ты злоупотребляешь всем моим доверием, всей моей верой… а я люблю тебя.

 

Но теперь я не одна. Я кладу ладонь на живот. Нет, я не позволю поступать так со мной и нашим Комочком. Я смахиваю слезы с глаз и вытираю нос тыльной стороной ладони.

 Ох, Пятьдесят Оттенков. Что же мне с тобой делать? И что, скажите на милость, ты делал с этой педофилкой миссис Робинсон? Я должна знать.

 Я снова смотрю на проклятый текст и быстро придумываю план. Сделав глубокий вдох, я пересылаю сообщение на свой «блэкберри». Дело сделано. Быстро просматриваю другие недавние сообщения, но там лишь послания от Элиота, Андреа, Рос и меня. Ничего от Элены. Что ж, это хорошо. 

[Эда F]

Ана оставляет Кристиану сообщение:

«Не хочешь, чтобы миссис Линкольн присоединилась к нам, когда мы рано или поздно будем обсуждать это сообщение, которое она прислала тебе? В этом случае тебе не придется бежать к ней потом.
Твоя жена.»

И уходит спать в другую комнату. Она запирается в комнате для "игр" Кристиана, так как там с утра ее искать не будут.

Ана просыпается и она была права. Эту комнату никто не проверил. Вся охрана поднята на уши, но невозмутимая Анастейша, завернутая в одеяло, говорит, чтобы Сойер подготовил ее автомобиль через 20 минут. Кристиан пытается поговорить, но в ответ получает жесткое игнорирование.

Спор не привел ни к чему. Ана уходит на работу.
Весь день Ана не получает писем от Кристиана.

Ночью он домой не возвращается, а рано утром миссис Джонс, домработница, говорит, что Мистер Грей приезжал, но уехал до того как миссис Грей проснулась. Ана приходит на работу. Видит письмо от Кристиана. Он сообщает, что по делам летит в Портленд.

[Эда F]

У Анастейши звонит телефон. Это номер Миа. Что хочет сестра Кристиана? Ана берет трубку и не верит своим ушам - это Джек!

Откуда у Джека телефон Миа?

Джек. — От страха у меня сдавливает горло и пропадает голос. Как он вышел из тюрьмы? И откуда у него телефон Миа? Кровь отливает от моего лица, кружится голова.

 — Ты ведь помнишь меня, — говорит он обманчиво мягким тоном. В голосе слышится горькая ухмылка.

 — Да, конечно, — автоматически отвечаю я, пока мысли лихорадочно мелькают в голове.

 — Ты, наверное, гадаешь, зачем я тебе звоню.

 Да.

 Повесь трубку.

 — Не вешай трубку. Я тут болтаю с твоей маленькой золовкой.

 Что? Миа! Нет!

 — Что ты сделал? — шепчу я, пытаясь унять заползающий в сердце страх.

 — Слушай сюда, ты, дешевая шл.ха, золотоискательница гребаная. Ты испоганила мне жизнь. Грей испоганил мне жизнь. Вы мне должны. Эта меленькая сучка — у меня. И теперь ты, этот хрен, за которого ты вышла замуж, и вся его поганая семейка — вы все заплатите.

 Злоба и ненависть Хайда меня потрясают. Семья? Что за черт?

 — Чего ты хочешь?

 — Я хочу денег. Денег, деньжат, бабла, лавэ. Усекла? Если б все сложилось по-другому, это мог бы быть я. Поэтому ты достанешь их для меня. Я хочу пять миллионов долларов. Сегодня.

 — Джек, у меня нет доступа к подобным суммам.

 Он с издевкой фыркает.

 — У тебя два часа, чтоб раздобыть их. Слышала? Два часа. Никому ничего не говори, иначе эта маленькая сучка поплатится. Ни копам, ни этому хрену, своему муженьку. Ни его службе безопасности. Если кому скажешь, я узнаю. Поняла? — Он замолкает, и я пытаюсь ответить, но горло перехватило от паники и страха.

 — Ты поняла?! — орет он.

 — Да, — шепчу я.

 — Или я ее убью.

 Мне трудно дышать.

 — Держи свой телефон при себе. Никому не говори, иначе я тр.хну ее, прежде чем убить. У тебя есть два часа.

 — Джек, мне нужно больше. Хотя бы часа три. И как я узнаю, что она у тебя?

 

Связь прерывается. Я в ужасе таращусь на телефон, во рту, пересохшем от страха, чувствуется отвратительный металлический привкус. Миа, у него Миа. Так ли это? Я лихорадочно пытаюсь придумать, что делать, и меня опять начинает мутить. Кажется, меня вот-вот вырвет, но я делаю глубокий вдох, пытаясь унять панику, и тошнота проходит. Итак, что же предпринять? Рассказать Кристиану? Тейлору? Позвонить в полицию? Как Джек узнает? Неужели Миа и правда у него? Мне нужно время, время, чтобы подумать, — но я могу это сделать, лишь следуя его распоряжениям. Я хватаю сумку и направляюсь к двери.

[Эда F]

Итак, ей ставят ультиматум и у нее всего 2 часа.

План первый добраться до дома, по пути придумать план 2. Ана говорит, что ей плохо и покидает работу. Сойер везет ее домой.

Как узнать, что Миа у него? Если позвонить родственникам... вдруг он следит за ними, он ведь одержимый псих? Как достать деньги? Снять в банке, ведь деньги Кристиана - деньги Аны. Дадут ли ей сразу такую сумму? Как она их повезет, в чемодане? Вопросов много, а времени мало.

Ана узнает, есть ли с Кристианом охрана в его поездке. Сойер говорит, что Тейлор за ним приглядывает. Это хорошо.

Ана бежит в кабинет Кристиана, чтобы найти чековую книжку. Заглянув в стол, она находит пистолет Лейлы.  Ана берет пистолет с собой.(а стрелять она умеет в детства, отчим научил).

Теперь дело стоит за малым - обхитрить охрану. Ана как диверсант придумывает план и облапошивает Сойера, вызвав его по телефону в другую часть дома, а сама прошмыгнула, где нет камер.

Ана бежит к машине и дает газу, так как для Сойера - это личное оскорбление и он поднимет всю службу безопасности и позвонит мистеру Грею.

Ана приезжает со спортивной сумкой в банк. Когда Ана называет сумму и ей и работнице становится не по себе. Работница вызывает управляющего. Ана дает все документы и выписывает чек. Управляющий весьма недоверчиво отнесся к нервной женщине.Управляющий приносит телефон и говорит, что мистер Грей хочет поговорить со своей женой. Тупой Управляющий, кто просил звонить?

[Эда F]

Довольно неприятный поворот событий., драматично всё.. «мне не нужны деньги, если рядом не будет тебя».

 

Возвращается мистер Уилан, бледный и сконфуженный.

 — Миссис Грей? Ваш муж хочет поговорить с вами, — бормочет он и указывает на телефон на стеклянном столе.

 Что? Нет.

 — Он на линии. Просто нажмите кнопку. Я буду за дверью. — У него хватает совести выглядеть смущенным. Я бросаю на него злой взгляд, чувствуя, как кровь вновь отливает с лица, когда он поспешно ретируется за дверь.

 

Черт! Черт! Черт! Что я скажу Кристиану? Он узнает. Он вмешается. Он — опасность для своей сестры. Рука моя дрожит, когда я протягиваю ее к телефону. Подношу трубку к уху, стараясь утихомирить свое неровное дыхание, и нажимаю кнопку первой линии.

 — Привет, — бормочу я, тщетно силясь успокоить нервы.

 — Ты уходишь от меня? — Слова Кристиана — мучительный, срывающийся шепот.

 Что?

 — Нет! — в ужасе выдыхаю я. О господи, нет, нет, нет! Как он мог такое подумать? Изза денег? Он думает, что я ухожу изза денег? И в момент ужасающей ясности я сознаю, что единственный способ удержать Кристиана на расстоянии, на безопасном расстоянии, и спасти его сестру… это солгать.

 — Да, — шепчу я. И обжигающая боль пронзает меня, слезы застилают глаза.

 Он издает испуганный возглас, почти стон.

 — Ана, я…— выдавливает он.

 Нет! Я ладонью зажимаю рот, заглушая свои воюющие эмоции. Кристиан, пожалуйста. Не надо. Я борюсь со слезами.

 — Ты уходишь? — говорит он.

 Да.

 — Но почему наличные? Значит, дело с самого начала было в деньгах? — Его пронизанный мукой голос едва слышен.

 Нет! Слезы струятся по моему лицу.

 — Нет, — шепчу я.

 — Пяти миллионов достаточно?

 Пожалуйста, прекрати!

 — Да.

 — А ребенок? — Голос его срывается.

 Что? Я прижимаю ладонь к животу.

 — Я позабочусь о ребенке, — бормочу я. Мой Маленький Комочек… наш Маленький Комочек.

 — Это то, чего ты хочешь?

 Нет!

 — Да.

 Он резко втягивает воздух.

 — Забери все, — шипит он.

 — Кристиан, — всхлипываю я. — Это ради тебя. Ради твоей семьи. Пожалуйста. Не надо.

 — Забери все, Анастейша.

 — Кристиан… — И я чуть не ломаюсь. Чуть не рассказываю ему о Джеке, о Миа, о выкупе… «Просто доверься мне, пожалуйста!» — безмолвно молю я его.

 — Я всегда буду любить тебя. — Голос его хриплый. Он вешает трубку.

 — Кристиан! Нет… я тоже люблю тебя.

 И все то, что последние пару дней казалось таким важным, вдруг сделалось незначительным и ничтожным. Я обещала, что никогда не уйду от него. И я не ухожу. Я спасаю его сестру. Я тяжело опускаюсь на стул и горько плачу, закрыв лицо руками.

 

 Меня прерывает робкий стук в дверь. Входит Уилан, хотя я ему и не разрешала. Он смотрит куда угодно, только не на меня. Он подавлен.

 Ты позвонил ему, ублюдок! Я сверлю его убийственным взглядом.

 — У вас картбланш, миссис Грей, — говорит он. — Мистер Грей согласился ликвидировать часть своих активов. Он сказал, вы можете взять столько, сколько вам нужно.

 — Мне нужно только пять миллионов, — шиплю я сквозь стиснутые зубы.

 — Да, мэм. С вами все в порядке?

 — А по мне что, не видно? — огрызаюсь я.

 — Извините, мэм. Воды?

 

Я угрюмо киваю. Я только что оставила своего мужа. Что ж, во всяком случае, Кристиан так думает. Мое подсознание поджимает губы. Потому что ты ему так сказала.

 — Я попрошу свою коллегу принести вам воды, пока буду готовить деньги. Будьте добры, подпишите вот здесь, мэм… и на чеке тоже.

 Он кладет на стол бланк. Я ставлю свою подпись на месте пунктирной линии чека, затем на бланке. Анастейша Грей. Слезы капают на стол, едва не попадая на бумагу.

 — Я возьму это, мэм. Нам потребуется полчаса, чтобы приготовить деньги.

 

Я бросаю взгляд на часы. Джек сказал «два часа» — я как раз укладываюсь. Я киваю Уилану, и он на цыпочках покидает кабинет, оставляя меня наедине со страданиями.

 Спустя несколько минут — а может, часов, я не знаю — мисс Неискренняя Улыбка входит с графином воды и стаканом.

 — Миссис Грей, — мягко говорит она, ставит стакан на стол и наполняет его.

 — Спасибо. — Я беру стакан и с благодарностью пью.

 

 Она уходит, оставляя меня с моими спутанными,перепуганными мыслями. С Кристианом я как-нибудь помирюсь… если будет не слишком поздно. По крайней мере, он не станет вмешиваться. Сейчас я должна сосредоточиться на Миа. Предположим, Джек лжет? Предположим, Миа не у него? Может, все же лучше позвонить в полицию?

 «Не говори никому, иначе я тр.хну ее, прежде чем убить». Нет, нельзя. Я откидываюсь на стуле, ощущая успокаивающее присутствие Лейлиного пистолета за поясом джинсов, вонзающегося в поясницу. Кто бы мог подумать, что я буду благодарна Лейле за то, что наставляла на меня оружие? Ох, Рэй, я так рада, что ты научил меня стрелять.

Неожиданно оживает «блэкберри». Мелодия песни «Твоя любовь — король» наполняет комнату. О нет! Чего хочет Кристиан? Повернуть нож у меня в ране?

 

 «Дело с самого начала было в деньгах? » Ох, Кристиан, как ты мог такое подумать? Гнев вспыхивает у меня в душе. Да, гнев. Это помогает. Я отсылаю звонок на голосовую почту. С мужем я разберусь позже.

 Раздается стук в дверь.

 — Миссис Грей. — Это Уилан. — Деньги готовы.

 — Спасибо. — Я встаю, и комната тут же начинает кружиться. Я стискиваю спинку стула.

 — Миссис Грей, вы хорошо себя чувствуете?

 Я киваю и взглядом говорю ему: «Отвяжись!» Делаю еще один успокаивающий вдох. Я должна сделать это. Должна. Должна спасти Миа. Я одергиваю свою спортивную кофту, пряча рукоятку пистолета, торчащую из за пояса на спине.

[Эда F]

Ане приносят всю сумму и она кладет деньги в сумку. У выхода из банка Ана видит Сойера. Звонит телефон. Это Джек. Он говорит, что Ане нужно оторваться от охраны. Черт, но откуда... ? Он следит за каждым ее шагом.
Джек говорит, чтобы Анастейша садилась в додж, который позади банка стоит. Ана просит управляющего выпустить ее через служебный ход.


Из машины выходит... Элизабет - начальница отдела кадров ее фирмы. Вот его сообщник!. Она могла нанимать людей Джека для слежки все это время. Но зачем было ей так рисковать? Ради чего?
Элизабет получает деньги и просит телефон Аны.  Телефон уничтожен, чтобы за ними не следили.
Ане приказывают сесть в додж. Ее везут в другую часть города. Додж останавливается на стоянке.

[Эда F]

Элизабет открывает заднюю дверцу и жестом приглашает меня садиться.

 — Ваш телефон, миссис Грей? — спрашивает она, настороженно наблюдая за мной. Я отдаю ей телефон, и она швыряет его в ближайший мусорный бак.

 — Это собьет собак со следа, — самодовольно заявляет она.

 Кто эта женщина? Элизабет захлопывает дверцу и усаживается на водительское сиденье. Я тревожно оглядываюсь, когда она выезжает на трассу, направляясь на восток. Сойера нигде не видно.

 — Элизабет, деньги у тебя. Позвони Джеку. Скажи ему, чтобы отпустил Миа.

 — Думаю, он хочет лично поблагодарить тебя.

 Проклятье! Я смотрю на нее в зеркальце заднего

 вида.

 Она бледнеет, и красивое лицо искажается гримасой тревоги.

 — Зачем ты это делаешь, Элизабет? Я думала, тебе не нравится Джек.

 Она снова бросает на меня короткий взгляд в зеркало, и я вижу в ее глазах мимолетный проблеск боли.

 — Ана, мы прекрасно поладим, если ты будешь помалкивать.

 — Но ты не можешь так поступать. Это же неправильно.

 — Замолчи, — огрызается она, но я чувствую ее тревогу.

 — Он имеет над тобой какуюто власть? — спрашиваю я.

 Она злобно смотрит на меня и ударяет по тормозам, отчего меня бросает вперед, и я ударяюсь лицом о подголовник переднего сиденья.

 — Я сказала, замолчи, — рычит она. — Лучше пристегни ремень.

 И тут я понимаю, что угадала. Он ее чем-то удерживает. И это что-то настолько ужасно, что она готова сделать все, что он ей прикажет. Интересно, что это может быть?

 

Элизабет выезжает из деловой части Сиэтла и направляется к восточным холмам. Вскоре мы уже едем по жилым кварталам.  Она резко забирает влево на какую-то пустынную улицу с обветшалой детской площадкой с одной стороны и большой зацементированной автостоянкой с рядом пустых кирпичных строений с другой. Элизабет заезжает на стоянку и останавливается возле последнего кирпичного здания.

 Она поворачивается ко мне.

 — Приехали, — бормочет она.

«Это ради Миа. Это ради Миа», — произношу я быструю молитву. Пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо. Пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо.

 — Выходи, — приказывает Элизабет, рывком распахивая заднюю дверцу.

 Черт. Когда я вылезаю, ноги мои так сильно дрожат, что я не уверена, смогу ли стоять. Прохладный вечерний бриз приносит аромат наступающей осени и пыльный, затхлый запах заброшенных зданий.

 — Какие люди!

 

Джек появляется из маленькой дощатой двери с левой стороны здания. Волосы его коротко подстрижены, в ушах нет серег, и он в костюме. В костюме? Джек развязной походкой подходит ко мне, источая надменность и ненависть. Сердце мое начинает биться еще быстрее.

 — Где Миа? — запинаясь, бормочу я. Во рту так пересохло, что я с трудом выдавливаю слова.

 — Всему свое время, биип, — глумливо ухмыляется Джек, останавливаясь передо мной. Я практически чув ствую вкус его ненависти и злобы. — Деньги?

 Элизабет проверяет сумки в багажнике.

 — Да тут чертова уйма наличных, — в благоговении говорит она, открывая и закрывая «молнию» каждой сумки.

 — А ее сотовый?

 — В мусорном баке.

 — Отлично, — скалится Джек и неожиданно наносит мне с размаху сильный удар по лицу.

 

От этого жестокого неспровоцированного удара я лечу на землю, и голова моя с глухим тошнотворным стуком отскакивает от бетона. Боль взрывается в голове, из глаз брызжут слезы — и все плывет у меня перед глазами, а череп словно раскалывается надвое.

 Я безмолвно кричу от мучительной боли и ужаса. О нет… мой Маленький Комочек! Джек на этом не останавливается, нанося быстрые, жестокие удары мне по ребрам, и от их силы воздух вырывается у меня из легких. Крепко зажмурившись, я пытаюсь бороться с тошнотой и болью, бороться за спасительный глоток воздуха. Маленький Комочек… ох, мой Маленький Комочек. ..

 — Это тебе за SIP, паршивая биип! — орет Джек.

 Я подтягиваю ноги, сжимаюсь в комок и жду следующего удара. Нет. Нет. Нет.

 — Джек! — пронзительно кричит Элизабет. — Не здесь. Не средь бела дня, бога ради!

 Он останавливается.

 — биип этого заслуживает! — злорадствует он.

 

И этим дает мне одну драгоценную секунду, чтоб вытащить пистолет из-за пояса джинсов. Дрожащей рукой я прицеливаюсь в него, нажимаю на спусковой крючок и стреляю. Пуля попадает Хайду чуть выше колена, и он кулем валится на землю, воя от боли, сжимает бедро пальцами, сквозь которые течет кровь.

 — биип! — ревет Джек.

 

Я поворачиваюсь к Элизабет, и она в ужасе таращится на меня и вскидывает руки над головой. Она расплывается… темнота смыкается. Черт… Она в конце туннеля. Тьма поглощает ее. Поглощает меня. Где-то далеко разверзается ад кромешный. Визг автомобильных шин… хлопанье дверей… крики… топот ног. Пистолет выпадает из моей руки.

 — Ана! — Голос Кристиана… голос Кристиана… его полный муки голос. Миа… спаси Миа.

 АНА!

 Темнота… покой.

[Эда F]

Приглушенные голоса и мрак. Ана в отключке, пока вокруг нее суета.

— С ребенком все в порядке, мистер Грей.
— Ну слава богу. — Это как  молитва. — Слава богу.

После каждой фразы время будто останавливается и где-то во тьме своего разума голос Аны отдает эхом услышанное.

«А ребенок?.. Слава богу». Маленький Комочек невредим. Он волнуется о ребенке. он хочет ребенка.

Боль нахлынула волной. Но темная нирвана постепенно ослабляет боль и манит в глубь, во мрак. Где лишь покой. Покой.

По сути описывается некая борьба за жизнь. Ана слышит голос Кристиана и заставляет себя очнуться вопреки адской боли.

Но это сложно. Ана опять слышит голоса. Миа действительно была в плену и теперь в безопасности. Вся семья Греев собралась в палате Аны. Они благодарны, что Ана спасла их сестренку и дочь.

— Мы все думали, что Хайд уже сошел со сцены. А моя сумасшедшая глупая жена… почему она мне не сказала? — Голос Кристиана полон муки.

Туман манит Ану назад, но голоса помогают держаться и терпеть боль.

После очередного прихода в полуреальность, Ана слышит как мать Кристиана орет на сына, как он посмел вновь встретится с этой извращенкой - мисс Робинсон?

Сперва Кристиан поверил, что Ана его бросает. Кристиан всегда верит в самое худшее.

Кристиан впервые обнимается с матерью, так как его фобия прикосновений прошла.

— Ох, мама, ну почему она не просыпается? 

Ана то проваливается в сон, то проходит немного в себя. Но очнуться она не может.

Я стараюсь. Стараюсь. Я хочу увидеть его. Но мое тело меня не слушается, и я вновь проваливаюсь в сон.

 наконец Ана просыпается. Все тело болит. Особенно грудная клетка и голова - места обильных ударов Джека.

она выясняет, что Миа действительно была похищена с помощбю Элизабет.,ее накачали наркотиками. Сейчас Элизабет в участке, а Джек на операции, из него вынимают пулю.

Кристиан говорит, что Анастейша самая храбрая и самая глупая женщина в мире.

Тейлор привозит бульон. Кристиан кормит Ану.

Кристиан признается, что после звонка из банка, для него почти рухнул весь мир. Но следом за ним позвонил Тейлор и сообщил, что Джека выпустили под залог. Кристиан не сразу, но начал связывать 2 факта и понял, что происходит нечто плохое.

Когда Кристиан позвонил Ане, опасаясь о Джеке, никто не отвечал. Тогда Кристиан позвонил Сойеру, но тот сказал, что потерял Ану возле банка. По мобильному Аны на нее и вышли.

Ана говорит, что ее заставили отдать мобильный, но она это предвидела и отдала другой телефон, а свой закинула в сумку с деньгами, чтобы ее можно было отследить.

[Эда F]

Я энергично киваю, но не останавливаюсь. Аппетит у меня просто волчий. Прерываюсь лишь для того, чтобы вытереть рот льняной салфеткой.

 — Расскажи, что было после того, как до тебя дошло, что происходит.

 Кристиан ерошит руками свои волосы и качает головой.

 — Ох, Ана, как приятно видеть, что ты ешь.

 — Я проголодалась. Расскажи.

 Он хмурится.

 — Ну, после звонка из банка я думал, что мир вокруг меня рухнул… — Он не может скрыть боли в голосе.

 Я перестаю есть. О господи.

 — Ешь, не останавливайся, а то не буду рассказывать, — непреклонно шепчет он и сердито хмурится. Я ем дальше. Хорошо, хорошо… Черт, как же вкусно! Взгляд Кристиана смягчается, и он продолжает: — В общем, вскоре после того, как мы закончили наш разговор, Тейлор сообщил мне, что Хайда выпустили под залог. Как, я не знаю, я думал, нам удалось пресечь все попытки внести за него залог. Но это заставило меня задуматься о том, что ты сказала… и я понял, что случилось что-то серьезное.

 — Я вышла за тебя не из-за денег, — вдруг выпаливаю я, когда неожиданная волна гнева поднимается у меня в душе. Голос мой повышается: — Как ты вообще мог подумать такое? Меня никогда не интересовали твои гребаные деньги!

 В голове у меня начинает пульсировать, и я морщусь. Кристиан некоторое время изумленно таращится на меня, удивленный моей горячностью. Потом сужает глаза.

 — Не выражайся! — рычит он. — Успокойся и ешь.

 Я сверлю его мятежным взглядом.

 — Ана, — предостерегает он.

 — Это для меня было больнее всего, Кристиан, — шепчу я. — Почти так же, как то, что ты виделся с той женщиной.

 Он резко втягивает воздух, как если бы я дала ему пощечину, и как-то сразу выглядит осунувшимся и измученным. На пару секунд прикрыв глаза, он, смирившись, качает головой.

 — Я знаю, — вздыхает он. — И ужасно сожалею. Ты даже не представляешь как. — В глазах его светится искреннее раскаяние. — Пожалуйста, ешь, пока суп еще горячий. — Голос его мягкий и повелительный, и я подчиняюсь. Он облегченно вздыхает.

 — Продолжай, — шепчу я, прежде чем откусить кусочек восхитительно свежей белой булочки.

 — Мы не знали, что Миа пропала. Я думал, может, он шантажирует тебя или еще что. Я перезвонил тебе, но ты не ответила. — Он сердито хмурит лоб. — Я оставил тебе сообщение, потом позвонил Сойеру. Тейлор начал отслеживать твой телефон. Я знал, что ты была в банке, поэтому мы направились прямо туда.

 — Не знаю, как Сойер нашел меня. Он тоже отслеживал мой мобильный?

 — «Сааб» оборудован специальным маячком. Как все наши машины. К тому времени, как мы подъехали к банку, ты была уже в движении, и мы последовали за тобой. Почему ты улыбаешься?

 — В глубине души я знала, что ты погонишься за мной.

 — И что же в этом смешного? — спрашивает он.

 — Джек приказал мне избавиться от моего мобильного. Поэтому я одолжила телефон Уилана и его-то и выбросила. А свой положила в одну из сумок, чтобы ты смог отследить свои деньги.

 Кристиан вздыхает.

 — Наши деньги, Ана, — тихо говорит он. — Ешь.

………………………

 

— Ох, Ана, — шепчет Кристиан, голос его полон муки и боли. — Я думал, что потерял тебя. Потом думал, что потерял тебя снова. Когда я увидел, как ты лежишь на земле бледная, холодная и без сознания, я решил, что материализовались все мои худшие страхи. И вот пожалуйста: ты храбрая и сильная… даешь мне надежду. Любишь меня после всего, что я натворил.

[Эда F]

Все время был рядом. Его выгоняли, он палату не покидал, дежурил у койки., страх потерять ее этот инцидент все больше усилил.

 

Есть ряд вопросов, на которые пока никто не может дать ответ. Почему Джек оказался на свободе, после того как он проник в дом КГ его арестовали ведь. Кто внес за него залог? Была ли мисс Робинсон причастна к похищению Аны? Почему Элизабет – коллега Аны должна была помогать Джеку при осуществлении его коварных планов?  И что в конце концов этому психопату было нужно от семьи?(стало понятно, что он не только из-за компании своей им мстит, которую Кристиан отобрал у него).

[Эда F]

В «Эскале» Тейлор заезжает в гараж и останавливается возле лифта, чтобы высадить нас, прежде чем парковаться. В гараже мы можем избежать назойливого внимания фотографов. Кристиан помогает мне выйти из машины. Обнимая за талию, ведет к лифту.

 — Рада, что дома? — спрашивает он.

 — Да, — шепчу я. Но когда я оказываюсь внутри знакомого лифта, чудовищность того, через что я прошла, обрушивается на меня, и меня начинает трясти.

 — Эге… — Кристиан обнимает меня и привлекает к себе. — Ты дома. Ты в безопасности, — говорит он, целуя меня в волосы.

 — Ох, Кристиан! — Плотину в конце концов прорывает, и я начинаю всхлипывать.

 — Ну, ну, — шепчет Кристиан, прижимая мою голову к своей груди.

 Но уже слишком поздно. Не в силах сдержаться, я рыдаю ему в рубашку, вспоминая жестокое нападение Джека, «Это тебе за SIP, паршивая биип!», как говорю Кристиану, что ухожу, «Ты уходишь от меня? », и свой страх за Миа, за себя, за маленького Комочка…

 

Тут авторша проявила избыточное человеколюбие. Беременная падает, происходит отслойка плаценты и все, ребенка потеряла. А тут героиню взбешенный мужик (при ее сроке-то)  швырнул на землю и пнул ногой, а ребенку хоть бы хны..

[Эда F]

Когда двери лифта раскрываются, Кристиан берет меня на руки, как ребенка, и несет в фойе. Я обвиваю его руками за шею, прижимаюсь к нему и тихо плачу.

 Он несет меня прямо в ванную и мягко усаживает на стул.

 — Ванна? — спрашивает он.

 Я качаю головой. Нет… нет… не как Лейла.

 — Душ? — Голос его пронизан беспокойством.

 Киваю сквозь слезы. Мне хочется смыть с себя всю грязь последних дней, смыть воспоминание о нападении Джека. Я всхлипываю, закрыв лицо руками, когда шум льющейся в душе воды гулким эхом отскакивает от стен.

 — Эй, — нежно воркует Кристиан. Опустившись передо мной на колени, он отнимает мои руки от залитых слезами щек и берет лицо в свои ладони. Я смотрю на него, смаргивая слезы.

 — Ты в безопасности. Вы оба, — шепчет он.

 Комочек и я. Глаза мои опять наливаются слезами.

 — Ну, будет тебе. Мне невыносимо видеть, как ты плачешь. — Голос у него хриплый. Он большими пальцами вытирает мне щеки, но слезы все равно текут.

 — Прости меня, Кристиан. Прости за все. За то, что заставила тебя беспокоиться, за то, что рисковала всем, за то, что сказала.

 — Тише, детка, пожалуйста. — Он целует меня в лоб. — Ты тоже прости меня. Танго танцуют вдвоем, Ана. — Он криво улыбается мне. — Ну, по крайней мере, так всегда говорит моя мама. Я говорил и делал то, чем не могу гордиться. — Его серые глаза печальные, но кающиеся. — Давай тебя разденем, — мягко говорит он. Я вытираю нос тыльной стороной ладони, и он снова целует меня в лоб.

 Кристиан проворно раздевает меня, очень осторожно стаскивая майку через голову. Но голова у меня уже не так болит. Заведя меня в душ, он в рекордное время сбрасывает с себя одежду, и мы вместе ступаем под благословенную горячую воду. Он привлекает меня в свои объятия и держит так очень долго, пока вода стекает по нашим телам, успокаивая нас обоих.

 

Он дает мне поплакать у него на груди, время от времени целует в волосы, но не отпускает, только мягко покачивает под струями теплой воды. Я наслаждаюсь ощущением его кожи на моей, волос у него на груди под своей щекой… Мужчина, которого я люблю, сомневающийся в себе, прекрасный мужчина, которого я могла потерять из-за своего безрассудства. Я чувствую пустоту и щемящую боль от этой мысли, но радуюсь, что он здесь, все еще здесь, несмотря на то что произошло.

 

Ему предстоит еще многое объяснить, но единственное, чего я хочу, — это упиваться ощущением его успокаивающих, защищающих рук, обнимающих меня. В эту минуту я понимаю: любое объяснение с его стороны должно исходить от него. Я не могу вынуждать его — он сам должен захотеть рассказать мне. Я не желаю быть «пилой», постоянно пристающей к мужу с расспросами. Я знаю, он любит меня больше, чем коголибо другого, и пока что этого достаточно. Осознание этого приносит облегчение. Я перестаю плакать и отступаю назад.

 — Лучше? — спрашивает он.

 Я киваю.

 — Вот и хорошо. Дай мне посмотреть на тебя, — говорит он, и я не сразу понимаю, что он имеет в виду.

 Но он берет ту мою руку, на которую я упала, когда Джек меня ударил, и внимательно осматривает. На плече у меня — синяки, а на локте и запястье — царапины. Он целует каждую. Потом хватает с полочки мочалку и гель для душа, и знакомый сладкий аромат жасмина наполняет мне ноздри.

 — Повернись. — Он мягко начинает мыть мою ушибленную руку, потом шею, плечи, спину и другую руку. Чуть поворачивает меня и проводит вниз по моему боку своими длинными пальцами. Я морщусь, когда они скользят по большому синяку на бедре. Глаза Кристиана твердеют, а губы плотно сжимаются. Гнев его осязаем, когда он резко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

 — Не больно, — бормочу я, чтобы успокоить его.

 Пылающие серые глаза встречаются с моими.

 — Мне хочется убить его. И я чуть не убил, — загадочно шепчет он.

 

Вид у него такой мрачный, что я невольно ежусь. Он выдавливает еще геля на мочалку и с непередаваемой, щемящей нежностью моет мне бок и спину, потом, опустившись на колени, ноги. Приостанавливается, чтобы осмотреть коленку. Прежде чем он возвращается к мытью моих ног и стоп, губы его касаются синяка. Я глажу Кристиана по голове, пропускаю мокрые волосы сквозь пальцы. Он поднимается и очерчивает пальцами синяк у меня на ребрах, где Джек пнул меня ногой.

 — Ох, детка, — стонет он, голос полон муки, глаза потемнели от ярости.

 — Со мной все в порядке. — Я притягиваю его голову к себе и целую в губы. Он колеблется, отвечать ли, но когда наши языки встречаются, не может скрыть реакции своего тела.

 — Нет, — шепчет он у моих губ и отстраняется. — Давай вымоем тебя дочиста.

 Лицо его серьезно. Черт… он не шутит. Я надуваю губы, и атмосфера между нами сразу же делается легче. Он ухмыляется и быстро целует меня.

 — Вымоем, — подчеркивает он, — не запачкаем.

 — Мне нравится быть запачканной. Тобой.

 — Вы мне тоже нравитесь такой, миссис Грей. Но не сейчас, не здесь. — Он берет шампунь и, не позволяя переубедить его, моет мне голову.

 Мне тоже нравится ощущение чистоты. Я чувствую себя свежее и бодрее и не знаю, то ли это оттого, что приняла душ, то ли оттого, что поплакала, то ли что решила ничего не выпытывать у Кристиана.

 Он заворачивает меня в большое полотенце, еще одним оборачивается сам, пока я осторожно сушу волосы. Голова болит, но это тупая, непрекращающаяся боль, которую вполне можно терпеть. У меня есть болеутоляющие от доктора Сингх, но она просила меня не пить их без особой надобности.

[Эда F]

Кристиан раскрывает мотивы Элизабет, которые ему сообщил детектив. Ее шантажировали видео материалами с непристойным сексом. По словам детектива, у Джека были пленки почти на каждую свою ассистентку., Ану ждала примерно такая же перспектива.
 

 

 Вытирая волосы, я думаю о Элизабет.

 — Я до сих пор не понимаю, зачем Элизабет спуталась с Джеком.

 — А я понимаю, — мрачно бормочет Кристиан.

 Вот это новость. Я хмурюсь, глядя на него, но тут же отвлекаюсь. Он вытирает волосы полотенцем, грудь и плечи все еще покрыты капельками воды, блестящими в галогеновом свете. Он приостанавливается и ухмыляется.

 — Детектив Кларк намекнул.

 Я взглядом прошу его рассказать больше, и в памяти всплывает еще одно воспоминание из времени, когда я лежала без сознания. Кларк был у меня в палате. Хотела бы я вспомнить, что он говорил.

 — У Хайда были видео. Видео со всеми ними. На нескольких флешках.

 Что ? Я хмурюсь, кожа у меня на лбу натягивается.

 — Видео, на котором снято, как он тр.хает ее и всех своих помощниц.

 О боже!

 — Именно. Материал для шантажа. Он любит жесткий секс.

 Кристиан хмурится, и я вижу, как замешательство на его лице сменяется отвращением. Он бледнеет, когда это отвращение обращается на него самого. Ну конечно, Кристиан тоже любит жесткий секс.

 

и снимал на камеру. и хранил в сейфе в качестве компромата на случай провозглашения его тайн., таким образом он пресекал всякое манипулирование собой.

 

 — Не надо, — непроизвольно вырывается у меня.

 Он мрачнеет еще больше.

 — Что не надо? — Он цепенеет и смотрит на меня с опаской.

 — Ты не такой, как он.

 Глаза Кристиана ожесточаются, но он ничего не говорит, в точности подтверждая, что именно это он и подумал.

 — Ты не такой, — горячо настаиваю я.

 — Мы сделаны из одного теста.

 — Нет, — решительно возражаю я, хотя понимаю, почему он так думает. Его отца убили в пьяной драке. Его мать спилась. Ребенком он переходил из одной приемной семьи в другую, попал в дурную компанию, которая занималась в основном грабежами машин. Какоето время провел в колонии для несовершеннолетних. Я вспоминаю информацию, которой Кристиан поделился в самолете, когда мы летели в Аспен.

 — У вас обоих было неблагополучное прошлое, и вы оба родились в Детройте, но это все, Кристиан. — Я стискиваю руки в кулаки.

 — Ана, Ана, твоя вера в меня трогательна, особенно в свете последних нескольких дней. Мы узнаем больше, когда Уэлч будет здесь. — Он прекращает этот разговор.

 — Кристиан…

 Он останавливает меня поцелуем.

 — Довольно, — выдыхает он, и я вспоминаю данное себе обещание не вытягивать из него информацию.

 — И не дуйся, — добавляет он. — Идем, я высушу тебе волосы.

 Я понимаю, что тема закрыта.

[Эда F]

Объяснимо. Когда у мужчины что-то идет не так и он чувствует неуверенность, зол на всех и вся на свете, свою агрессию, злость и несостоятельность вымещает на ж-не., с ней и релаксирует. Она бальзам на раны, приятный аромат, мягкая на ощупь, возбуждающе прекрасна для взора, она эстетически питает и воспитывает.. В общем потерпев поражение в различных областях, потеряв себя в переулках ризоматичного лабиринта, находит  в ней…, устанавливает свою доминантность именно в ее объятиях, именно она возвращает ему потерянную силу, храбрость и сознание того, что он самец, воин…, и что он еще может.

 

По мнению сторонников мифа «ребро Адамово» это - предназначение и прямая обязанность ж-ны., чтоб лелеяла, любила, тешила, убаюкивала, гладила и успокаивала…и возвращала веру.. в себя., мы, как бы..уменьшаем трение от соприкосновения твердых тел…ну как лубрикант., типа того.

 

вопросик один напрашивается.: А может и мы нуждаемся  в такой же подзарядке?, может и нам надо чего-то там возвращать…утерянное утраченное?, что ну никак не восполняется отдаванием., где не работает тезис:

Его счастье – я хочу, ее счастье – он хочет.

 

а? как быть-то? Может и нам хочется получить, завоевать, потреблять и насытиться?

 

Совершенство не в силе-могуществе-власти и высокой эрудиции. Для меня совершенство определяется тем, насколько ты самодостаточен и независим от внешних показателей. Насколько суверенен, являешься ли ты самоуправляющей единицей как любой муниципалитет (пусть даже не в плане абсолюта, ибо полная свобода есть миф)., насколько ты являешься закрытой системой с собственными законами и единой системой управления, …насколько ты вариабелен и  пластичен и  непоколебим одновременно, насколько ты неуязвим. ..? Самодостаточны ли м-ны?...слышали как скулит одинокий самец?

 

Когда ей надоедает быть в эпизодических ролях, она отходит и лишает его своего тепла , любви и заботы., и тут нечему удивляться. Женщина, она всегда за кулисами, она инфраструктура, тот мощный столб, что держит весть пласт и сооружение., и ею пренебрегать не стоит.

[Эда F]

Тут пошли индийские мотивы

 

За окном, когда я просыпаюсь, сумерки. Бледный розоватый свет заливает комнату. Кристиан сидит в кресле, наблюдая за мной, его серые глаза светятся в угасающем свете.

 Он сжимает какие-то бумаги, лицо мертвенно-бледное.

 О господи!

 — Что случилось? — тут же спрашиваю я, садясь и не обращая внимания на протестующие ребра.

 — Уэлч только что ушел.

 Черт.

 — И?

 — Я жил с этим подонком.

 — Жил? С Джеком?

 Он кивает, глаза широко открыты.

 — Вы родственники?

 — Нет. Слава богу, нет.

 

Я подвигаюсь и откидываю одеяло, приглашая его ко мне в постель, и, к моему удивлению, он не колеблется. Сбрасывает туфли и забирается в кровать. Обняв меня одной рукой, сворачивается и кладет голову мне на колени. Я потрясена. Что это?

 — Я не понимаю, — бормочу я, теребя его волосы и глядя на него. Кристиан закрывает глаза и хмурит брови, словно пытается вспомнить.

 — После того как меня нашли со шл.хой наркоман кой, но прежде, чем я стал жить с Карриком и Грейс, я находился на попечении штата Мичиган. Временно жил в приемной семье. Но я ничего не помню о том времени.

 У меня голова идет кругом. Еще одна приемная семья? Это новость для нас обоих.

 — Как долго? — шепчу я.

 — Месяца два. Я не помню.

 — Ты говорил об этом со своими родителями?

 — Нет.

 — Быть может, стоит. Возможно, они могли бы заполнить пробелы.

 Он крепко обнимает меня.

 — Вот, — он вручает мне бумажки.

 

 Оказывается, это две фотографии. Я протягиваю руку и включаю прикроватную лампу, чтобы как следует рассмотреть их. На первом снимке — обветшалый дом с желтой дверью и большим остроконечным окном в крыше. У него еще крыльцо и маленький дворик. Ничем не примечательный дом.

 На втором фото запечатлена семья, на первый взгляд обычное семейство «синих воротничков» — муж с женой, как мне кажется, и их дети. Взрослые оба одеты в застиранные синие футболки. Им, должно быть, за сорок. У женщины зачесанные назад светлые волосы, а у мужчина подстрижен под «ежик», но они оба тепло улыбаются в камеру. Мужчина обнимает за плечи недовольную девочку-подростка. Я смотрю на каждого из детей: двое мальчиков-близнецов лет по двенадцати, оба с рыжими волосами, широко улыбаются в камеру;

 еще один мальчик, поменьше, рыжевато-русый, сердито насупился; а за ним прячется сероглазый малыш с медными волосами. С большими испуганными глазами, одетый в разномастную одежду и сжимающий грязное детское одеяльце.

 О господи.

 — Это ты, — шепчу я, и сердце мое подскакивает к горлу. Я знаю, что Кристиану было четыре года, когда умерла его мама. Но этот ребенок выглядит меньше. Должно быть, он сильно недоедал. Я заглушаю всхлип, когда на глазах выступают слезы. Ох, мой милый Пятьдесят Оттенков!

 Кристиан кивает.

 — Да, я.

 — Уэлч привез эти фотографии?

 — Да. Я ничего этого не помню. — Голос его ровный и безжизненный.

 — Не помнишь? Что же тут удивительного, Кристиан? Ты же был еще совсем маленьким. Тебя это беспокоит?

 — Но я помню какие-то куски до этого и после. Когда познакомился со своими мамой и папой. Но это… как какой-то огромный провал.

 

Сердце мое переворачивается, и до меня доходит. Мой муж, который любит все держать под контролем, любит, чтобы все было на своих местах, вдруг узнает, что кусок мозаики отсутствует.

 — Джек есть на этой фотографии?

 — Да. — Глаза Кристиана по-прежнему плотно зажмурены, и он цепляется за меня, как за спасательный круг.

 Я пропускаю его волосы сквозь пальцы и разглядываю старшего мальчика, зло, дерзко и надменно глядящего в камеру. Да, вижу, что это Джек. Но он всего лишь ребенок лет восьми-девяти, за враждебностью скрывающий свой страх. Мне в голову приходит мысль.

 — Когда Джек позвонил мне сказать, что Миа у него, он заявил, что будь все иначе, это мог бы быть он.

 Кристиан прикрывает глаза и передергивается.

 — Вот подонок!

 — Думаешь, он делал все это, потому что Греи усыновили тебя, а не его?

 — Кто знает? — Тон Кристиана горький. — Плевать я на него хотел.

 — Возможно, он знал, что мы встречаемся, когда я пришла на собеседование по поводу работы, и с самого начала планировал соблазнить меня. — Желчь подступает к горлу.

 — Сомневаюсь, — бормочет Кристиан, открыв глаза. — Он начал собирать информацию о моей семье только примерно через неделю после того, как ты начала работать в SIP. Барни знает точную дату. И, Ана, он переспал со всеми своими помощницами и записал это на пленку. — Кристиан закрывает глаза и снова крепко сжимает меня.

 

Подавив охвативший меня трепет, я пытаюсь припомнить разговоры с Джеком, когда начинала работать в SIP. В глубине души я знала, что он дерьмо, но не обращала на свое чутье внимания. Кристиан прав: я не забочусь о собственной безопасности. Мне вспомнился наш спор из-за того, что я собралась с Джеком в Нью Йорк. Бог ты мой, а ведь он вполне мог тогда изнасиловать меня и записать это на пленку. От этой мысли меня тошнит. И тут я некстати вспоминаю снимки сабмиссивов Кристиана, которые он хранит.

 Вот черт. Мы сделаны из одного теста. Нет, Кристиан, ты совсем не такой, как он.

 Он по прежнему лежит, свернувшись вокруг меня, как маленький мальчик.

[Эда F]

—У  меня есть для тебя сказка на ночь.

 Да?

 — Ты хотела знать… — Он не договаривает, закрывает глаза и сглатывает.

 Все волосы на моем теле становятся дыбом. О господи!

 Он начинает тихим голосом:

 — Представь себе подростка, ищущего, как подзаработать деньжат, чтобы и дальше потакать своему тайному пристрастию к выпивке.

 Он поворачивается на бок, чтобы мы лежали лицом друг к другу, и смотрит мне в глаза.

 — Так я оказался на заднем дворе дома Линкольнов, убирая какой-то мусор из пристройки, которую только что построил мистер Линкольн.

 Ох, черт побери… Он говорит.

Я затаила дыхание. Хочется ли мне это слышать? Кристиан закрывает глаза и сглатывает, а когда открывает их снова, они сверкают, но по-другому, полные тревожащих воспоминаний.

 — День был летний, жаркий. Я пахал по-черному. — Он фыркает и качает головой, потом неожиданно улыбается. — Работенка была та еще, таскать всякий хлам. Я был один, и тут неожиданно появилась Эле… миссис Линкольн и принесла мне лимонаду. Мы поболтали о том о сем, у меня с языка сорвалось какое-то грубое словцо… И она дала мне пощечину. Врезала будь здоров. — Он бессознательно дотрагивается рукой до лица и поглаживает щеку, глаза его затуманиваются от воспоминаний. О господи!

 — Но потом она меня поцеловала. А после поцелуя опять ударила. — Он моргает, явно до сих пор сбитый с толку, даже после стольких лет.

 — Меня никогда раньше не целовали и не били так.

 Ох. Она набросилась на ребенка.

 — Ты хочешь это слушать? — спрашивает Кристиан.

 Да… нет.

 — Только если ты хочешь рассказать мне, — тихо отзываюсь я, лежа лицом к нему. Голова идет кругом.

 — Я пытаюсь дать тебе какое-то представление о том, как обстояло дело.

 Я киваю, как мне кажется, поощрительно, но подозреваю, что похожа на застывшую статую с широко раскрытыми от потрясения глазами.

 Он хмурится, глаза его вглядываются в мои, пытаясь определить мою реакцию. Потом он переворачивается на спину и устремляет взгляд в потолок.

 — Я, естественно, был озадачен, зол и чертовски возбужден. То есть когда знойная взрослая женщина так набрасывается на тебя… — Он качает головой, словно до сих пор не может в это поверить.

 Знойная? Мне делается нехорошо.

 — Она ушла назад в дом, оставив меня на заднем дворе. И вела себя как ни в чем не бывало. Я остался в полной растерянности. Поэтому продолжил работу, сгружал хлам в мусорный бак. Когда в тот вечер я уходил, она попросила меня прийти на следующий день. О том, что случилось, ни словом не обмолвилась. Поэтому на следующий день я пришел опять. Не мог дождаться, когда снова увижу ее, — шепчет он так, словно признается в чем-то порочном… впрочем, так и есть.

 — Она не прикасалась ко мне, когда целовала, — бормочет он и поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. — Ты должна понять… Моя жизнь была адом на земле. Я был ходячей эрекцией, пятнадцатилетний юнец, слишком высокий для своего возраста, с бушующими гормонами. Девчонки в школе…

 Он замолкает, но я могу себе представить: напуганный, одинокий, но привлекательный подросток. Сердце мое сжимается.

 — Я был зол, так чертовски зол на всех, на себя, на своих предков. У меня не было друзей. Мой тогдашний врач был полным болваном. Родители держали меня в строгости, они не понимали. — Он снова устремляет взгляд в потолок и проводит рукой по волосам.

 Мне очень хочется тоже пропустить его волосы сквозь пальцы, но я лежу тихо.

 — Я просто не мог вынести, чтобы кто-то дотронулся до меня. Не мог. Не выносил никого рядом с собой. Я дрался… черт, как я дрался! Мало какая пьяная драка обходилась без меня. Меня исключили из пары школ. Но это был способ выпустить пар. Вытерпеть определенного рода физический контакт. — Он вновь замолкает. — Что ж, ты получила представление. И когда она поцеловала меня, то только ухватила за лицо. Больше нигде не прикасалась ко мне. — Голос его чуть слышен.

 Должно быть, она знала. Возможно, Грейс ей рассказала. Ох, мой бедный Пятьдесят Оттенков! Мне приходится сунуть руки под подушку и положить на нее голову, чтобы удержаться и не обнять его.

 — Ну так вот, на следующий день я вернулся в дом, не зная, чего ждать. Я избавлю тебя от грязных подробностей, но то же самое повторилось. Так и начались наши отношения.

 О бог мой, как же больно это слышать!

 — И знаешь что, Ана? Мой мир сфокусировался. Стал четким и ясным. Во всем. Оказалось, что именно это мне и требовалось. Она была глотком свежего воздуха. Она принимала решения, избавляла меня от всего этого дерьма, давала мне дышать.

 

[Эда F]

 — И даже когда все закончилось, мир устоял, не рухнул. И так было до тех пор, пока я не встретил тебя.

 Что, черт возьми, я должна на это сказать? Кристиан неуверенно убирает прядь волос мне за ухо.

 — Ты перевернула мой мир с ног на голову. — Он закрывает глаза, и когда открывает их снова, все чувства в них обнажены. — Мой мир был упорядоченным, размеренным и контролируемым, но тут в мою жизнь вошла ты со своим дерзким ртом, своей невинностью, своей красотой и со своей безрассудной смелостью… и все, что было до тебя, потускнело, стало пустым и серым… стало ничем.

 О боже!

 — Я полюбил, — шепчет он.

 Я перестаю дышать. Он гладит меня по щеке.

 — Я тоже, — тихо выдыхаю я.

— И это помогло мне увидеть все в истинном свете. Когда я был моложе, Элена была центром моей вселенной. Для нее я готов был на все. И она много сделала для меня. Благодаря ей я перестал пить. Стал хорошо учиться… Знаешь, она дала мне уверенность в себе, которой у меня никогда раньше не было, позволила мне испытать то, что, как я думал, никогда не смогу’.

 — Прикосновения, — шепчу я.

 Он кивает.

 — Некоторым образом.

 Я хмурюсь, недоумевая, что он имеет в виду.

 Он колеблется, видя мою реакцию.

 «Расскажи мне!» — безмолвно побуждаю я его.

 — Если ты растешь с резко негативным представлением о себе, считая себя изгоем, недостойным любви дикарем, ты думаешь, что заслуживаешь быть битым.

 Кристиан… ты совсем не такой.

 Он замолкает и нервным жестом проводит рукой по волосам.

 — Ана, намного легче носить свою боль снаружи… — И снова это признание.

 Ох.

 — Она направила мой гнев в русло. — Рот его угрюмо сжимается. — По большей части внутрь, теперь я это сознаю. Доктор Флинн одно время неоднократно говорил об этом. И только недавно я увидел наши отношения такими, какими они были на самом деле. Ну, ты знаешь… на моем дне рождения.

 Меня передергивает от встающей перед глазами кар тины: Элена и Кристиан словесно выворачивают друг друга наизнанку.

 — Для нее эта сторона наших отношений означала секс, контроль и возможность одинокой женщины позабавиться с живой игрушкой.

 — Но тебе нравится контроль, — шепчу я.

 — Да, нравится. И так будет всегда, Ана. Таков уж я есть. На короткое время я уступил его. ПОЗВОЛИЛ кому то другому принимать за меня все решения. Я не мог делать этого сам — не годился для этого. Но несмотря на мое подчинение ей, я обрел себя и обрел силы изменить свою жизнь… стать хозяином своей жизни и самому принимать решения.

 — Стать доминантом?

 — Да.

 — Это твое решение?

 — Да.

 — А бросить Гарвард?

 — Тоже мое, и это лучшее решение, что я когда-либо принял. До встречи с тобой.

 — Со мной?

 — Да. — Губы его изгибаются в мягкой улыбке. — Мое самое лучшее в жизни решение — это жениться на тебе.

 О боже!

 — Не основать компанию?

 Он качает головой.

 — Не научиться летать?

 Он опять качает головой.

 — Ты, — говорит он одними губами и гладит меня по щеке костяшками пальцев. — Она знала.

 Я хмурюсь.

 — Что знала?

 — Что я по уши влюбился в тебя. Она подбила меня поехать в Джорджию увидеться с тобой, и я рад, что она это сделала. Она думала, что ты испугаешься и сбежишь. Что и случилось.

 Я бледнею. Не хочется вспоминать об этом.

 — Она полагала, что я нуждаюсь во всех атрибутах той жизни, которую вел.

 — Как доминант? — шепчу я.

 Он кивает.

 — Это помогало мне не подпускать никого близко к себе, давало власть и достаточную степень отстраненности. Так, по крайней мере, я думал. Уверен, ты уже поняла почему, — мягко добавляет он.

 — Из-за твоей биологической матери?

 — Я ни за что на свете больше не хотел повторения той боли. А потом ты ушла, — чуть слышно говорит он. — И я пропал.

 — Ты скучаешь по этому?

 — По чему?

 — По тому образу жизни.

 — Да, скучаю.

 Ох!

 — Но только по той власти, которую он дает. И, если честно, твоя глупая выходка, — он спотыкается, — что спасла мою сестру… — Его голос наполнен облегчением, благоговением и неверием: — Помогла понять.

 — Понять?

 — По-настоящему понять. Что ты любишь меня….,ты стольким рисковала… ради меня… ради моей семьи.

 

«Намного легче носить свою боль снаружи.»   - это предложение вызвало у меня  целый калейдоскоп чувств и эмоций граничащих с ….

[Эда F]

Далее становится известным, что за Джека залог внес муж Элены – мистер Линкольн.

 

Перемена в его настроении мгновенна. Бесследно исчез мой подшучивающий, игривый муж, а на его месте — холодный, расчетливый хозяин вселенной. На секунду глаза Кристиана сужаются, и от холодной улыбки у меня по спине бежит озноб. Он берет свой «блэкберри» и нажимает кнопку быстрого набора.

 — Рос, сколько у нас акций в «Линкольн Тимбер»? — Он садится на колени.

 Меня охватывает нехорошее предчувствие. Да что случилось?

 — Значит, переведи нашу долю в холдинг «Грей энтерпрайзес», потом уволь совет директоров… кроме генерального… плевать мне… я тебя слышу, просто сделай это… спасибо… держи меня в курсе. — Он отключается и с минуту бесстрастно смотрит на меня.

 Боже! Кристиан в ярости.

 — Что случилось?

 — Линк, — бормочет он.

 — Линк? Бывший муж Элены?

 — Он самый. Это он внес залог за Хайда.

 Я потрясенно таращусь на Кристиана. Его рот сжат в жесткую линию.

 — Что ж… он будет выглядеть идиотом, — в смятении бормочу я. — Я имею в виду, Хайд ведь совершил еще одно преступление после того, как был отпущен под залог.

 Глаза Кристиана сужаются, и он ухмыляется.

 — Справедливо подмечено, миссис Грей.

 — Что ты сейчас сделал? — Я привстаю и сажусь на колени лицом к нему.

 — Я разорил его.

 — Хмм… это кажется несколько импульсивным, — бормочу я.

 — А я вообще импульсивный парень.

 — Мне это известно.

 Глаза его сужаются, а губы плотно сжимаются.

 — Я уже некоторое время держал этот план про запас, — признается он.

 Я хмурюсь.

 — Правда?

 Он с минуту молчит, похоже взвешивая что-то. Потом делает глубокий вдох.

 — Несколько лет назад, когда мне было двадцать один, Линк сильно избил свою жену. Он сломал ей челюсть, левую руку и четыре ребра, потому что она спуталась  со мной. — Глаза его ожесточаются. — И теперь я узнаю, что он внес залог за человека, который пытался убить меня, похитил мою сестру и избил мою жену. С меня хватит. Думаю, пришло время расплаты.

 Я бледнею. О господи.

 — Справедливо подмечено, мистер Грей, — шепчу я.

 — Да, Ана, это так. Обычно я не руководствуюсь местью, но это не могу ему спустить. То, что он сотворил с Эленой… в общем, ей надо было заявить на него в полицию, но она этого не сделала. Это было ее право. Но с Хайдом он зашел слишком далеко. Преследуя мою семью, Линк сделал это личным делом. Я раздавлю его, уничтожу его компанию прямо у него под носом и про дам по частям по самой высокой цене. Я обанкрочу его.

 — Кроме того, — ухмыляется Кристиан, — мы сделаем на этом хорошие деньги.

 Я заглядываю в горящие серые глаза, которые внезапно смягчаются.

 — Я не хотел тебя напугать, — шепчет он.

 — Ты и не напугал, — лгу я.

 Он насмешливо выгибает бровь.

 — Ты просто застиг меня врасплох, — говорю я, потом сглатываю. Временами Кристиан меня действительно пугает.

 Он легко касается моих губ своими.

 — Я сделаю все ради твоей безопасности. Ради безопасности моей семьи. И этого малыша, — бормочет он, осторожно кладя руку мне на живот.

[Эда F]

Книга кончается словами:

 

Ох… Жизнь с Кристианом никогда не была скучной и никогда не будет. Я люблю этого мужчину — моего любовника, отца моего ребенка, время от времени моего повелителя… мои Пятьдесят Оттенков.

 

Далее Эпилог. И еще одна глава, где описываются  первая встреча Грея и Аны  у него в офисе и дальнейший его визит  («случайность»)  в магазин, где девушка работала. (чистый бонус для фанов,  на фабулу никак не влияет).  Повествование ведется от имени Кристиана.  (в начале книги было от имени  Аны).  Это довольно интересный литературный прием, когда один и тот же эпизод   рассказывается разными нарраторами., каждый раз меняется угол зрения, получается довольно игриво., разные взгляды на одно и то же. У наших встречала такое у С.Байджан (Ана урейи).

[Эда F]

Все части шла борьба темных оттенков Кристиана и светлых тонов Аны. В итоге ей удалось выбить из него дурь, но и сама изменилась  (как бы произошел равноценный обмен). , она уже не та робкая неуверенная и стеснительная девчонка из первой книги. Их интим продолжает оставаться грязным.., если можно вообще так выразиться. Победила не нормальность и классичность Аны, но и не пристрастия и похоть Кристиана. Победила нечто Общее.

 

Спустя года…. Полная идиллия. Все счастливы. Все хорошо. Первенец (мальчик) растет здоровым, она ждет второго ребенка, девочку.

[Эда F]

КОНЕЦ что ли??

 

Фильм по мотивам ждут якобы к  февралю.

[Эда F]

ПС. Все ее книги лежали себе в свободном доступе на просторах инета. Сейчас же 3-ю часть битый час искала., нету. По просьбе автора во всех сайтах она удалена. Думаю, с другими частями та же история., везде только фрагментарно, отрывками. Пришлось восстановить книгу через свой kindle.

[Эда F]

Смотрела несколько трейлеров с разными актерами, но в роли Кристиана никого, кроме  Мэттью воспринять не могу., он целиком заполнил собой образ, не оставляя недосказанности.

[Эда F]

[Эда F]

[Эда F]

Его юность.

Элена., стильная, холеная, породистая Элена.

Кристиан – тинэйджер и сабмиссив.

Грей – король и доминант. Становление мужчиной., долгий и нудный процесс, что не представляется возможным без участия женщины.

 

http://youtu.be/1Q1yklci6G8

[Эда F]

На русском и с др.актерами. ну, Ана тут никакая…

 

[Эда F]

Попрощаемся с Серым.

 

au revoir!

[Эда F]

Я после этих Оттенков так насытилась эротикой, что щас любой другой фильм с  невинными "моментиками" смотреть уже не могу, встаю ухожу  или переключаю.

перебрала..