Абреки

[Лезгин-999]

Одиночество в Пути: абреки

Абреки – самые загадочные персонажи кавказской традиции, «особый любопытный тип людей», по выражению знаменитого историка Кавказской войны В.Потто. Об абреках в русских источниках особенно активно писали русские офицеры, служившие на Кавказе в середине XIX века.

Кавказская война называется современными исследователями «золотым веком абречества».  Кто такие абреки  – обычные разбойники и изгои, лишившиеся покровительства своего рода и ушедшие  в горы, люди, для которых воровать или жить – одно и тоже? Заступники, помогавшие бедным и обездоленным, как знаменитый чеченский абрек Зелимхан? А, возможно, абреки – вообще носители высокой идеологии и культуры наездничества? Здесь не может быть прямых и однозначных ответов.

Современный кавказовед Владимир Бобровников в своей статье «Абреки и государство: культура насилия на Кавказе» пишет о том, что само абречество тоже изменялось с течением времени. Человек, ставший абреком, всегда порывал с родственниками – он мог быть изгнан своей общиной за какой-то проступок – предательство, трусость на поле битвы, убийство кровного родственника.

Изгоняться из общины могли и просто неординарные люди, чье присутствие провоцировало конфликт и соперничество внутри общины. «Ты юношей дразнишь отвагою властной/Ты в волчьи сердца их вселяешь страх/…Покинь же страну, что тебя не взлюбила,/           

 Пускай в ней царят наши право и сила», - поется в одном из чеченских илли. Человек мог и сам выйти из общины, опасаясь кровной мести.

В очерке осетинского публициста и политика начала ХХ века Ахмеда Цаликова «В абреки» табунщик, убивший в ссоре своего напарника на пастбище, размышляет о том, что, даже если бы он продал все имущество всех своих родственников, то и тогда у него не хватило бы средств заплатить за кровь. «Только один выход оставался для спасения от беспощадной мести - подлежащий кровному мщению мог покинуть свою деревню и объявить себя абреком».

 Часто уход в абреки был ответом на угрозу потери  Имени (Имени не как наименования лица, а как символа достоинства) и внутренней свободы. Абрек, исключенный из круга родственных связей, всегда маргинален, одинок и предельно самодостаточен.

Выход из общины, отсутствие защиты со стороны семьи создавали для него дополнительные угрозы и вынуждали быть особенно мобильным. Для абрека основная задача – выживание и месть своим врагам. Кто был объектом мести – не столь важно, это могла быть община, которую абрек покидал добровольно, или община, изгнавшая своего соплеменника.

Абрек, пишет самый известный исследователь этой темы Ю. Ботяков, «был носителем престижной в народе идеологии борьбы за идею, личного героизма». В народном сознании всегда существовал и культивировался идеальный образ абрека, который далеко не всегда совпадал с реальным образом. Но образ, в свою очередь, влиял и на поведение абрека, «дотягивая» его до высокой планки.

В фольклоре народов Северного Кавказа существует  аналогичный абреку образ Черного всадника («Когда черная ночь свой опустит покров… На коне выезжает из черных темнин») - образ, одновременно притягательный и отталкивающий. Люди никогда не желали встретиться с Черным всадником, но одновременно испытывали к нему чувство уважения. Символическое пространство пребывания абрека – Лес и Горы, а время его действия – время ночи.

Лес в культуре народов Кавказа считался опасным пространством, неосвоенным человеком. Жертвоприношения в лесу, например, на Западном Кавказе встречались вплоть до начала ХХ века. 

Тюбу де Мариньи, 1823. Черкесы совершают жертвоприношение в священном лесу.28 июля 1818 г.  Иллюстрация из книги Б. Едыджа "Черкесы адыги в рисунках европейских художников XVII -XIX веков". Майкоп,2009

В начале XXI века уход в абреки по «классическим правилам» – явление практически невозможное, но все же образ абрека присутствует в нашей жизни и сегодня
 

[Лезгин-999]

Одиночество в Пути: абреки 2

Абрек Кири Буба – лезгинский "Робин Гуд".

 

Я писала о символизме Гор и Леса как пространстве пребывания абреков в 19 веке, а не в 21 веке.  И,  по-моему, это подтверждается вообще символикой гор в кавказском фольклоре – герои нартского эпоса (разные версии которого характерны для многих народов Кавказа) пребывающие на горе, всегда отличаются своим нравственным  превосходством, в легендах и мифах только в горах происходят самые героические события и свершаются самые справедливые возмездия.  

 В горах кровники встречаются на равных, именно горы абреки выбирают как свою территорию.  У питерского этнолога Юрия Ботякова  нашла такое интересное противопоставление «Черного» и «Белого» всадников (текст – осетинский): «На черном шиферном утесе, на вороном  коне .. стоял Черный всадник.. На самой вершине горы, среди вечного снега, в страшном величии, стоял неподвижный всадник.. Он был на белом коне». Так и Лес в традиционном кавказском сознании тоже символичен – это необжитое человеком и, значит, опасное пространство. 

 

Леса на Северо-Западном Кавказе  были местами коллективных и личных языческих молений и были случаи, что оставались таковыми, например, на побережье Черного моря вплоть до 20-х гг. ХХ века, несмотря на существование в то время исламской традиции. Путешественник Ксаверио Главани в XVIII веке описывает на адыгском материале  некое большое лесное дерево, на ветвях которого  развешивались дары, а преступники, которые находили его в лесу, счастливым образом освобождались от наказания.  Современный журналист и политолог Руслан Курбанов свою статью, посвященную  эволюции вооруженного подполья на Кавказе, так и назвал - «Эволюция Леса». Что это, как не наименование  нового явления (т.е. боевиков) через использование традиционных для сознания схем?
 

[Лезгин-999]

       Газиев Хамид (Хамад) по кличке "Мулла". С 1944 по 1956 год он совершал акции против власти в среднеазиатских городах: Ташкенте, Чимкенте, Джамбуле, Фрунзе, Алма-Ате. Удивительно то, что в течение 12 лет мало кто знал его имя и фамилию.

      Оно получило широкую огласку, когда группа захвата КГБ в 1968 г. убила его при штурме жилья в с.Чемульга, находящегося южнее ст.Ассиновской.
      Тогда в газете "Грозненский рабочий" появилась статья "Кровь на белой чалме" и нам стало известно, что его зовут Газиев Хамид (Хамад).


 

[Лезгин-999]

     Гатыр Мамед - азербайджанский Робин Гуд , красный комиссар и просто «гачаг». Гатыр Мамед Был судим царским правительством за набеги на беков и помещиков, сослан в Сибирь, на каторгу. Но бежал и присоединился к повстанцам, которые скрывались в горах.

.С небольшим отрядом он снова продолжал разорять власть имущих, наводя на них ужас.

 

        В начале 20 века Гатыром Мамедом, за которым, сбиваясь с ног, охотилась полиция и который был так популярен в народе, заинтересовались большевики. Подпольная организация Гянджи начала искать контакта с ним. Гатыр Маед воевал не только против царской власти, он также воевал против мусаватистов, и еще больше - против советской власти.
       Это был борец-одиночка, который выступал против любой власти вообще. В те годы так называемое гачагское, или крестьянское движение было широко распространено в Азербайджане.

[Лезгин-999]

Хасуха Магомадов - последний абрек в СССР. Чеченец по национальности. В официальных советских документах того периода назывался "государственный преступник" и "политбандит".

      По данным МВД ЧИАССР, Хасуха Магомадов участвовал в 194 нападениях и лично совершил свыше тридцати убийств. Среди убитых Магомадовым - начальник Советского районного отдела КГБ, работники партийно-советского актива, органов госбезопасности и милиции.
      Вплоть до своей гибели в 1976 году Хасуха находился на нелегальном положении, проведя, таким образом, в абреках большую часть своей жизни - свыше 35 лет.

      В марте 1976 года от жителей села Беной поступила информация о том, что Магомадов находится в ущелье неподалёку от села. В операции по поимке Магомадова, которому шёл 71-й год, принимали участие сотрудники КГБ, МВД и в/ч 3394.

      В результате операции Хасуха Магомадов был убит выстрелом в голову. При нём были обнаружены пистолет ТТ, винтовка Мосина, две гранаты и большое количество патронов. От пули абрека погиб один из дружинников - Чабдарханов Саид-Селим.
     Место захоронения абрека по сей день неизвестно. В период существования Чеченской Республики Ичкерия Хасуха Магомадов был посмертно награждён орденом "Честь нации".

[Лезгин-999]

Одиночество в Пути: абреки 3

Романтизация образа абреков в традиционном сознании горцев Кавказа – еще одно измерение темы абреков. Художественная литература, произведения кавказских авторов – Керашева, Базоркина, Амирэджиби, Кешокова и др. –  отражает представления, которые существовали в местной среде. 

 

Хеджрет. Рисунок второй половины XIX века. Из "Тетрадей Ибрагима Наврузова", 20-е гг. ХХ века.  Ибрагим Наврузов - основатель и первый директор Адыгейского областного музея. Из фондов Национального музея Республики Адыгея. Публикуется впервые.

Примечание. хаджиретами называли также бывших или действующих абреков.

Интересно, что в народной памяти почти не зафиксированы те сюжеты, где абреки вели бы себя не в соответствии с идеальным образом. Хотя известны и такие случаи, когда именно та община, из которой ушел абрек, становилась объектом его нападений – сожженные аулы, угнанные юноши и девушки, разоренные хозяйства были тоже на счету абреков. Юрий Ботяков в этой связи пишет, что осетинский абрек Соста «волком стал для своих и для чужих. Начал он выслеживать лучших мужей своего рода…».  

 

Представления, в которых абреки воспринимались как идеальные герои, заступники, покровители слабых, люди с обостренным чувством справедливости, были гораздо более устойчивы и распространены. Абрек Абдул-Керим, описанный в повести Чинского «Зелимхан», грабил только чужих и не трогал своих односельчан. Он посадил  на семь суток в коровник старшину-взяточника и обещал, что расправится с ним строже, если тот не перестанет обирать односельчан.  Об абреке Махмуде Кушхове, проживавшем в начале ХХ века в одном из аулов Адыгеи, до сих пор говорят как о справедливом человеке, который грабил богатых и раздавал добро бедным. В одной из многочисленных историй об абреке Кушхове говорится, что, спасаясь от погони, он  вынужден был отобрать лошадей у проезжающего возницы, но при первой же возможности – ведь абрек всегда верен своему слову – вернул ему лошадей. Отношения общины с абреком складывались по строго определенным канонам – в случае необходимости ему предоставляли помощь, крышу над головой и поддержку. Общественное мнение осуждало выдачу  абреков имперским властям или его кровникам.  В одном из документов 1830 г. по Кабарде есть сведения, что казачий офицер, преследовавший абрека, довел преследование до аула князя Кучмазукова, в котором скрылся всадник.

 

Владелец аула, вопреки ожиданиям офицера, не помог ему в поимке абрека, а приказал всем жителям аула вооружиться, и сам не остался в стороне, готовый дать отпор преследователям своего гостя.  Нередко абреку помогали и местные старшины селений, предупреждая о грозящей опасности. Неслучайно имперская власть, борясь с абречеством, оказывала давление прежде всего на общину, создавая условия, при которых выдача абреков оставалась единственным преодолением конфликта.

Абрекам приписывали почти что мистическую силу, бессмертие и чуть ли не эзотерические способности.  О черкесском абреке Казбиче говорили, что  в жарких сражениях с неприятелем он даже после смерти не раз чудился черкесам на белом коне и в белой одежде. Абреки обладали не просто храбростью, они испытывали судьбу, их не брали ни выпущенные залпом пули, ни кинжал, молва приписывала им заговоренность, чуть ли не способность контактировать с потусторонними силами.  

Знаменитый Дата Туташхиа уходил от погони сквозь шквал пуль  – «солдаты в него палят – только заряжать успевают. И пули все потратили, а попасть не смогли».

Однако закрытость, одиночество абрека, его отстраненность от общины  вызывали у соплеменников противоречивые чувства, даже чувство ужаса – в реальной жизни человек не хотел бы встретиться с абреками один на один.

Сегодня романтизированный образ абреков периодически переносится  на людей, преступающих закон, это своего рода компромисс между суровыми реалиями жизни и представлениями, которые присутствуют в  народной памяти. В Кошехабльском районе Адыгеи еще лет много лет  назад можно было услышать о Ципинове, уроженце этих мест, осужденном за грабежи и рекет, такую историю: один пожилой человек поймал машину,  чтобы доехать в  больницу к больной жене и по пути разговорился с водителем, рассказывая, что ему не хватает денег на лечение жены, да еще и Ципинов может ограбить. Водитель привез его к больнице, дал большую сумму денег и на прощание сказал: «Ципинов – это я».  Ходили даже слухи ( а слухи, как известно, вторая и часто самостоятельно живущая реальность, порожденная нашей жизнью и на нее же влияющая), что адвокат в своем защитном слове назвала Ципинова адыгским Робином Гудом и вообще использовала тему абречества в защите.
 

[Лезгин-999]

Девушка - абрек Майса из Дзумсоя

 

Не по своей воле и не сразу взялась Муртазалиева из Дзумсоя за оружие. Ее вынудили это сделать. Всю семью Майсы преследовали из-за отца Джаватхана – старейшего и непримиримейшего врага большевиков. Один из активных борцов против белогвардейцев с их лозунгом "Великой, Единой и Неделимой России" и великодержавно-шовинистической практикой, член правительства независимого Северокавказского эмирата шейха Узун-Хаджи в Чечне, Джаватхан с такой же энергией, как и с белыми, стал бороться с большевиками после их воцарения в 1920 году на Северном Кавказе и во всей бывшей Российской империи.

Он был автором письма Ленину, в котором обвинял большевиков в лживости их обещаний предоставить малым народам национальное самоопределение, установить общественный строй социального равенства и справедливости. И приводил в доказательство своих обвинений конкретные факты.

 

Пожалуй, трудно назвать мало-мальски серьезное выступление чеченцев против советской власти 20-х – начала 30-х годов, в котором Джаватхан не принимал бы активного участия (восстание Саид-Бека 20-го года, борьба Нажмуддина Гоцинского 21-23 годов, восстания чеченских крестьян 29-32 годов, абреческое движение). Понятно, что карательные органы большевистской власти прилагали все усилия для устранения столь опасного врага. Но он предугадывал их ходы и оставался неуловимым. Тогда с присущей чекистам жестокостью стали преследоваться все его родные и близкие. Выйдя из застенок НКВД, недолго прожила жена Джаватхана. Это привело к смерти и его малолетнего младшего сына.

В конце 20-х или в начале 30-х годов старшая дочь Джаватхана Майса, спасая себя и другого братишку Хас-Магомеда, вынуждена была скрыться в горах. Сначала она просто уходила из-под облав оперотрядов чекистов, затем стала помогать стиркой, приготовлением пищи абреческим группам и, наконец, защищая себя и своих товарищей взялась за оружие. И как взялась! Немалое количество карателей нашло ее меткие пули. Особенную известность Майсе принесло ее единоборство с целым отрядом отборных энкавэдэшников.

 

Бой закончился тем, что три карателя сложили головы, несколько было ранено, а девушка невредимой вышла из плотного вражеского кольца. Было это в 1936 году.

В частых схватках с карателями в одиночку или в составе небольшой группы соратников Майса выходила победительницей. Впрочем, решительный характер девушки проявлялся не только в боях с чекистами. В 1942 или 1943 году Майсе довелось встретиться в горах с несколькими немецкими парашютистами. В это время руководители абреческих групп дискутировали вопрос: можно ли после начала войны между Советским Союзом и гитлеровской Германией рассматривать немцев как союзников в борьбе с главным врагом – кровавым сталинским режимом. В курсе этих споров была и Майса.

 

И вот встреча с опытными немецкими десантниками, возглавляемыми полковником, побывавшим в разных переделках и странах. Самоуверенному вояке видно понравилась гибкая, светло-русая, ясноглазая девушка с "нордическими" чертами лица, вызывавшая воспоминания о знакомых европейских красавицах. Но едва он допустил фамильярный жест, как тут же убедился, что на вид скромная и спокойная горянка не имеет ничего общего со встречавшимися ему раньше девушками. Опытный разведчик рухнул на землю с тяжелой раной в предплечье, не сумев даже уловить момент выстрела навскидку.

 

По доносу агентов-стукачей стало известно, что Джаватхан укрывает где-то в пещере Дзумсоя идейного руководителя повстанческого движения на Кавказе Хасана Исраилова. Власти предпринимали для его поимки и уничтожения чрезвычайные меры. Но тогда покончить с Исраиловым им не удалось. Зато 18 февраля 1944 года были арестованы Джаватхан Муртазалиев и его брат Аюб, а незадолго до этого, 15 февраля, был арестован сын Джаватхана Хас-Магомед. О Майсе в этих донесениях Бирии не упоминается.

 

Но вот на обороте фотографии, которую кому-то удалось извлечь из чекистского "личного дела" Майсы Муртазалиевой, значится: "арестована 7 марта 1944 года". Судя по этой фотографии, 26 летняя горянка очень многое испытала в застенках грозненского КГБ. Джаватхан Муртазалиев со времени ареста исчез навсегда. Майса прошла чекистский конвейер в Грозном, Ростове, Москве. Затем она была в высылке вместе со всеми чеченцами и ингушами. Там ей было тяжелее чем другим вайнахам. Ведь к общему суровому режиму спецпоселения для нее и ее брата был установлен особый свирепый надзор КГБ. Впрочем, над ними он продолжался и после возвращения на родину. Умерла Майса Муртазалиева в середине 90-ых.