Перейти к содержимому

Сценарии сновидений.


Velma Kelly

Recommended Posts

1. Детство.

Удивительно, но я почти уверена, что помню себя годовалой – необычайно четко вижу свою кроватку и куклу в длинном кремовом платье с кружевами. Позднее я спрашивала маму была ли у меня такая, и, вот интересно, она подтвердила. Белокурая кукла-красавица в кремовых кружевах, непохожая на других – немецких с темневшей от времени «кожей» или советских с неживым взглядом и жуткими желтыми волосами - привезенная кем-то из заграничной коммандировки, на самом деле восседала в изголовье моей кроватки, ее там прикрепили, чтоб я не могла дотянуться и раздраконить диковинную игрушку. Но я таки дотянулась. То есть до моего более осознанного возраста кукла не «дожила», следовательно я помню именно этот период... Помимо куклы мне запомнилась комната, освещенная то ли лампой, то ли ночником и мама, удивительно красивая и молодая, переодевающаяся перед зеркалом.

Более поздние воспоминания – я в коротеньком платьице в тонкую зеленую полосочку, лето, закат. Мама под стать мне в костюмчике в синюю полоску, на ногах у нее босоножки на пробковой танкетке, пахнет от нее «прогулкой» - едкими духами под названием «Турбуленс», которые я запомнила на всю жизнь и не люблю до сих пор – видимо врезалось, что, когда мама куда-то уходила, от нее непременно пахло именно так. Но в этом воспоминании мы уходим вместе, я даже знаю куда – гулять в скверике у дома.

Еще один осколок памяти – я сижу на диване у торшера в большой комнате и с ужасом смотрю на обложку книжки о трех поросятах – изображен на ней огромный волк с кинжалом наперевес, одноглазый и изрядно потасканный, его я боялась до истерики. Книгу в руки брать не смела, завороженно смотрела на картинку, сидела неподвижно, вдруг жуткий зверь выпрыгнет и съест меня. Я так провела минут пять, а потом пришла мама с кухни, принесла мое любимое яблочное пюре, поцеловала и спрятала волка в шкаф.

И вот помню – меня в детстве часто мучали кошмары, я спала у огромного шкафа из темного, почти черного дерева, шкаф этот был оригинальным, открывался как купе, а сама дверца имела причудливую волнообразную форму, кажется была слегка лакированной, потому вероятно мне и чудились какие-то старшные монстры, ночью отражался, приломляясь, свет ночника, закрытого газетой... Так вот, мне постоянно снились какие-то ужасные чудища – нечто среднее между медведем и гориллой, они появлялись, как правило, из темноты и медленно надвигались, рыча и размахивая клешнеобразными лапами. Бр-ррр.

Чудно, но в памяти остался волшебный кукольный городок, в который меня отвезли в три года. Таллин. Мы жили в гостиннице «Виру», и я упорно не хотела ложиться спать - белые ночи. Помню прогулки по пляжу, как непривычно было мне ходить в самом разгаре лета в жакеточке и колготках, я с ужасом наблюдала за плескавшимися в холодной воде девочками (взрослыми, как мне тогда казалось, на самом деле им было лет 12-13) и недоумевала – как им не холодно? Еще помню чаек, которым я бросала хлеб, крохотную фигурку Томаса на башне, необычайно вкусные сладости, бар гостиницы с мягкими креслами-диванами причудливой формы и эстонскую пару – Анне и Вальдека. С ними мои родители познакомились еще в свой медовый месяц, который они провели конечно в Таллине – настоящем европейском городе внутри Союза.

Первое сентября тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Я проснулась до того, как прозвенел будильник, и долго еще лежала, уставившись в потолок. Нервничала. Выросшая в тепличных условиях, никогда не ходившая в садик, редко игравшая с другими детьми (мне не разрешали выходить во двор, братьев-сестер не было), привыкшая к микроклимату нашей маленькой семьи, я не представляла что буду делать в чужом незнакомом месте. Я умылась, с трудом съела бутерброд с шоколадным маслом, мама надела на меня нарядную плиссерованную юбочку и тонкую белую рубашечку, вручила, пахнущий клеем и чем-то еще очень приятным, портфель с веселыми дональдами даками на кармашке и повела в школу, которая, кстати, находилась через дорогу от нас. Помню как меня щипали за щечки и целовали незнакомые тети – учительницы, старшеклассницы, родительницы других первоклашек...

Плиссерованная юбочка, не такая как у других девочек, все не такое – портфели с микки-маусами и дональдами-даками, зимняя форма – не коричневая, а темно синяя с длинной широкой юбкой и нарядным фартуком, сапожки, туфельки, кроссовки, спортивный костюмчик... Родители конечно хотели как лучше, доставали для единственного обожаемого чада все самое-самое, штурмовали фарцовщиков... А мне так нужна была обычная совесткая форма, обычные кеды и обычный тренировочный костюм невообразимого серо-голубого оттенка, обычный дерматиновый ранец, обычные сапоги из резины – красные со снежинками, в которых ходили ВСЕ... Я страдала, не разрешалось даже есть завтраки из столовой, как ВСЕМ - мне мама заботливо заворачивала в салфеточку бутербродики и яблочко. Единственной привелегией, от которой я не старадала, был огромный китайский пенал с множеством кармашков и отделений, заполненный яркими фломастерами и разными красивыми необычными ручками. Пенал этот вызывал завистливые взгляды всего класса, что меня нисколечки не смущало... Я гордилась своим сокровищем, берегла и далеко не всем разрешала к нему притрагиваться... Школа. Первые поклонники... Первый поцелуй в щечку. Меня поцеловал мальчик, с которым я сидела за одной партой, даже помню как его звали – Андрей. А потом в меня «влюбился» его близкий друг. Так и дружили – втроем, трио а-ля Трюффо, только по-детски. Всюду мы были вместе, перезванивались, носились по коридору во время перемен. Потом нас рассадили, а Андрюшка уехал...

Детство. Образцовые прописи, октябрятский значок, любимая подружка Сара – юркая, хитрая, изворотливая, с которой мы постоянно соперничали – кто лучше напишет диктант или контрольную, у кого меньше четверок в дневнике... Сара опережала только в физкультуре, в отличие от меня она умела быстро бегать и прыгать, не старадала болезненной брезгливостью и осторожностью, я же морщилась от одной только мысли, что могу коснуться рукой грязного пола в спортзале и ужасно боялась упасть во время игр в салочки или догонялки... Сара. В последний год, уже в десятом классе, наша дружба дала трещину, она ревновала меня к новым подругам – Мышке, с которой мы дружим по сей день, и Юле, с которой, пути, увы, тоже разошлись... В тот год Сара уехала в Германию. С тех пор ничего о ней не слышала. Лишь иногда она мне снится, четко и детально, несколько дней подряд, а потом снова пропадает даже из моих сновидений...

Сара... Жуткая врушка – помню, как в классе восьмом она стала подкрашивать губы и глаза, а когда я ее в этом уличила, сказала, что губы у нее от природы такие, а глаза ей врач прописал красить, мол, от сурьмы, которой она их подводила, зрение улучшается. Как она сейчас? Где? Чем занимается?..

В десятом классе у меня умер отец. Сначала мы уехали на полгода в Москву, в холодный, агрессивный город-хищник, город-наркотик. Я была мечтательным, инфантильным, увлеченным исключительно Достоевским и его мрачными гароями, подростком. Я вообще проглатывала книгу за книгой, знакомилась с классиками целыми собраниями сочинений – двенадцать томов Чехова залпом, четырнадцать томов Толстого взахлеб. Я стала колючей и раздражительной, втайне от друзей и родителей мечтала стать актрисой, строила планы как поступлю в Щукинское или Щепкинское, а лучше в Школу студию Мхат. Родители же видели меня студенткой журфака МГУ и никем другим... А потом заболел папа...

Папа. Лучший друг, близкий, родной – человек, чьим отражением я стала. Я унаследовала от него взрывной и в то же время отходчивый характер, прямолинейность и упрямство... А еще разрез глаз и неповторимое строение ступни... Папа.

Я росла в странной семье, только тогда не понимала этого. Родители – влюбленные друг в друга до самого конца, никогда не ссорившиеся, относивщиеся ко мне как к равной... Как часто мы сидели втроем вечерами и говорили, говорили, говорили, и чем старше я становилась, тем больше они слушали меня, слушали-прислушивались...

Папа. Я помню наши прогулки, мы часто катались вместе на машине, просто кружили по городу, покупали мороженное и ели его наперегонки. С шестого класса – каждую среду и субботу в пять папа возил меня на английский, я любила эти дни, особенно возвращение домой в половине седьмого, мы ехали медленно, заезжали в какой-нибудь магазин, покупали разные лакомства к чаю, приезжали на стоянку, ставили машину и шли пешком метров пять. Я держала папу за мизинец, так у нас было принято, и болтала без умолку. Дома нас ждала мама, ужин на столе и следом традиционное чаепитие у телевизора.

Повторяю, я росла в странной семье, где мама и папа – без приувеличения были одним целым, ни разу не поссорились, понимали друг друга с полуслова, и, как я сечас понимаю, годы вместе не превратили их любовь в привычку, а наоборот, казалось, с каждым прожитым годом, родители влюблялись друг в друга все сильнее.

Скажу честно, я до сих пор не смирилась со смертью отца. Не отпустила.

Мама. Мне пришлось резко повзрослеть в четырнадцать, почти пятнадцать лет, когда его не стало. Я поняла, что не имею право горевать. Нужно было вытаскивать маму, которая целыми днями лежала лицом к стенке. И я, недаром хотела стать актрисой, играла, играла, играла, рыдала тайком в ванной ночами, а днем пела ей песенки, дурачилась, отвлекала как могла... Удалось. Спустя полгода мама ожила...

Но, несмотря на то, что по сей день, она жещина привлекательная и молодая, мужчин у нее больше не было, никаких связей, ни одной – мама осталась верна отцу, верна их красивой книжной любви, именно о таких лав стори снимают фильмы и пишут романы-бестселлеры...

После смерти отца я изменилась до неузнаваемости, из девочки-цветочка, мечтательной и скромной, превратилась в волчонка. Стала другой и внешне – остригла волосы на нет, оставила только маленький локон сзади, который потом выкрасила в ярко-желтый цвет, вдела колечко в нижнюю губу, носила отныне огромные мужские свитера и рубашки, рваные джинсы, устрашающие медальоны-черепа. Для маленького приморского городка, где я выросла, это было событием – странная девочка, белая ворона. Прохожие оглядывались и качали головой, старики-старушки шарахались, а мне это было необходимо, я растрачивала свою злость на жизнь, свою агрессию, эпотируя подобным образом. Создав имидж чокнутой хиппующей стервы, я возвела вокруг себя крепостную стену. Мышка, моя подружка, поддерживала меня во всем, постриглась почти также коротко как я, стащила у старшего брата несколько свитеров и рубашек, полностью перешла в стиль унисекс. На нас косились, даже слушок пустили, что мы лесбиянки... А мы смеялись над этими сплетнями, так как были убежденными натуралками, увлеченными слащавым британским мальчиком Гари Барлоу. Плакаты и фотографии Гари были везде и всюду, но своему идолу я все же изменяла, тайком собирая статьи и фотографии Олега Меньшикова. Если честно, Меньшиков был мне гораздо ближе, чем этот белокурый мальчик, поющий обычную, трогательную попсу...

Хипповала, к ужасу влюбленного в меня с незапамятных времен одноклассника, выражавшего свои чувства не иначе, как пинками и тумаками, и учителей – непонимавших как такая блестящая ученица, победительница многочисленных олимпиад, может разгуливать в столь возмутительном виде. Не ужасалась только мама. Она с улыбкой наблюдала за мной и живо принимала участие во всех безумных замыслах – помогала раскрашивать цветными ручками джинсы, отрезать рукава у свитеров и рубашек, мастерить замысловатые фенечки.

Переболела всем этим я к концу одиннадцатого класса – однажды возвращаясь домой, переходя дорогу я увидела, как какой-то разодетой изящной цыпочке сигналит проезжающая машина, и парень за рулем восхищенно рассматривает ее, отпуская комплимент за комплиментом. Цыпочка прошла, и машина приблизилась ко мне – гримаса ужаса, хохот и возглас «блин!»... Так получилось, что в тот день я простудилась и две последующие недели валялась с ангиной.

Когда я появилась в школе, меня не узнали, помнится, даже из других классов прибегали смотреть – вчерашняя хиппи уложила немного отросшие волосы в модную короткую причесочку, выщипала брови, чуть подкрасилась, облачилась в мини-юбку и узкий черный пиджачок, сменила кроссовки на изящные туфельки... Я, словно Людмила Прокофьевна из «Служебного романа», преобразилась, и было приятно до щекотки ловить на себе удивленные и порой восхищенные взгляды. Появились поклонники, первые цветы, проводы домой, признания, первый поцелуй – скорее исследовательский, ради галочки...

Из колючего подростка я превратилась в кокетливую кошечку, я внезапно обнаружила, что играть чувствами других интересное и увлекательное занятие, подпитывающее моё самолюбие. Вслед за мной преобразилась и Мышка. Теперь мы разбивали сердца на пару, порой ставя в тупик ухажеров – кого же из нас выбрать?..

Находясь в состоянии такой вот эйфории, я поступила в институт...

2. Зарема.

Зарема – яркая и сочная женщина бальзаковского возраста, ухоженная, нелишенная шарма, элегантная, с гривой непослушных рыжевато-каштановых волос – была подругой моей матери. И моей подругой тоже... Она врывалась в нашу квартиру, именно врывалась и никак иначе, смеясь и громко рассказывая что-то своим низким грудным голосом – либо об очаровательной блузке, увиденной в одном из многочисленных бутиков, либо о ком-то из коллег-интриганов, либо о прошедшем недавно фильме, концерте, выпуске новостей... Неунывющая, чуть с сумасшедшинкой, упрямая – мы любили ее от души и жалели...

Зарема родилась в обеспеченной интеллигентной семье, отец ее был известным хирургом, а мать блестящим юристом. Старшая дочь, потому любимица и вечно балованная родителями, она росла своенравной и самоуверенной. Природа не наделила Зарему тонким фарфоровым личиком, как у матери и младшей сестры, но в ней было что-то такое, от чего мужчины теряли голову... Кто знает, возможно причиной была безупречная фигура – в стиле Софи Лорен? Или густые чуть вьющиеся волосы – прекрасная модель для рекламы самого лучшего шампуня? А может быть диковинные шмотки, купленные в «Березке» или у спекулянтов? Так или иначе – Зарема была звездой. Она поступила в лучший ВУЗ, закончила его с красным дипломом и сразу же занялась карьерой...

С личной жизнью Зареме не повезло, такая яркая и популярная, она придирчиво выбирала спутника... На третьем курсе увлеклась однокашником, странная это была любовь, взаимная на все сто, но платоническая – на уровне полунамеков и взглядов. Обычно такие истории кончаются ссорой, одна из сторон не выдерживает ожидания начала отношений, зятянувшегося и давящего. Так случилось и с Заремой, на последнем курсе они поругались вдребезги. Он так и не женился потом...

Несмотря на то, что Зарема была взрывной и даже дерзкой, ее доверчивость доходила порой до абсурда. Второй роман случился уже на работе. Молодой человек, по рассказам, неуловимо похожий на Марлона Брандо, умница и настоящий специалист, бизнесмен уже в советское время, ухаживал за ней очень красиво – приглашал в рестораны, водил в кино. Как-то раз, выяснив какие фрукты любит Зара, он внезапно исчез. А через несколько минут явился к ней ей в кабинет с корзиной отборных корольков и апельсинов...

Зарема доверялась своей подруге-сослуживице, счастливая и влюбленная, она часами рассказывала о чудесном поклоннике... Зависть – удивительное чувство. Подруга была разведена и бездетна, с карьерой не клеилось и...

Однажды он просто отдалился. Перестал звонить и назначать свидания, проскальзывал мимо кабинета Заремы, рассеянно здоровался и отворачивался. А через пару месяцев женился. И неизвестно отчего на следующий день после свадьбы явился на работу. Зарема держалась молодцом, поздравила и пожелала счастья, на что он, срываясь на крик, обвинил девушку в том, что она не хотела замуж и будто бы говорила об этом всем и каждому. «Ты же заносчиво-самостоятельная и самостоятельно-заносчивая!» - прокричал он, и Зареме стало все понятно. Эта фраза была любимой присказкой подруги...

Подругу Зарема ликвидировала... Об этом романе вспоминала часто, рассказывала неоднократно, все с новыми и новыми подробностями... Но как-то раз она, как обычно, ворвалась - только со слезами на глазах, приговаривая: «Все же это было к лучшему, кто знает, кто знает...». Немного успокоившись, она поведала нам жуткую историю – оказывается, ее бывший возлюбленный зарезал жену, а потом себя... Страшная история, непонятная, запутнанная – может ревность, может что-то другое... Но Зареме будто стало легче, все эти годы она думала об этом человеке, жалела, что не удержала, винила себя, а теперь задумалась – что, если на месте этой несчастной была бы она?

Конечно после того романа у нее были поклонники, были предложения выйти замуж. Одно такое предложение запомнилось особенно четко. Зареме было уже лет тридцать шесть, и ее решила познакомить со своим сыном какая-то сотрудница. Внешне молодой человек был симпатичным, занимался историей древнего мира, защитил докторскую, только приехал из Египта. По советским временам – экзотика. И вот, пригласил он Зарему в кафе... Было это в начале июня, лето обещало быть жарким, солнце палило и стояла невозможная духота.

Пара дежурных фраз, разговор ни о чем, и Зарема поинтересовалась как там в Египте, предвкушая рассказ о шумных каирских улочках, пирамидах и сфинксе...

«А что Египет? – пожал плечами ее собеседник, - Старана как страна, грязная, вонючая и неинтересная.»

Зареме захотелось уйти, но встать и попрощаться было бы как-то неудобно, потому она решила начать обычную светскую беседу о погоде.

«А лето жаркое, инжир в этом году будет сладким,» - полусонно проговорила она.

« А у Вас есть дача?» - живо поинтересовался он.

Зарема плюнула на приличия, взяла сумочку, встала, торопливо попрощалась, сославшись на головную боль, отказалась от того, чтоб ее провожали, и ушла...

Так она замуж и не вышла... Жила всю жизнь со старенькой мамой, будучи по сути большим ребенком, не умея ничего по хозяйству. Последние годы мама ее болела, на работе все стало хуже некуда, нищенская зарплата и никакой возможности заработать что-то дополнительно...

Зарема сломалась после смерти матери. Вроде бы осталась такой же, но в глазах появилась тоска и страх перед одиночеством. Брат давно уехал в Штаты, сестра жила своей жизнью, в которой были и муж и дети...

Мы поддерживали Зарему, как могли, приглашали в гости, ходили к ней сами, я делилась с ней всем, что происходило в моей жизни, она знала по именам всех моих поклонников и подруг, давала советы и искренне переживала, если что-то у меня не ладилось.

Спустя год после моего поступления в институт Зареме удалось устроиться туда на кафедру правового регулирования экономики. Мы отныне сталкивались редко, мне она не преподавала, занятия в основном попадали в другую смену.

В тот период за мной стал ухаживать студент магистратуры, высокий худощавый брюнет, очкарик – совсем не в моем вкусе. Он провожал меня домой, звонил по сто раз в день, присылал смски на мобильный, оказывался везде, где бывала я – на концерте, у кого-то в гостях, на дискотеке... Меня это раздражало, но посылать его к черту я конечно не собиралась, многим моим подругам он казался привлекательным, кому-то даже красивым, иметь такого поклонника было безусловно престижно. Сейчас мне стыдно вспомнить, но я нарочито грубо разговаривала с ним при свидетелях, хамила и вела себя просто отвратительно, хихикала вслед... Хотя, с чего бы это? Умный тактичный парень, нелишенный обаяния... Наверное это была очередная ступень самоутверждения.

Вскоре терпению его пришел конец, он перестал ходить за мной, теперь лишь изредка, столкнувшись в институте или на улице, грустно смотрел и улыбался...

Я не переживала по этому поводу первые пару месяцев, но потом поняла – чего-то мне не хватает... Не хватало мне разговоров о Феллини и Бергмане по дороге домой, хриплого голоса в трубке, доверчивого теплого взгляда из под очков... Вскоре, придя куда-либо, на концерт, в гости, на дискотеку, я искала его глазами... Но не находила.

Известие о том, что у Заремы роман повергло меня в шок. Нет, меня поразило конечно не то, что у нее наконец склеивалась личная жизнь, а тот, с кем этот роман начался! Мой бывший поклонник, в которого я уже была влюблена по уши, студент, двадцатью годами моложе сорокапятилетней Зары, стал ее новым возлюбленным. Зарема помолодела лет на десять, она стала еще смешливее, врывалась к нам в квартиру с неимоверным шумом, снося все на своем пути – стулья, журнальный столик, мамину китайскую вазу – великое сокровище с довоенных времен.

Она взахлеб рассказывала о нем... Я старалась не слушать, сбегала из дома под любым предлогом и порой часами шаталась по улицам, прикусив губу, бледная и несчастная... Я любила Зарему, я любила Его.

Как назло, я снова стала с ним всюду сталкиваться, он больше не робел, приветливо улыбался, интересовался как дела, не выглядел грустным, скорее наоборот – это-то и было четким показателем того, что я ему отныне безразлична.

В институте об их романе никто не знал, иначе бы Зару давно уволили, ректор у нас был строгий и беспощадный. Лишь однажды я увидела их в коридоре вместе, и снова меня поразило то, как молодо выглядела Зарема, ей необыкновенно шла нежно-розовая водолазка, безупречно сидели светло-серые брючки, роскошные волосы были собраны в хвост, она улыбалась такой счастливой улыбкой, что меня всю передернуло от злости и беспомощности... Что я могла сделать?

Не правы те, кто полагают, что любовь или влюбленность (кто знает что это было) вовсе не отждествляется с безумием, с полной потерей себя, своего истинного я. Хотя, возможно это и было мое истинное, запрятанное глубоко, заставленное фальшивыми улыбками и неискренними поступками, настоящее эго!

Я позвонила ему сама. Набрала номер влажными дрожащими пальцами, назначила встречу. Он удивился, но пришел. Я говорила. Он слушал. Я извинялась за свое прежнее поведение, я несчетное количество раз повторяла, что люблю его, что готова быть с ним... Я перешла на крик. Я рассказывала о Зареме, разоблачала ее – я вытащила все грязное белье, я придумала половину... Он молчал. «Она же старая!» - вырвалось у меня, - «Старая шл....ха!»

«А ведь тогда, будучи нахальной девчонкой, играя моими чувствами, ты была лучше», - проговорил он чуть слышно, - «Ты была капризным ребенком, которому все можно было простить. А теперь? Кем ты стала теперь?», - он покачал головой, - «Я люблю Зарему, потому не стану ничего рассказывать, ей будет слишком больно услышать такое о тебе...».

Он ушел, а я еще минут сорок сидела в кафе одна, я глотала горький кофе вперемешку со слезами, на меня косились официантки, люди за соседними столиками...

«Ничего» - думала я, - «Я вам еще отомщу.»

Письмо пришло на имя ректора. В нем рассказывалось о возмутительном аморальном поведении преподавательницы, о романе со студентом таким-то, из такой-то группы, с такого-то факультета.

Меня вызвали в деканат, я шла на полусогнутых – неужели, они узнали, что анонимку прислала я? Оказалось, со мной просто хотели поговорить, ведь я знала обоих, с Заремой близко общалась – так правда ли все это? И я промолчала. Лукаво улыбнулась и промолчала.

Зарему уволили тихо, без скандала. Она очень переживала, плакала, шансы найти новую работу сводились к минимуму, рассталась со своим-моим возлюбленным, продала квартиру и уехала в Америку, к брату. Изредка она присылает письма, открытки, звонит на пару минут по праздникам... Я не читаю то, что она пишет, к телефону стараюсь не подходить – я ненавижу Зарему за то, что ее предала.

3. Первая любовь.

После истории с Заремой я впала в депрессию, Мышка, та самая ближайшая подруга, делала все, чтоб вывести меня из этого состояния. В итоге она не придумала ничего лучше, как пригласить меня на вечеринку в университет, где училась. Там я и познакомилась с Эдиком.

Мышка «шуры-мурила» с его другом, и, как потом выяснилось, предложила нас свести... Мне об этом было рассказано уже на вечеринке. Я возмутилась и хотела уйти, Эдик мне категорически не понравился, он смешно отплясывал под какую-то глупую песенку, и норовил свои самые, по его мнению, удачные па проделать непременно перед моим носом. Я переодически отбегала на почтительное растояние и проклинала все на свете... Номера своего я ему не оставила, не попрощалась и уехала домой.

Спустя три дня, пятнадцатого февраля, как раз после дня Святого Валентина и за день до мышкиного дня рождения, он появился около моего института. Поговорили, обменялись номерами, на следующий день он проводил меня домой, а через неделю мы поцеловались.

Роман развивался с бешенной скоростью, одногодки, нам было всего по семнадцать-восемнадцать, мы начитались и насмотрелись про любовь, теперь она была нужна нам настоящая, живая, своя... Каждый день по утрам Эд, пропуская свои занятия, приходил к моему дому, чтоб проводить свою любимую в институт. Мы гуляли по весеннему городу, обнявшись, хохотали до упаду над любым пустяком, целовались на древней крепостной башне, с которой весь город был словно на ладони, посвящали друг другу глупые стихи на английском, переписывались смс, разговаривали по телефону ночами, иногда засыпая с трубкой... Мы ссорились, каждый раз навсегда сжигая мосты, и мирились со слезами на глазах. Мы мечтали пожениться и завести детей... Вот тут-то сказке пришел конец.

Я не хотела замуж. Хотя, я и потеряла голову, влюбилась без оглядки, но понимала, что еще слишком молода, что мне нужно закончить интститут, устроиться на работу... Ситуация усугубилась после знакомства с его родителями: сначала Эд познакомил меня со своей мамой. «Она красивая, - рассказывал мой любимый, - В прошлом году мы с ней отдыхали в Кисловодске, так за ней пол-пансионата волочилось.»

«Красивая мама» оказалась слонообразной толстухой, раскрашенной как папуас, в невообразимой кофточке с висюльками и бантиками. Она накладывала мне варенье в розетку и приговаривала «Ешьте варенье, ешьте. Что же вы не едите? Не выбрасывать же!»

В дальнейшем эдикова мамаша стала переодически мне названивать: «Эдик завалил зачет! Надо что-то делать!» или «Уже полночь, а Эдик еще не пришел домой! Позвони ему и скажи, что мама ждет» или «У Эдика аллергия, не разрешай ему есть клубнику.»

И это не жене, не невесте, а девчонке, с которой ее сын встречался пару месяцев... Я потихонечку понимала, что не выйду за Эда, даже закончив институт и сделав головокружительную карьеру...

Окончательно я в этом убедилась, познакомившись с его отцом. «Называй меня просто дядя Вова,» - сказал он, усмехаясь, и беспардонно меня разглядывая. Я изобразила на лице слабое подобие улыбки...

Спустя пару недель мы поехали с Эдом, подружкой Лией и шофером дядей Борей на пляж... Плескались в море, загорали, целовались у всех на виду. Вдруг позвонил его папА и сообщил, что присоединяется к нашей честной компании.

Приехав на пляж, Вова уселся в беседке, откуда пялился на Лиин купальник, точнее на его содержимое столь откровенно, что ей пришлось накинуть полотенце. Через полчасика он пошел окунуться, вернувшись уставился на стул и прошипел «Кто это сделал?!»

Мы вскочили с мест, ожидая увидеть самое ужасное, на стуле же просто был песок...

«Это все она!» - в шутку сказал Эд, обнимая меня.

«Ну, так чисть!» - процедил Вова.

«А Вы встряхните его,» - посоветовала Лия, - «Песок же сухой». Эд потянулся за стулом.

«Нет!» - воскликнул его папА, - «Пусть она уберет.»

«Да я же пошутил,» - начал было Эдик...

«Пусть уберет! Она твоя будущая жена!» - не унимался Вова, - «В нашей семье уборкой занимаются женщины!»

Тут мои нервы не выдержали. Встряхивая таки песок, я пробурчала: «Во-первых, с чего Вы взяли, что я его будущая жена? И что я собираюсь иметь какое-то отношение к Вашей семье?!»

Остаток дня я молчала, а когда машина подъехала к моему дому, вышла, не попрощавшись...

Последней каплей стала проявившаяся болезненная бережливость Эда. Будучи мальчиком довольно обеспеченным, он жмотил даже на мороженном, как бы я не намекала, что хочу эскимо, делал вид, что не слышит. В итоге приходилось покупать самой, себе и ему (конечно - не буду же я есть одна...). Он стал постоянно говорить о том, как много тратит в последнее время, а я не хотела верить в то, что это намек... Ведь всё, на что Эду приходилось раскошеливаться – стакан колы, максимум чашечка кофе, очень редко чизбургер или бигмак... Под конец, обсуждая наше совместное будущее (он не терял надежды на мне жениться), Эдик заявил елейным голоском, что первые лет десять мы будем во всем себе отказывать и копить, что всю свою зарплату до копейки я буду отдавать ему, а потом мы соберем в конце концов нужную сумму и... купим крутую тачку! «А потом?» - спросила, я давясь смешками. «Потом будем копить на новую квартиру,» - не задумываясь, ответил он.

Мне стало скучно. Вскоре мы расстались. Не по моей инициативе, хотя я и поставила точку, это скорее была идея Вовы. Ну и слава Богу.

4. Звездная болезнь. Переход.

В двадцать лет я стала знаменитой, мне предложили сняться в клипе известного певца, потом в рекламе, потом лицо мое попало на обложки журналов, потом меня пригласили вести телепрограмму на местном канале – что-то вроде горячей десятки последних хитов, а потом я занялась собственным проектом, попала на центральное ти-ви, стала зарабатывать неплохие деньги...

Шли годы, я превращалась в светскую львицу, неприступную и стервозную, циничную, озлобленную. А было из-за чего озлобиться! Я перестала верить людям, казалось, что они общаются со мной ради денег и славы, используют в качестве дорогой бижутерии – модной побрякушки, которую поносят-поносят и выкинут, когда популярным станет кто-то другой.

Я стала пить. Начиналось все невинно – глоток «малибу» или бейлиса, «маргарита» - несравнимая ни с чем смесь текилы и апельсинового сока, попробовала абсент – любопытства ради. Пробовала с друзьями, в компаниях, а потом стала «пробовать» одна, измученная бессоницей, сидя перед компьютером... Любимой песней стала услышанная однажды, и вскоре записанная «Ржавая вода» Кортнева – про алкоголика.

Выглядеть я стала отвратительно, расползлась, пришлось сделать парочку операций – откачать жирок. Друзей, вот удивительно, не растеряла. Они нянчились со мной до последнего. До того самого дня, когда «это» случилось.

Но об «этом» поздже. Я устраивала грандиозные вечеринки, собирала огромные компании, порой не зная имен приглашенных. Как ни странно, бой-френда так и не завела. Нет, появлялась на разных тусовках то с одним, то с другим, но это была фикция, на самом деле нас ничего не связывало. Я с завистью смотрела на своих подруг – все вышли замуж, разъехались, одна укатила в Москву, другую вообще занесло в Пекин – стала женой дипломата. Именно к ней я и решила поехать, отдохнуть подальше от всей этой суеты.

Долгий перелет мне не запомнился, я почти все время спала. Когда ступила на трап, появилось ощущение, что попала в парилку. Джинсы будто намокли и намертво прилипли к коже, долго ехали по зеленой дороге из аэропорта. Пекин меня поразил, огромные небоскребы, гладкие кольцевые с разноцветной подстветкой, огни, огни, огни Большого Города. Разница в четыре часа почти не чувствовалась, проснулся вдруг волчий аппетит, я не без опаски косилась на предложенную еду – она выглядела и пахла иначе, чем у нас в китайских ресторанчиках, попробовала, больше всего понравилась курица с арахисом в медово-соевом соусе. Палочками пользоваться я, слава богу, умела. Подруга с мужем поселили меня у себя, хотя, я и сопротивлялась. Но вскоре поняла, что они были правы – две напасти ожидали меня в Китае – тараканы и тонзиллит. С первым я сталкивалась в кафе и ресторанах, в гостях, лишь у подруги моей, слава богу, их не было, она потратила не один месяц на то, что бы вывести этих тварей, в итоге подействовал какой-то яд с устрашающим названием «Терминатор». Теперь этот порошок переодически обновлялся – профилактики ради.

Второе меня свалило на ближайшие две недели. Горло выглядело ужасающе, усыпанное мелкими гнойниками, распухшее – не действовало ни одно лекарство. Помог раствор люголя и время. Нужно было просто адаптироваться.

В один из сентябрьских вечеров я слонялась по огромному Императорскому парку, который находился недалеко от дома, прислушивалась к незнакомым звукам, чириканью заморских пташек и вовсе не щебечащей речи китайцев – наиболее используемыми звуками, как я поняла, у них были –х- и -ш- в сочетании с мяукающими гласными, почти совершенно непроизносимыми с первого раза. Я шла, слушала, и вдруг поняла, что понимаю...

Я прислушалась снова – да, конечно, мне понятен был разговор сидящих на скамеечке старушек.

«Вы не пробовали кормить его рыбой?» - спрашивала одна.

«Нет, что Вы, он ее есть не станет, он отказывается от всего, кроме этого проклятого корма...»

Послушав еще пару минут, я поняла, что речь о щенке, избалованном песике заморской породы.

Я стала слушать, отовсюду звучала абсолютно понятная речь, перевела взгляд на старинную беседку и вспомнила...

Так четко вдруг увидела себя в этой беседке, болтающую с несколькими девушками в ярких, расшитых нарядах, в руках у меня цветы коричного дерева – и откуда я знаю что именно коричного, я же еле отличаю гладиолус от орхидеи?! Я смеюсь их шуткам, я влюблена в какого-то юношу... На одном из перил мой возлюбленный оставил зарубку, чтоб облокотившись, я вспоминала о нем...

Я пошла наугад, будто повинуясь какому-то взявшемуся ниоткуда знанию, и нашла то самое место, ладони заскользили по гладкому, отполированному временем дереву и ... Та самая зарубка...

Я опешила. Возвращалсь как пьяная. Когда переходила дорогу, забыла посмотреть направо – идиотские китайские правила, всегда разрешен правый поворот. Удар. Темнота. Тишина. Гудящая тишина.

Я открыла глаза. Зажмурилась от яркого света. Какие-то фигуры, склонившиеся надо мной. Голоса.

- Час от часу нелегче! Теперь ты забыл про туннель, да? То ты стираешь память тяп-ляп, то сценарий не дописываешь!

- Да при чем тут я? Можно подумать, она первая столкнулась с дежа вю?!

- Тише ты, она проснулась.

Я осмотрелась. Белая комната, неизвестно откуда льющийся мягкий и в то же время яркий свет, непонятного оттенка, теплый, ласковый, нереальный какой-то.

- Я умерла? – вырвалось у меня.

Молодые люди, стоящие вокруг переглянулись и заулыбались совершенно спокойными, обезоруживающими улыбками.

- Ну, - усмехнулся один из них, тот чей голос я услышала первым, - Можно сказать и так.

- А где..? – не врубилась я, - Где райские кущи и гурии на деревьях? Или, как сейчас модно, костер с незнакомцами в лохмотьях да непременно где-нибудь в пустыне?

- А ты все со своим юмором, – усмехнулся приземистый шатен, прежде ссылавшийся на дежа вю.

- Ага, началось, - подхватили остальные, - Небось начнет, как обычно, цитировать тибетскую книгу мертвых.

- Где я? – не унималась я, - Объяснит мне кто-нибудь?

- Узнаю, характер не меняется!

- Чей характер? Мой?

- Твой, твой, - проговорил Первый, - Все выйдите, а ты останься, - он кивнул Шатену.

- Начнем с азов, что такое смерть?

- Ничего себе азы, - хмыкнула я, - Если это азы, то к чему мы в итоге придем?

- Ты тут не разглагольствуй, а слушай, - Первый нахмурился, - Что такое жизнь и что такое смерть? Смерти нет вообще...

- Вау! – вырвалось у меня, - Да Вы что? Серьезно?!

- Нет, ну она неисправима, - взорвался Шатен, - Из раза в раз одна и та же история, просыпается нахальной и тупой!!!

- Ладно, - смирилась я, - Давайте заново.

- Так вот, - продолжил Первый, - Что такое жизнь, которую ты только что прожила? Ты ведь жила ею около пары часов. Спала и видела себя во сне. По сценарию, написанному тобой и вот этим, - он сделал многозначительную паузу, - человеком... Ты побывала в выбранном тобою наугад промежутке времени – с 1982 по 2070 год, вы разработали всю твою жизнь, расписали вплоть до малейших подробностей, но видно чего-то не учли...

- Стоп! – воскликнула я, - до 2070?!! А сейчас-то 2007! Это и есть сбой?!

- Не перебивай, будь добра. Нет, сбой пошел из-за наложения прошлого сна. Сон частично стира

Moderato Cantabile

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Необычный переход. Скажу сразу, до 4 главы мне понравилось, а потом все смешалось и теперь я даже не знаю, понравилось ли мне все в целом. Наверное стоило все же разделить сюжеты. Хотя автор мне очень симпатичен.

Особенно скромное, авторское Н.О.©

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Спасибо и Вам, Ворона и Вам ,Че.

1. 4 часть написана специально не в том ритме. Я умышеленно внедрила в рассказ эклектику. :gizildish:

2. "Прекрасно отображена реальность". - Спасибо. Правда, не совсем реальность. Все же это вымысел (хотя, если обратиться к 4 главе - вымысел вообще всё - даже то, что реально на первый взгляд). :luv:

Moderato Cantabile

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Уважаемая Вельма, то, что в рассказе присутствуют элементы, на первый взгляд, внутренне не связанные (то, что Вы любезно назвали эклектикой), на самом деле и дают ту харизматичность и недогматичность всему произведению в целом. Эклектика, как дисциплина, довольно бесхарактерна и пуста, и не думаю, что "сновидения" хоть как-то заражены ею. "Сновидения" весьма неповерхностны и несомненно показывают, насколько глубоко автор разобрался в сути явления. Отличные рассуждения на заданную тему. Сценарий преотличен - когда ожидается постановка?)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Спасибо.

Постановка? Надо подумать. :gizildish:

Увы, далеко не всем понравился мой эксперемент с 4 частью, потому вдвойне приятно слышать лестный отзыв, к тому же столь глубокий.

Заглядывайте еще. Тихо-тихо буду публиковать другие свои вещи.

Moderato Cantabile

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Н.О.©

Уважаемый автор.

Иннициалы Н.О. - Нателла Османлы в лице автора всех вами повешанных произведений - это вы?

Просто рассейте наши смутные терзания:

http://zhurnal.lib.ru/o/osmanly_n/

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Да, это я. :gizildish:

На либ.ру я тусуюсь редко, просто публикую для галочки, больше здесь

http://www.proza.ru:8004/author.html?svyu

Буду ждать следующие публикации

они будут, кстати, я здесь опубликовала еще "Алису", немного скандальная вещица, мне за нее по шапке надавали на бескрайних просторах рунета. Надеюсь, Вы ее тоже прочтете и оцените. Также опубликовала миниатюру "Салемская ведьма".

Спасибо.

Moderato Cantabile

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Уважаемые господа модераторы,

Простите за беспокойство, но меня волнует следующий вопрос:

Пардон, а кто исправил слово "ш...ха" на "платная женщина" в моем рассказе"?! Жутко звучит же. Уродливо.

Можно заменить на "ш...", но я настоятельно прошу убрать "платная женщина", неговоря уже о том, что это нарушение авторских прав...

Пожалуйста уберите это "словосочетание", и поставьте "ш...", настоятельно прошу. Пусть не полностью слово, но хотя бы ш.... Кстати, это вполне лит.слово, с чего Вы его исправили?

Заранее спасибо.

Изменено пользователем Velma Kelly

Moderato Cantabile

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Мне понравилась только 2-ая глава.... в отдельности.

А в целом... этот рассказ начинается как холодная северная сказка, и заканчивается как персидская путаница...

И ощущение одно не покидает - что это всего лишь неудачная попытка переписать историю, однажды написанную Алехандро Аменабаром...

Не понравилось.

gettin' jiggy

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

к сожалению об Алехандро Аменабаре знаю только то, что он автор "Ванильного неба", то бишь сценария к фильму. У нас с ним концептуально разный подход, так что никакой попытки не было.

Не нравится? Ну, я на хрустящего франклина мало похожа. :gizildish:

А "платная женщина" кто нибудь исправит на "ш...ха"? Уродливо же звучит -

Старая платная женщинаа

Спасибо.

Moderato Cantabile

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

к сожалению об Алехандро Аменабаре знаю только то, что он автор "Ванильного неба", то бишь сценария к фильму. У нас с ним концептуально разный подход, так что никакой попытки не было.

Не нравится? Ну, я на хрустящего франклина мало похожа. :gizildish:

А "платная женщина" кто нибудь исправит на "ш...ха"? Уродливо же звучит -

Спасибо.

Аменабар - автор и режиссер фильма "Открой глаза", по мотивами которого снято Ванильное небо...

А слово исправил скрипт форума... автоматически.. я уже вренлу слово ш...

ПС: Не обязательно быть Франклином, чтобы нравиться читателям. Можно быть Гессе, Кундерой, Достоевским или Селлинджером ))

gettin' jiggy

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Спасибо огромное, что исправили :gizildish:

ПС: Не обязательно быть Франклином, чтобы нравиться читателям. Можно быть Гессе, Кундерой, Достоевским или Селлинджером ))

Согласна на все сто. Можно быть. А можно и не быть... Я пишу впервую очередь не для того, чтоб нравится читателям (конечно и для этого тоже...), а больше для себя. Мне нравится сам процесс. Я никогда не знаю что получится, начиная очередной рассказ или миниатюру. Я не претендую на нишу, занятую Гессе или Достоевским. Я вообще ни на что не претендую, просто пишу.

А как кто оценит - личное дело каждого, я с уважением отношусь к любой точке зрения. :luv: Но и свою в угоду чужому мнению не меняю...

Еще раз спасибо.

Moderato Cantabile

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Join the conversation

You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.

Гость
Ответить в тему...

×   Вы вставили отформатированное содержимое.   Удалить форматирование

  Only 75 emoji are allowed.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Your previous content has been restored.   Clear editor

×   You cannot paste images directly. Upload or insert images from URL.

Загрузка...
×
×
  • Создать...