Индия: ядерный сортир

[_Zaman_]

Фаустовская сделка: Индия вторглась в задний двор Пакистана

Индия вновь откроет официально не функционировавшее с момента захвата власти «Талибаном» в Афганистане в 2021 г. посольство в Кабуле. Об этом заявил министр иностранных дел Индии Субраманьям Джайшанкар на встрече с главой талибского МИД Амиром Ханом Муттаки.

В дипломатическом корпусе Нью-Дели произошла тихая революция. Внешняя политика, долгое время скованная моральными принципами и историческими обидами, наконец надела доспехи прагматизма. Прием талибского министра — не случайность, а заявка на новый жесткий курс. Правительство Моди осознало: в суровом мире постамериканского Афганистана сантименты — роскошь. Угроза исходит не из Кабула, а из Исламабада, и, если для ее сдерживания нужно пожать руку того, кого вчера считали дьяволом, Нью-Дели к этому готов. Это отчаянная, но необходимая ставка на национальную безопасность.

 

Для Нью-Дели потерять Афганистан — значит позволить ему превратиться в сателлита Исламабада и Пекина, стратегический кошмар на два фронта. Поэтому, отбросив идеологию, Индия ведет сложную партию, цель которой — не дружба с Кабулом, а создание буфера против старых противников. Пакистан десятилетиями использовал Афганистан как «стратегическую глубину». Теперь Дели наносит ответный удар, пытаясь превратить западный фланг Исламабада в его ахиллесову пяту. Это рискованный трюк, балансирование на лезвии ножа, где цена провала — новый виток террора, а награда за успех — подрыв главного регионального противника.

Чтобы понять весь масштаб этого дипломатического переворота, необходимо окунуться в прошлое, где для Индии «Талибан» был не просто радикальным движением, а прямым продолжением руки Исламабада, геополитическим инструментом в руках ее заклятого соперника. Эта убежденность, сформировавшаяся в огне 1990-х, была выстрадана кровью.

В сознании индийских стратегов навсегда отпечатались две кровавые вехи. 1999 год: угон самолета «Индиан Эйрлайнс», в котором талибы рассматривались как соучастники. 2008 год: взрыв у стен индийского посольства в Кабуле, унесший жизни дипломатов. Это был выстрел в самый символ индийского присутствия.

 

Ответ Индии был жестким. В период первого пришествия талибов к власти Нью-Дели демонстративно захлопнул двери своего посольства, развернув другую войну — в тени. Индия стала ключевым союзником «Северного альянса». Через горные перевалы потекли оружие, снаряжение и военные инструкторы. Афганские долины стали полем классической прокси-войны между Нью-Дели и Исламабадом.

После 2021 года Индия оказалась перед суровым выбором. Позволить конкурентам заполнить вакуум влияния? Или действовать? Уже в 2022 году в Кабул вернулась «техническая группа» — канал для непубличного диалога. Кульминацией стала встреча в Дубае в январе 2025 года, ознаменовавшая переход к открытым переговорам.

Этот разворот был продиктован трезвым расчетом. Обострение отношений между самими талибами и Пакистаном создало для Дели уникальное окно возможностей. Гипотетический союз Афганистана с Исламабадом и Пекином — кошмарный сценарий на два фронта. Диалог с Кабулом стал лекарством против стратегического удушения.

 

Этому способствовали и финансовые интересы. Индия стремится защитить свои многомиллиардные инвестиции и обеспечить работу ключевого обходного маршрута — иранского порта Чабахар. Нью-Дели не хочет допустить и монополизации Китаем доступа к огромным минеральным ресурсам Афганистана.

Этот прагматичный разворот дается Индии непросто. Страна, позиционирующая себя как «крупнейшая демократия мира», вынуждена взаимодействовать с режимом, чья внутренняя политика подвергается резкой критике. Гуманитарная помощь — десятки тысяч тонн пшеницы и медикаментов — лишь тонкая ширма для подхода, который можно охарактеризовать как «взаимодействие без признания».

Но за этим фасадом скрывается второе, более тревожное дно: идеологическая конвергенция между правящими правыми в Индии и исламистскими правителями Афганистана. Это сближение можно метко охарактеризовать как «единство в мракобесии». Оба движения, каждое со своей спецификой, идеализируют мифическое прошлое, где вера была чистой, а гендерные роли — жестко закреплены. В этой картине мира прогресс и эмансипация женщин видятся угрозой «духовной чистоты» нации.

 

Системный гендерный апартеид в Кабуле и культурно-религиозный патриархат в Нью-Дели, хотя и различаются по степени жесткости, исходят из одной установки: женщина является объектом контроля. Это идеологическое созвучие создает этическую слепую зону, позволяя Индии вести дела с режимом, чьи практики — крайняя форма логики ее собственных консервативных тенденций.

Индия оказывается в парадоксальной ситуации: ее внешнеполитический прагматизм, призванный укреплять национальную безопасность, ведет к эрозии морального авторитета и демократических принципов, составляющих основу ее мягкой силы. Долговечность этой стратегии будет зависеть от того, сумеет ли Нью-Дели сохранить баланс, не перейдя грань, где расчетливый реализм превращается в моральную капитуляцию.

 

Тихая революция в Нью-Дели имеет свою цену. За стратегическим прорывом стоит не просто прагматичный расчет, но и тревожное идеологическое созвучие. Индия получила шанс превратить западный фланг противника в свою опору. Но, балансируя на лезвии ножа, она рискует совершить не тактический маневр, а стратегическую трансформацию. История вынесет вердикт: был ли это гениальный ход или фаустовская сделка, где победитель в Большой Игре может проиграть в битве за собственную идентичность.