Низами Писал На Персидском. Какое Отношение Он

[fatima]

А вот вы, Соломон, злитесь, первый признак того, что чувствуете свою неправоту.

Еще раз подтверждаю свое вышесказанное пожелание...

Все!

[Mivic]

Мне очень жалко мальчика Retabolil-а.Все дети сей час играют, катаюся на роликах, читают научную и не очень фантастику и т. д, а этому интересно участвовать в разборках национального толка.

Как глубоко мы(взрослые) посадили ростки ненависти в юную душу.

Часть вины этой ненависти беру на себя. Прости, малыш, но мир действительно несправедлив, но задача думающих людей как раз сделать его чуть-чуть поуютнее.

[Mivic]

я не нервничаю, слишком много чести...

а принадлежность Низами оставьте на более сведующих людей...

мне вам больше нечего сказать, человеку. который закрыл глаза тяжело увидеть свет...

fatima,

хорошо ,что Вы не нервничаете.

Кому много чести?

На что я закрыл глаза,поясните пож-та.

Кто эти сведующие люди?

[Соломон]

Соломон, я по-моему, на личности не переходила.

Нет, имено ты первая перешла на личности! Потому что не смогла ничего возразить. Но возразить-то здесь действительно нечего: ведь если Низами писал на персидском языке, значит он - персидский поэт.

ты не только туп и глуп, как и все представители твоей нации, но еще и завистлив, как впрочем и все армяне...

Ну вот, а теперь ты уже от моей скромной персоны переходишь на оскорбления целого народа. Ты - националистка? Ты ненавидишь армян за то, что армяне "украли" у вас долму? Какое все это имеет отношение к обсуждаемой теме?

Армяне вам завидуют? Но разве можно завидовать убогим?!

И после этого ты называешь себя филологом?! Нет, ты -- не филолог! Ты -- глупая татарская баба, которая приехала в Одессу, чтобы торговать своими гнилыми арбузами.

А я вот с тобой спорить не буду, вот ты и сдохни от своей желчи.

Разумеется, ты ведь прекрасно понимаешь, что я прав. И возразить тебе абсолютно нечего! Ведь если Низами писал на персидском языке, значит Низами является персидским поэтом.

К тому же принадлежность Низами определили задолго до тебя и люди намного умнее тебя, а твоего мнения не учли...так уж получилось.

Это кто? Буниятов с Алекперовым постановили считать Низами азербайджанским поэтом? -- Они действительно не учли некоторые иные мнения, которые к тому же являются общепринятыми. Во всем мире Низами относят к одному из семи великих персидских поэтов, и только в Азербайджане с этим не соглашаются.

Но что толку? Назовите вы хоть Пушкина азербайджанским поэтом, никому, кроме самих себя вы этим вреда не принесете.

Изменено 22 июня, 2003 пользователем Соломон

[Соломон]

А вот вы, Соломон, злитесь, первый признак того, что чувствуете свою неправоту.

Я не злюсь - я всего лишь огорчаюсь, когда вижу вокруг себя диких людей, ослепленных националистическим угаром ненависти, людей глупых и невежественных, неистовствующих в своем невежестве...

[fatima]

ну, вот , злишься еще больше ))

бедный....))) это уже клиника ))

[Соломон]

ну, вот , злишься еще больше ))

бедный....))) это уже клиника ))

Клиника - это когда персидского поэта объявляют азербайджанским на том только основании, что тому не посчастливилось родиться на территориях, которые спустя 800 лет после его рождения были подарены московскими большевиками кавказским татарам...

[forw]

Фатима,Fireland,Retabolil.

Плюньте вы на этого Соломона-Кирсанова.

Не замечая свохо убожество,пытается здесь других уму разуму учить.

Пускай и дальше гниёт от своей желчи.

Полает ,да успокоится.К тому же такие как он не кусаются.

Если с ним кто то не согласен ,то он пытается перевести разговор на национализм,а потом ещё и ругается.

У кого,что болит,одним словом.

Армян с которыми можно вести более менее нормальную беседу всегда найдётся.

В семье не без урода,как говорится.

[fatima]

forw, тешеккур.

Я так и делаю.

[Соломон]

Фатима,Fireland,Retabolil.

Плюньте вы на этого Соломона-Кирсанова.

Армян с которыми можно вести более менее нормальную беседу всегда найдётся.

Дельный совет! Особенно если нечего возразить по существу обсуждаемой темы.

Вы и на Низами плюньте. Оставьте вы этого персидского поэта персам, то есть иранцам. А сами займитесь изучением действительно азербайджанских поэтов, таких например, как Самед Вургун. Чем вам Самед Вургун не угодил, что вам вдруг Низами понадобился?

Кстати, в каком году Низами был впервые переведен на азербайджанский? А до этого вы его в русских переводах читали?

P.S. Попытался было посмотреть, что пишет Энциклопедия Британика про этого азербайджанского поэта, и получил в ответ:

Sorry, we were unable to find results for your search.

Вот так!

Изменено 22 июня, 2003 пользователем Соломон

[Benjamin]

Это, наверно, потому, что у них тоже в мозгах не хватает серного вещества .

[Mivic]

Полает ,да успокоится.К тому же такие как он не кусаются.

Если с ним кто то не согласен ,то он пытается перевести разговор на национализм,а потом ещё и ругается.

Армян с которыми можно вести более менее нормальную беседу всегда найдётся.

В семье не без урода,как говорится.

fatima, forw,

Вы все время отвлекаетесь от Низами.Я не кусаюсь, не "перевожу разговор на национализм" и , видимо ,я тот "урод, с которым можно вести более менее нормальную беседу"(так по-вашему?) .

Так все же , на каком основании Вы считаете Низами азербайджанским поэтом? Только лишь, потому, что он родился в Гяндже? Следуя Вашей логике Шварцнеггер - австрийский актер и ...еще тучу примеров можно привести - сами понимаете.Обьяснять ПОЧЕМУ он писал на фарси - тоже ни к чему - это не позиционирует Низами, как азербайджанского ПОЭТа.

Видимо ответ такой - "Низами писал на фарси, потому , что шах был нехорошим(редиской), не любил "тюркский дух", и заставлял поэта творить на фарси.Но все равно Низами азербайджанский поэт, потому, что г. Гянджа в Азербайджане, да и вообще... Это так здорово!"

[AteshParast]

А на каком сайте или фтп можно найти произведения Низами ?

[Benjamin]

Низами охотно пользовался "интернациональной" тематикой, чувствуя себя не подданным той или иной царствующей династии, а гражданином, всего Востока, но в то же время почти во всех своих произведениях с особой любовью подчеркивает свое азербайджанское происхождение. Особенно интересно, что Низами, несмотря на господство фарсидского языка в культуре Азербайджана XII века, все же не отказывался от своего национального народного языка, и очень возможно, что ряд произведений Низами, к сожалению, исчезнувших, был написан на азербайджанском языке.

Из статьи Гасана Гулиева, опубликованной в  журнале "Литературный Азербайджан"

[AteshParast]

"Из статьи Гасана Гулиева, опубликованной в журнале "Литературный Азербайджан""

В каком году ?

Национальность и родной национальный язьк - эти понятия совершенно по-другому воспринимались в той эпохе и той культуре, особенно в мусульманских странах. И ставились иные идеалы. Даже если они бьли светскими.

[hakob.]

Тюрки руки прочь от арийца Низами который в отличие от вас армянам симпатизировал,да это и понято как может нормалный образованный человек не любить армян.

[Соломон]

Меня тоже поразила эта фраза из журнала "Литературный Азербайджан":

Особенно интересно, что Низами... ... все же не отказывался от своего национального народного языка, и очень возможно, что ряд произведений Низами, к сожалению, исчезнувших, был написан на азербайджанском языке.

Автору особо интересно то, что как раз и является предметом его собственного домысла, не основанного на реальных фактах, а отсутствие фактов, объясняет их исчезновением..., да еще и выражает при этом сожаление!

[Benjamin]

"Из статьи Гасана Гулиева, опубликованной в журнале "Литературный Азербайджан""

В каком году ?

Вот источник: http://www.azerigallery.com/literature/nizami.html

Поскольку статья содержит все те ложные утверждения, на которые тут некоторые ссылаются, не мешало бы ее вкратце разобрать. Итак,

Низами охотно пользовался "интернациональной" тематикой, чувствуя себя не подданным той или иной царствующей династии, а гражданином, всего Востока, но в то же время почти во всех своих произведениях с особой любовью подчеркивает свое азербайджанское происхождение.

Первая ложь (какова стилистика!). Ни в одном из своих произведений Низами не "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Приведите мне хоть одну строку из Низами, где он "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Только не надо ругаться - просто приведите любую цитату из Низами, отрицающую мое утверждение.

Особенно интересно, что Низами, несмотря на господство фарсидского языка в культуре Азербайджана XII века, все же не отказывался от своего национального народного языка, и очень возможно, что ряд произведений Низами, к сожалению, исчезнувших, был написан на азербайджанском языке.

См. примечание Соломона.

Кроме, того, я уже говорил выше, что Низами, судя по одной фразе, скорее всего, владел тюркским языком, впрочем, как и арабским, что не может являться достаточным основанием считать его тюрком. Можно было бы предположить, что Низами даже написал что-то на тюркском языке (так сказать, для души), но науке не известно ни одно произведение Низами, написанное на тюркском языке. Ну тогда, может быть, они действительно исчезли, как предполагает Гасан Гулиев? И здесь ответ отрицательный; дело в том, что нет ни одного исторического документа, подтверждающего факт наличия стихов Низами, написанных на тюркском языке. Тогда, чем же является предположение Гулиева? Ответ известен - фантазией!

Чрезвычайно любопытно, что одну из лучших своих поэм "Лейли и Меджнун" Низами намеревался писать не на фарсидском, а на родном, азербайджанском языке. На это имеются ясные намеки в начале поэмы, где Низами объясняет причины создания им "Лейли и Меджнун". Низами рассказывает здесь о том, как его желанию помешало появление посланца шаха с письмом, в котором он требовал от поэта создания новой поэмы, поставив условием - писать ее только на фарсидском языке.

Очередная фантазия, рассчитанная на тех, кто никогда не читал (и не прочтет Низами). Итак, что же предшествовало появлению шахского гонца, о чем думал Низами перед его приходом:

Однажды, благоденствием объят,

Я наслаждался, словно Кай - Кубад.

«Не хмурься, — думал, — брови распрями,

Перечитай «Диван» свой, Низами».

Зерцало жизни было предо мной!

И будто ветер ласковой волной

Волос коснулся, возвестив рассвет,

Благоуханных роз даря букет.

Я — мотылек, светильник мной зажжен;

Я — соловей, — сад словно опьянен,

Услышав трели, что слагал певец,

Слов драгоценных я раскрыл ларец.

Калам свой жемчугами отточа,

Я стал велеречивей турача.

Я полагал: «Твори, настал твой час —

Судьба благоприятствует сейчас.

Доколе проводить впустую дни?

Кончай с бездельем, вкруг себя взгляни!

Верши добро и вкусишь от щедрот!

Кто в праздности живет — никчемен тот».

Бродягу - пса удача обошла,

И не заслужит пустобрех мосла.

Мир — это саз, коль жить с ним хочешь в лад,

Настрой его на свой, особый лад.

Тот гордо дышит воздухом родным,

Кто, словно воздух, всем необходим.

Подобием зерцала надо стать.

Чтоб сущий мир правдиво отражать.

Коль ты противоречишь всем вокруг,

То издает твой саз фальшивый звук.

«О, если б муж, причастный к сонму сил,

Заказ достойный мне сейчас вручил!»

Так о работе я мечтал, когда

Явилась вдруг желанная звезда.

«Трудись, счастливец, позабудь про сон

И будешь ты судьбой вознагражден!»

И совершилось чудо наконец —

Посланье шаха мне вручил гонец.

Только обладая очень болезненной фантазией, можно предположить, что из этих слов явствует, что перед появлением шахского гонца Низами сидел и думал как бы написать "поэму "Лейли и Меджнун"... не на фарсидском, а на родном, азербайджанском языке".

"О, мой верный раб, - писал шах в своем послании поэту,- о, Низами, волшебник мира слов. Дуновением утреннего ветерка покажи свои чары, свое волшебство слов. Выяви все, что можешь, в чудесном искусстве речи. Я хотел бы, чтобы ты воспел в словах, как жемчуг, любовь Меджнуна. Если можешь, и ты скажи несколько девственных слов, чистых, как невинность Лейли, чтобы я прочел и подтвердил их сладость и, кивая головой, указал бы на них как на корону... Укрась ты невесту юную фарсидскими и арабскими украшениями. Ты знаешь, я смыслю в речи, я различаю новые от старых бейтов, но знай, что, если жемчуг, нанизанный тобой на нить с кольца дум, будет носить образы тюркские, это для нас не годится, ибо тюркообразность недостойна нас. Для лиц, стоящих высоко, достойна высокая речь".

Весьма своеобразный пересказ следующих строк:

Я с наслажденьем вчитываться смог

В пятнадцать дивных, несравненных строк.

Светились буквы, разгоняя мрак,

Как драгоценный камень шаб - чираг.

«Властитель слов, кудесник, Низами,

Раб дружбы верной, наш привет прими.

Вдыхая воздух утренней зари,

Пером волшебным диво сотвори.

Найди проникновенные слова,

Достигни совершенства мастерства.

Любовь Меджнуна славится в веках,

Воспой ее в возвышенных стихах.

Так опиши невинную Лейли,

Чтоб жемчугами строки расцвели.

Чтоб прочитав, я молвил: «Мой певец

И впрямь усладу создал для сердец.

Любовь возвел на высший пьедестал

И кистью живописца расписал.

Шахиней песен повесть стать должна,

И слов казну растрачивай сполна.

У персов и арабов можешь ты

Убранство взять для юной красоты.

Ты знаешь сам, двустиший я знаток,

Подмену замечаю в тот же срок.

Подделкою себя не обесславь,

Чистейшее нам золото поставь.

И не забудь: для шахского венца

Ты отбираешь перлы из ларца.

Мы во дворце не терпим тюркский дух,

И тюркские слова нам режут слух.

Песнь для того, кто родом знаменит,

Слагать высоким слогом надлежит!»

И вот оно, главное:

Ширван-шах глубоко огорчил великого поэта. Все думы, все надежды его рушились. "Волнение охватило мое сердце и мое сознание. У меня не было сил отвергнуть это слово, и не было у меня также глаз, чтобы найти путь к сокровищнице. Огорчение охватило меня. Не было у меня друга, чтобы поведать о тайне своей, рассказать эту повесть". Эти слова с исключительной силой передают трагедию поэта-азербайджанца, вынужденного по шахскому приказу отказаться от своего родного языка и создавать лучшие свои произведения на фарсидском языке.

Даже без учета того, что все предшествующие строки Низами отрицают это утверждение, его отрицают также последующие строки:

Я помертвел, — выходит, что судьба

Кольцо мне вдела шахского раба!

Нет смелости, чтоб отписать отказ,

Глаз притупился, слов иссяк запас.

Пропал задор, погас душевный жар, —

Я слаб здоровьем и годами стар.

Чтоб получить поддержку и совет,

Наперсника и друга рядом нет.

Тут Мухаммед, возлюбленный мой сын, —

Души моей и сердца властелин,

Скользнув в покой как тень, бесшумно - тих,

Взяв бережно письмо из рук моих,

Проговорил, припав к моим стопам:

«Внимают небеса твоим стихам.

Ты, кто воспел Хосрова и Ширин,

Людских сердец и мыслей властелин,

Прислушаться ко мне благоволи,

Восславь любовь Меджнуна и Лейли.

Два перла в паре — краше, чем один,

Прекрасней рядом с павою павлин.

Шах просит сочинить тебя дастан,

Царю Иран подвластен и Ширван,

Ценителем словесности слывет,

Искусства благодетель и оплот.

Коль требует, ему не откажи,

Вот твой калам, садись, отец, пиши!»

На речи сына я ответил так:

«Твой ум остер и как зерцало зрак!

Как поступить? Хоть замыслов полно,

Но на душе и смутно и темно.

Предписан мне заране узкий путь,

С него мне не дозволено свернуть.

Ристалище таланта — тот простор,

Где конь мечты летит во весь опор.

Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.

Веселье — принадлежность легких слов,

А смысл легенды важен и суров.

Безумья цепи сковывают ум,

От звона их становишься угрюм.

Зачем же направлять мне скакуна

В края, где неизведанность одна?

Там ни цветов, ни праздничных утех,

Вино не льется и не слышен смех.

Ущелья гор, горючие пески

Впитали песни горестной тоски.

Доколе наполнять печалью стих?

Песнь жаждет слов затейливо - живых.

Легенды той, грустней которой нет,

Поэты не касались с давних лет.

Знал сочинитель, смелость в ком была,

Что изломает, приступив, крыла.

Но повелел писать мне Ширваншах,

И в честь его дерзну в своих стихах,

Не жалуясь на замкнутый простор,

Творить, как не случалось до сих пор.

Чтоб шах сказал: «Воистину слуга

Передо мной рассыпал жемчуга!»

Любому непредвзятому читателю становится ясно, что Низами огорчен тем, что шах задал ему тему, на которую ему не хотелось бы писать (скорее всего, ему хотелось бы создать что-нибудь более жизнеутверждающее ("Доколе наполнять печалью стих?") и оптимистичное ("Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.").

Низами писал на официальном государственном фарсидском языке. Но богатое содержание его творчества, его идеалы, его образы и чувства были тесно связаны с Азербайджаном. О ком бы ни писал Низами - об Александре Македонском, о семи красавицах мира, о великих царях Ирана - всюду слышны отзвуки его родины, воспевание событий, природы и людей своей страны, своих соплеменников.

В "Искандер-намэ" поэт связывает имя великого завоевателя со своей родиной, создает величественное полотно, где сверкающими красками изображены исторические события в средневековом Азербайджане. Поэт воспевает легендарную царицу амазонок Нушабе, владычицу города Барды, древнейшей азербайджанской столицы. В произведениях Низами раскрываются живые страницы истории. Фантастика, сказочные вымыслы переплетаются у него с подлинными картинами жизни и быта азербайджанского народа. Нападение руссов на Барду, сказочная повесть о русской царевне, красавица Ширин и царица Шамира, амазонки, битвы, описанные в различных поэмах Низами - все это исторически и географически связано с азербайджанским и кавказским средневековым миром. Нужно ли после этого доказывать право азербайджанского народа считать своим творчество Низами! Несостоятельность и реакционность традиционного причисления Низами буржуазными востоковедами к иранской литературе очевидна. Искусственное, насильственное извращение буржуазным востоковедением истории мировой поэзии, непонимание роли фарсидского языка и иранской традиции в истории азербайджанской культуры, отрицание многовековой истории, высокой и богатой культуры и литературы азербайджанского народа - все это приводит к отрицанию большой исторической правды, могучих творческих сил народа.

Без комментариев. В лучшем стиле советско-азербайджанской школы. "Фантастика, сказочные вымыслы" - все это присуще не столько Низами, сколько Гасан Гулиеву и его последователям на этом форуме.

Об остальных "откровениях" Гулиева вы можете почитать сами.

Добавлю только, что, по моим наблюдениям, отрыв отдельных фраз из контекста всего произведения начинает принимать в Азербайджане характер национальной эпидемии. Единственный способ борьбы с ним - просвещение. Читайте, читайте побольше сами произведения Пушкина, Набокова, Низами и прочих великих людей, а не их интерпретацию гулиевыми & Co.

[RETABOLIL]

"Из статьи Гасана Гулиева, опубликованной в журнале "Литературный Азербайджан""

В каком году ?

Вот источник: http://www.azerigallery.com/literature/nizami.html

Поскольку статья содержит все те ложные утверждения, на которые тут некоторые ссылаются, не мешало бы ее вкратце разобрать. Итак,

Первая ложь (какова стилистика!). Ни в одном из своих произведений Низами не "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Приведите мне хоть одну строку из Низами, где он "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Только не надо ругаться - просто приведите любую цитату из Низами, отрицающую мое утверждение.

См. примечание Соломона.

Кроме, того, я уже говорил выше, что Низами, судя по одной фразе, скорее всего, владел тюркским языком, впрочем, как и арабским, что не может являться достаточным основанием считать его тюрком. Можно было бы предположить, что Низами даже написал что-то на тюркском языке (так сказать, для души), но науке не известно ни одно произведение Низами, написанное на тюркском языке. Ну тогда, может быть, они действительно исчезли, как предполагает Гасан Гулиев? И здесь ответ отрицательный; дело в том, что нет ни одного исторического документа, подтверждающего факт наличия стихов Низами, написанных на тюркском языке. Тогда, чем же является предположение Гулиева? Ответ известен - фантазией!

Очередная фантазия, рассчитанная на тех, кто никогда не читал (и не прочтет Низами). Итак, что же предшествовало появлению шахского гонца, о чем думал Низами перед его приходом:

Однажды, благоденствием объят,

Я наслаждался, словно Кай - Кубад.

«Не хмурься, — думал, — брови распрями,

Перечитай «Диван» свой, Низами».

Зерцало жизни было предо мной!

И будто ветер ласковой волной

Волос коснулся, возвестив рассвет,

Благоуханных роз даря букет.

Я — мотылек, светильник мной зажжен;

Я — соловей, — сад словно опьянен,

Услышав трели, что слагал певец,

Слов драгоценных я раскрыл ларец.

Калам свой жемчугами отточа,

Я стал велеречивей турача.

Я полагал: «Твори, настал твой час —

Судьба благоприятствует сейчас.

Доколе проводить впустую дни?

Кончай с бездельем, вкруг себя взгляни!

Верши добро и вкусишь от щедрот!

Кто в праздности живет — никчемен тот».

Бродягу - пса удача обошла,

И не заслужит пустобрех мосла.

Мир — это саз, коль жить с ним хочешь в лад,

Настрой его на свой, особый лад.

Тот гордо дышит воздухом родным,

Кто, словно воздух, всем необходим.

Подобием зерцала надо стать.

Чтоб сущий мир правдиво отражать.

Коль ты противоречишь всем вокруг,

То издает твой саз фальшивый звук.

«О, если б муж, причастный к сонму сил,

Заказ достойный мне сейчас вручил!»

Так о работе я мечтал, когда

Явилась вдруг желанная звезда.

«Трудись, счастливец, позабудь про сон

И будешь ты судьбой вознагражден!»

И совершилось чудо наконец —

Посланье шаха мне вручил гонец.

Только обладая очень болезненной фантазией, можно предположить, что из этих слов явствует, что перед появлением шахского гонца Низами сидел и думал как бы написать "поэму "Лейли и Меджнун"... не на фарсидском, а на родном, азербайджанском языке".

Весьма своеобразный пересказ следующих строк:

Я с наслажденьем вчитываться смог

В пятнадцать дивных, несравненных строк.

Светились буквы, разгоняя мрак,

Как драгоценный камень шаб - чираг.

«Властитель слов, кудесник, Низами,

Раб дружбы верной, наш привет прими.

Вдыхая воздух утренней зари,

Пером волшебным диво сотвори.

Найди проникновенные слова,

Достигни совершенства мастерства.

Любовь Меджнуна славится в веках,

Воспой ее в возвышенных стихах.

Так опиши невинную Лейли,

Чтоб жемчугами строки расцвели.

Чтоб прочитав, я молвил: «Мой певец

И впрямь усладу создал для сердец.

Любовь возвел на высший пьедестал

И кистью живописца расписал.

Шахиней песен повесть стать должна,

И слов казну растрачивай сполна.

У персов и арабов можешь ты

Убранство взять для юной красоты.

Ты знаешь сам, двустиший я знаток,

Подмену замечаю в тот же срок.

Подделкою себя не обесславь,

Чистейшее нам золото поставь.

И не забудь: для шахского венца

Ты отбираешь перлы из ларца.

Мы во дворце не терпим тюркский дух,

И тюркские слова нам режут слух.

Песнь для того, кто родом знаменит,

Слагать высоким слогом надлежит!»

И вот оно, главное:

Даже без учета того, что все предшествующие строки Низами отрицают это утверждение, его отрицают также последующие строки:

Я помертвел, — выходит, что судьба

Кольцо мне вдела шахского раба!

Нет смелости, чтоб отписать отказ,

Глаз притупился, слов иссяк запас.

Пропал задор, погас душевный жар, —

Я слаб здоровьем и годами стар.

Чтоб получить поддержку и совет,

Наперсника и друга рядом нет.

Тут Мухаммед, возлюбленный мой сын, —

Души моей и сердца властелин,

Скользнув в покой как тень, бесшумно - тих,

Взяв бережно письмо из рук моих,

Проговорил, припав к моим стопам:

«Внимают небеса твоим стихам.

Ты, кто воспел Хосрова и Ширин,

Людских сердец и мыслей властелин,

Прислушаться ко мне благоволи,

Восславь любовь Меджнуна и Лейли.

Два перла в паре — краше, чем один,

Прекрасней рядом с павою павлин.

Шах просит сочинить тебя дастан,

Царю Иран подвластен и Ширван,

Ценителем словесности слывет,

Искусства благодетель и оплот.

Коль требует, ему не откажи,

Вот твой калам, садись, отец, пиши!»

На речи сына я ответил так:

«Твой ум остер и как зерцало зрак!

Как поступить? Хоть замыслов полно,

Но на душе и смутно и темно.

Предписан мне заране узкий путь,

С него мне не дозволено свернуть.

Ристалище таланта — тот простор,

Где конь мечты летит во весь опор.

Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.

Веселье — принадлежность легких слов,

А смысл легенды важен и суров.

Безумья цепи сковывают ум,

От звона их становишься угрюм.

Зачем же направлять мне скакуна

В края, где неизведанность одна?

Там ни цветов, ни праздничных утех,

Вино не льется и не слышен смех.

Ущелья гор, горючие пески

Впитали песни горестной тоски.

Доколе наполнять печалью стих?

Песнь жаждет слов затейливо - живых.

Легенды той, грустней которой нет,

Поэты не касались с давних лет.

Знал сочинитель, смелость в ком была,

Что изломает, приступив, крыла.

Но повелел писать мне Ширваншах,

И в честь его дерзну в своих стихах,

Не жалуясь на замкнутый простор,

Творить, как не случалось до сих пор.

Чтоб шах сказал: «Воистину слуга

Передо мной рассыпал жемчуга!»

Любому непредвзятому читателю становится ясно, что Низами огорчен тем, что шах задал ему тему, на которую ему не хотелось бы писать (скорее всего, ему хотелось бы создать что-нибудь более жизнеутверждающее ("Доколе наполнять печалью стих?") и оптимистичное ("Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.").

Низами писал на официальном государственном фарсидском языке. Но богатое содержание его творчества, его идеалы, его образы и чувства были тесно связаны с Азербайджаном. О ком бы ни писал Низами - об Александре Македонском, о семи красавицах мира, о великих царях Ирана - всюду слышны отзвуки его родины, воспевание событий, природы и людей своей страны, своих соплеменников.

В "Искандер-намэ" поэт связывает имя великого завоевателя со своей родиной, создает величественное полотно, где сверкающими красками изображены исторические события в средневековом Азербайджане. Поэт воспевает легендарную царицу амазонок Нушабе, владычицу города Барды, древнейшей азербайджанской столицы. В произведениях Низами раскрываются живые страницы истории. Фантастика, сказочные вымыслы переплетаются у него с подлинными картинами жизни и быта азербайджанского народа. Нападение руссов на Барду, сказочная повесть о русской царевне, красавица Ширин и царица Шамира, амазонки, битвы, описанные в различных поэмах Низами - все это исторически и географически связано с азербайджанским и кавказским средневековым миром. Нужно ли после этого доказывать право азербайджанского народа считать своим творчество Низами! Несостоятельность и реакционность традиционного причисления Низами буржуазными востоковедами к иранской литературе очевидна. Искусственное, насильственное извращение буржуазным востоковедением истории мировой поэзии, непонимание роли фарсидского языка и иранской традиции в истории азербайджанской культуры, отрицание многовековой истории, высокой и богатой культуры и литературы азербайджанского народа - все это приводит к отрицанию большой исторической правды, могучих творческих сил народа.

Без комментариев. В лучшем стиле советско-азербайджанской школы. "Фантастика, сказочные вымыслы" - все это присуще не столько Низами, сколько Гасан Гулиеву и его последователям на этом форуме.

Об остальных "откровениях" Гулиева вы можете почитать сами.

Добавлю только, что, по моим наблюдениям, отрыв отдельных фраз из контекста всего произведения начинает принимать в Азербайджане характер национальной эпидемии. Единственный способ борьбы с ним - просвещение. Читайте, читайте побольше сами произведения Пушкина, Набокова, Низами и прочих великих людей, а не их интерпретацию гулиевыми & Co.

Низами Гянджеви( 1141 - 1209 )

Великий азербайджанский поэт Ильяс Юсиф оглы Низами (1141- 1209) родился в древней Гяндже. Он очень рано потерял отца и о его образованием занялась мать.

Он был одним из образованнейших людей своего времени. Благодаря стараниям матери, он овладел персидским и арабским языками. В особенности он был заинтересован в астрономии, логике, истории, философии и во многих других науках. Много читая с юных лет, упорно совершенствуя свои познания, Низами был хорошо знаком с арабской, персидской, индийской и китайской культурой, а также с культурой Византии и народов Кавказа.

Воспитание и первоначальное обучение Низами получил в Гянджинском медресе. На формирование его мировоззрения значительное влияние оказала жизнь ремесленников и городской бедноты. Гениальный мастер художественного слова, Низами посвятил всю свою жизнь упорному творческому труду. Многие правители того времени хотели сделать его своим придворным поэтом, но Низами отвергал их приглашения. Низами был знаком с народом, хорошо знал его жизнь. В своих гениальных произведениях он выразил чаяния народа, сурово осудил социальную несправедливость, феодальный гнет.

Низами Гянджеви получил всемирную известность как автор "Хамсе" (Пятерицы), в которой были объединены созданные поэтом пять поэм. Эти поэмы отобразили не только высокое мастерство пера поэта, но и его этические и философские взгляды.

Низами начал свою творческую деятельность лирическими стихами, которые писал на протяжении всей своей жизни. Перу Низами принадлежит "Диван", состоящий из стихотворений, написанных в форме касид, газелей, рубаи, кит'а и фахрийе. Диван Низами насчитывает 20000 двустиший, которые полностью до нас не дошли. Большая часть лирических произведений Низами посвящена любви.

В 1178 году Низами написал поэму "Сокровищница тайн", а в 1180 г. "Хосров и Ширин", в 1189 г. "Лейли и Меджнун", в 1197 г. "Семь красавиц" и в 1201 г. поэму "Искендер - намэ".Бессмертные произведения Низами Гянджеви повлияли не только на азербайджанскую, но и на мировую литературу. Видные ученые Ближнего Востока, Европы и России годами изучали и изучают литературное наследие Низами.

Творчество Низами Гянджеви, имя которого носит Музей азербайджанской литературы Академии наук республики, занимает в его экспозиции центральное место. Самый красивый и большой зал музея посвящен поэту.

Музей азербайджанской литературы Низами Гянджеви Академии наук Азербайджана

Расположенный недалеко от седого Каспия, по соседству со стенами древней бакинской крепости Ичери Шехер, Музей Низами неизменно привлекает внимание многочисленных гостей Баку. Еще в 1939 году в связи с намечавшимся юбилеем 800-летия со дня рождения Низами Гянджеви, начались работы по созданию мемориального музея, посвященного гениальному поэту. Специально для музея было реконструировано здание, осуществлено оформление его фасадов и интерьеров в азербайджанском национальном стиле.

Музей был открыт в мае 1945 года. Экспозиция этого музея была обогащена и расширена в 1947 году. На базе Музея Низами создан сегодняшний Музей истории азербайджанской литературы.

Войдя в тяжелые резные двери музея, вы невольно останавливаете взгляд на искусно выполненном стенном барельефе, изображающем юношу, дробящего киркой скалу. Это - Фархад, один из бессмертных образов поэмы Низами "Хосров и Ширин" - герой, оставшийся в веках олицетворением самоотверженного труда. В этом же холле стоит скульптурная фигура Низами. Обе работы принадлежат известным современным мастерам скульптуры: барельеф - Дж.Карягды, а скульптурная фигура - Ф.Абдурахманову, автору монументального памятника поэту, который возвышается на площади перед музеем. Великому поэту и его литературным героям было посвящено множество работ - картин, скульптур, ковров и других произведений самых различных видов.

Один из залов музея посвящен азербайджанской культуре 12 века. Диарама открывает нам красивый средневековый восточный город, в зелени садов, со стройными белыми минаретами, мощной крепостной стеной. Это воссоздан вид города Гянджи, одного из крупнейших торговоремесленных и культурных центров Азербайджана и всего Востока, родины великого азербайджанского поэта Низами Гянджеви.

Один из обширных залов 2-го этажа - восьмой зал посвящен творчеству Ильяса Юсиф оглы Низами Гянджеви. Ценнейшими экспонатами Музея Низами считаются пять художественных ковров, вытканных ковроткачихами по эскизам азербайджанских художников. На этих коврах запечатлены разговор двух сов с Анушираваном из "Сокровищницы тайн", Фархад и Ширин, олицетворяющие чудотворную силу всепобеждающей любви, Меджнун среди диких зверей (поэма "Лейли и Меджнун"), сцена охоты Бахрам шаха и Фитны из "Семи красавиц" и прогулка на конях Александра Македонского и Бардинской правительницы Нушабы ханум из "Искендер-наме".

Уникальная рукопись поэмы "Искендер-наме" в переписке 1413 года, экземпляры его "Хамсе", исполненные с великим мастерством каллиграфами-переписчиками разных веков, украшенные великолепными орнаментальными заставками и миниатюрами, копии миниатюр-иллюстраций из коллекций петербургского Эрмитажа, современные ковры с сюжетами на темы из поэм, отличающиеся богатством орнамента, гармоничностью и глубиной колорита - вот далеко не полный перечень экспонатов этого зала. К поэмам созданы иллюстрации М.Абдуллаевым, М.Рахманзаде, Э.Рзакулиевым, Т.Нариманбековым и другими талантливыми художниками разных поколений. С тонким вкусом выполнена декоративная ваза работы художницы С.Шахсуваровой с пророческими словами Низами:

Если через сто лет спросишь: "Где он?"

Из каждого бейта раздастся возглас : "Вот он !".

Экспозиции девятого зала показывают любовь народа к Низами, устойчивость его поэтических традиций. Это произведения декоративного и народно-прикладного искусства, содержащие сюжеты "Хамсе". Привлекают внимание стенные фрески из дворца Шекинских ханов (18 век, копия), изображающие Фархада и Ширин, богатая старинная ткань с повторяющимся оригинальным мотивом - Меджнун среди диких зверей в пустыне Неджд, декоративная ювелирная доска на темы "Хамсе", выполненная Г.Халиковым из цветной эмали, серебра и перламутра.

В витринах разложены книги - труды исследователей Низами: И.Хаммера, П.Хорна, Е.Э.Бертельса, Я.Рипки, Г.Араслы, М.Рафили, А.Зайончиковского, Р.Алиева, А.Гаджиева и других.

Произведения Низами получили широкое признание во всем восточном мире и вызвали многочисленные подражания, обогатили в значительной мере устную народную поэзию.

http://gancaliler.narod.ru/Nizami.htm

[RETABOLIL]

"Из статьи Гасана Гулиева, опубликованной в журнале "Литературный Азербайджан""

В каком году ?

Вот источник: http://www.azerigallery.com/literature/nizami.html

Поскольку статья содержит все те ложные утверждения, на которые тут некоторые ссылаются, не мешало бы ее вкратце разобрать. Итак,

Первая ложь (какова стилистика!). Ни в одном из своих произведений Низами не "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Приведите мне хоть одну строку из Низами, где он "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Только не надо ругаться - просто приведите любую цитату из Низами, отрицающую мое утверждение.

См. примечание Соломона.

Кроме, того, я уже говорил выше, что Низами, судя по одной фразе, скорее всего, владел тюркским языком, впрочем, как и арабским, что не может являться достаточным основанием считать его тюрком. Можно было бы предположить, что Низами даже написал что-то на тюркском языке (так сказать, для души), но науке не известно ни одно произведение Низами, написанное на тюркском языке. Ну тогда, может быть, они действительно исчезли, как предполагает Гасан Гулиев? И здесь ответ отрицательный; дело в том, что нет ни одного исторического документа, подтверждающего факт наличия стихов Низами, написанных на тюркском языке. Тогда, чем же является предположение Гулиева? Ответ известен - фантазией!

Очередная фантазия, рассчитанная на тех, кто никогда не читал (и не прочтет Низами). Итак, что же предшествовало появлению шахского гонца, о чем думал Низами перед его приходом:

Однажды, благоденствием объят,

Я наслаждался, словно Кай - Кубад.

«Не хмурься, — думал, — брови распрями,

Перечитай «Диван» свой, Низами».

Зерцало жизни было предо мной!

И будто ветер ласковой волной

Волос коснулся, возвестив рассвет,

Благоуханных роз даря букет.

Я — мотылек, светильник мной зажжен;

Я — соловей, — сад словно опьянен,

Услышав трели, что слагал певец,

Слов драгоценных я раскрыл ларец.

Калам свой жемчугами отточа,

Я стал велеречивей турача.

Я полагал: «Твори, настал твой час —

Судьба благоприятствует сейчас.

Доколе проводить впустую дни?

Кончай с бездельем, вкруг себя взгляни!

Верши добро и вкусишь от щедрот!

Кто в праздности живет — никчемен тот».

Бродягу - пса удача обошла,

И не заслужит пустобрех мосла.

Мир — это саз, коль жить с ним хочешь в лад,

Настрой его на свой, особый лад.

Тот гордо дышит воздухом родным,

Кто, словно воздух, всем необходим.

Подобием зерцала надо стать.

Чтоб сущий мир правдиво отражать.

Коль ты противоречишь всем вокруг,

То издает твой саз фальшивый звук.

«О, если б муж, причастный к сонму сил,

Заказ достойный мне сейчас вручил!»

Так о работе я мечтал, когда

Явилась вдруг желанная звезда.

«Трудись, счастливец, позабудь про сон

И будешь ты судьбой вознагражден!»

И совершилось чудо наконец —

Посланье шаха мне вручил гонец.

Только обладая очень болезненной фантазией, можно предположить, что из этих слов явствует, что перед появлением шахского гонца Низами сидел и думал как бы написать "поэму "Лейли и Меджнун"... не на фарсидском, а на родном, азербайджанском языке".

Весьма своеобразный пересказ следующих строк:

Я с наслажденьем вчитываться смог

В пятнадцать дивных, несравненных строк.

Светились буквы, разгоняя мрак,

Как драгоценный камень шаб - чираг.

«Властитель слов, кудесник, Низами,

Раб дружбы верной, наш привет прими.

Вдыхая воздух утренней зари,

Пером волшебным диво сотвори.

Найди проникновенные слова,

Достигни совершенства мастерства.

Любовь Меджнуна славится в веках,

Воспой ее в возвышенных стихах.

Так опиши невинную Лейли,

Чтоб жемчугами строки расцвели.

Чтоб прочитав, я молвил: «Мой певец

И впрямь усладу создал для сердец.

Любовь возвел на высший пьедестал

И кистью живописца расписал.

Шахиней песен повесть стать должна,

И слов казну растрачивай сполна.

У персов и арабов можешь ты

Убранство взять для юной красоты.

Ты знаешь сам, двустиший я знаток,

Подмену замечаю в тот же срок.

Подделкою себя не обесславь,

Чистейшее нам золото поставь.

И не забудь: для шахского венца

Ты отбираешь перлы из ларца.

Мы во дворце не терпим тюркский дух,

И тюркские слова нам режут слух.

Песнь для того, кто родом знаменит,

Слагать высоким слогом надлежит!»

И вот оно, главное:

Даже без учета того, что все предшествующие строки Низами отрицают это утверждение, его отрицают также последующие строки:

Я помертвел, — выходит, что судьба

Кольцо мне вдела шахского раба!

Нет смелости, чтоб отписать отказ,

Глаз притупился, слов иссяк запас.

Пропал задор, погас душевный жар, —

Я слаб здоровьем и годами стар.

Чтоб получить поддержку и совет,

Наперсника и друга рядом нет.

Тут Мухаммед, возлюбленный мой сын, —

Души моей и сердца властелин,

Скользнув в покой как тень, бесшумно - тих,

Взяв бережно письмо из рук моих,

Проговорил, припав к моим стопам:

«Внимают небеса твоим стихам.

Ты, кто воспел Хосрова и Ширин,

Людских сердец и мыслей властелин,

Прислушаться ко мне благоволи,

Восславь любовь Меджнуна и Лейли.

Два перла в паре — краше, чем один,

Прекрасней рядом с павою павлин.

Шах просит сочинить тебя дастан,

Царю Иран подвластен и Ширван,

Ценителем словесности слывет,

Искусства благодетель и оплот.

Коль требует, ему не откажи,

Вот твой калам, садись, отец, пиши!»

На речи сына я ответил так:

«Твой ум остер и как зерцало зрак!

Как поступить? Хоть замыслов полно,

Но на душе и смутно и темно.

Предписан мне заране узкий путь,

С него мне не дозволено свернуть.

Ристалище таланта — тот простор,

Где конь мечты летит во весь опор.

Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.

Веселье — принадлежность легких слов,

А смысл легенды важен и суров.

Безумья цепи сковывают ум,

От звона их становишься угрюм.

Зачем же направлять мне скакуна

В края, где неизведанность одна?

Там ни цветов, ни праздничных утех,

Вино не льется и не слышен смех.

Ущелья гор, горючие пески

Впитали песни горестной тоски.

Доколе наполнять печалью стих?

Песнь жаждет слов затейливо - живых.

Легенды той, грустней которой нет,

Поэты не касались с давних лет.

Знал сочинитель, смелость в ком была,

Что изломает, приступив, крыла.

Но повелел писать мне Ширваншах,

И в честь его дерзну в своих стихах,

Не жалуясь на замкнутый простор,

Творить, как не случалось до сих пор.

Чтоб шах сказал: «Воистину слуга

Передо мной рассыпал жемчуга!»

Любому непредвзятому читателю становится ясно, что Низами огорчен тем, что шах задал ему тему, на которую ему не хотелось бы писать (скорее всего, ему хотелось бы создать что-нибудь более жизнеутверждающее ("Доколе наполнять печалью стих?") и оптимистичное ("Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.").

Низами писал на официальном государственном фарсидском языке. Но богатое содержание его творчества, его идеалы, его образы и чувства были тесно связаны с Азербайджаном. О ком бы ни писал Низами - об Александре Македонском, о семи красавицах мира, о великих царях Ирана - всюду слышны отзвуки его родины, воспевание событий, природы и людей своей страны, своих соплеменников.

В "Искандер-намэ" поэт связывает имя великого завоевателя со своей родиной, создает величественное полотно, где сверкающими красками изображены исторические события в средневековом Азербайджане. Поэт воспевает легендарную царицу амазонок Нушабе, владычицу города Барды, древнейшей азербайджанской столицы. В произведениях Низами раскрываются живые страницы истории. Фантастика, сказочные вымыслы переплетаются у него с подлинными картинами жизни и быта азербайджанского народа. Нападение руссов на Барду, сказочная повесть о русской царевне, красавица Ширин и царица Шамира, амазонки, битвы, описанные в различных поэмах Низами - все это исторически и географически связано с азербайджанским и кавказским средневековым миром. Нужно ли после этого доказывать право азербайджанского народа считать своим творчество Низами! Несостоятельность и реакционность традиционного причисления Низами буржуазными востоковедами к иранской литературе очевидна. Искусственное, насильственное извращение буржуазным востоковедением истории мировой поэзии, непонимание роли фарсидского языка и иранской традиции в истории азербайджанской культуры, отрицание многовековой истории, высокой и богатой культуры и литературы азербайджанского народа - все это приводит к отрицанию большой исторической правды, могучих творческих сил народа.

Без комментариев. В лучшем стиле советско-азербайджанской школы. "Фантастика, сказочные вымыслы" - все это присуще не столько Низами, сколько Гасан Гулиеву и его последователям на этом форуме.

Об остальных "откровениях" Гулиева вы можете почитать сами.

Добавлю только, что, по моим наблюдениям, отрыв отдельных фраз из контекста всего произведения начинает принимать в Азербайджане характер национальной эпидемии. Единственный способ борьбы с ним - просвещение. Читайте, читайте побольше сами произведения Пушкина, Набокова, Низами и прочих великих людей, а не их интерпретацию гулиевыми & Co.

Среди азербайджанских поэтов XII века возвышается величественный образ Низами, одного из корифеев мировой поэзии, имя которого обычно упоминается вслед за именем гения иранского народа - Абуль Касима Фирдоуси.

Низами Гянджеви Ильяс ибн-Юсиф (1141-1203), величайший азербайджанский поэт-романтик, родился, жил и умер в городе Гяндже, откуда и происходит его прозвище Гянджеви. Поэт вел замкнутый образ жизни, занимался поэзией и наукой. Он был близок ко двору азербайджанских атабеков, которые не раз посещали жилище поэта, славившегося в народе своей мудростью и скромным образом жизни. Низами прославился созданием большого цикла романтических поэм, пользовавшихся широким распространением в Азербайджане и Иране. Поэтическое наследие Низами состоит из пяти больших произведений "Хамсе" ("Пятерица"), составляющих около тридцати тысяч бейтов (двустиший).

Материалом к этим поэмам-романам послужили события мировой истории и романтическая тематика из жизни различных народов. Он воспевает деяния Искандера (Александра Македонского), арабские романтические образы Лейли и Меджнуна, индийских, хорезмских, славянских, турецких, мавританских, греческих красавиц ("Семь красавиц"). Низами охотно пользовался "интернациональной" тематикой, чувствуя себя не подданным той или иной царствующей династии, а гражданином, всего Востока, но в то же время почти во всех своих произведениях с особой любовью подчеркивает свое азербайджанское происхождение.

Особенно интересно, что Низами, несмотря на господство фарсидского языка в культуре Азербайджана XII века, все же не отказывался от своего национального народного языка, и очень возможно, что ряд произведений Низами, к сожалению, исчезнувших, был написан на азербайджанском языке.

Лютфали-бек-Азер в "Атешгахе" передает старинное предание об утерянных произведениях великого азербайджанского поэта: "Говорят, - читаем мы в "Атешгахе", - что у Низами, кроме его "Хамсе" ("Пятерицы"), было до двадцати тысяч бейтов, касидэ, газель , кыт'э и рубаи, которые были утеряны". Ряд других авторов, в том числе и Шамседдин Сами, также указывает на эти утерянные двадцать тысяч бейтов.

Чрезвычайно любопытно, что одну из лучших своих поэм "Лейли и Меджнун" Низами намеревался писать не на фарсидском, а на родном, азербайджанском языке. На это имеются ясные намеки в начале поэмы, где Низами объясняет причины создания им "Лейли и Меджнун". Низами рассказывает здесь о том, как его желанию помешало появление посланца шаха с письмом, в котором он требовал от поэта создания новой поэмы, поставив условием - писать ее только на фарсидском языке.

"О, мой верный раб, - писал шах в своем послании поэту,- о, Низами, волшебник мира слов. Дуновением утреннего ветерка покажи свои чары, свое волшебство слов. Выяви все, что можешь, в чудесном искусстве речи. Я хотел бы, чтобы ты воспел в словах, как жемчуг, любовь Меджнуна. Если можешь, и ты скажи несколько девственных слов, чистых, как невинность Лейли, чтобы я прочел и подтвердил их сладость и, кивая головой, указал бы на них как на корону... Укрась ты невесту юную фарсидскими и арабскими украшениями.

Ты знаешь, я смыслю в речи, я различаю новые от старых бейтов, но знай, что, если жемчуг, нанизанный тобой на нить с кольца дум, будет носить образы тюркские, это для нас не годится, ибо тюркообразность недостойна нас. Для лиц, стоящих высоко, достойна высокая речь".

Ширван-шах глубоко огорчил великого поэта. Все думы, все надежды его рушились. "Волнение охватило мое сердце и мое сознание. У меня не было сил отвергнуть это слово, и не было у меня также глаз, чтобы найти путь к сокровищнице. Огорчение охватило меня. Не было у меня друга, чтобы поведать о тайне своей, рассказать эту повесть".

Эти слова с исключительной силой передают трагедию поэта-азербайджанца, вынужденного по шахскому приказу отказаться от своего родного языка и создавать лучшие свои произведения на фарсидском языке.

Но язык творений Низами вовсе не говорит об оторванности поэта от народа, от жизни, от своей среды. Никогда его идеалом не было слепое служение властелинам мира, никогда он не отворачивался от родного Азербайджана.

Низами писал на официальном государственном фарсидском языке. Но богатое содержание его творчества, его идеалы, его образы и чувства были тесно связаны с Азербайджаном. О ком бы ни писал Низами - об Александре Македонском, о семи красавицах мира, о великих царях Ирана - всюду слышны отзвуки его родины, воспевание событий, природы и людей своей страны, своих соплеменников.

В "Искандер-намэ" поэт связывает имя великого завоевателя со своей родиной, создает величественное полотно, где сверкающими красками изображены исторические события в средневековом Азербайджане. Поэт воспевает легендарную царицу амазонок Нушабе, владычицу города Барды, древнейшей азербайджанской столицы.

В произведениях Низами раскрываются живые страницы истории. Фантастика, сказочные вымыслы переплетаются у него с подлинными картинами жизни и быта азербайджанского народа. Нападение руссов на Барду, сказочная повесть о русской царевне, красавица Ширин и царица Шамира, амазонки, битвы, описанные в различных поэмах Низами - все это исторически и географически связано с азербайджанским и кавказским средневековым миром.

Нужно ли после этого доказывать право азербайджанского народа считать своим творчество Низами! Несостоятельность и реакционность традиционного причисления Низами буржуазными востоковедами к иранской литературе очевидна. Искусственное, насильственное извращение буржуазным востоковедением истории мировой поэзии, непонимание роли фарсидского языка и иранской традиции в истории азербайджанской культуры, отрицание многовековой истории, высокой и богатой культуры и литературы азербайджанского народа - все это приводит к отрицанию большой исторической правды, могучих творческих сил народа. Даже под тяжелым гнетом иранских и всяких других царей азербайджанский народ создавал шедевры искусства и культуры.

Прекрасный знаток творчества Низами и Хагани, Ю.Н.Марр, со всей решительностью и определенностью связывает имя Низами с Кавказом и, в первую очередь, с Азербайджаном:

..."Низами является своим для Кавказа, в частности для той этнической группировки, которая до последнего времени сохраняла персидскую традицию в своей литературе, то есть для Азербайджана, где гянджинский поэт, все-таки, более в почете, чем в Персии ". Ю.Н.Марр в целом, безусловно, дал правильную оценку Низами, считая, что он является "своим", родным поэтом для азербайджанского народа. Таким же образом одно из авторитетнейших востоковедческих научных учреждений - Институт востоковедения Академии Наук СССР в своем специальном решении о юбилее Низами твердо и решительно признал в Низами великого азербайджанского поэта, которым вправе гордиться наша страна.

"Хамсе" Низами начинается циклом небольших нравоучительных рассказов "Махзануль-эсрар" ("Сокровищница тайн"). Это произведение было написано приблизительно на тридцать седьмом году жизни поэта, то есть в 1178 году. Вторая часть "Хамсе" - большая романтическая поэма "Хосров и Ширин" была написана в 1180 году. В 1188 году Низами написал свою замечательную поэму о любви Лейли и Меджнуна. "Искандер-намэ", ставшая впоследствии очень популярной на Востоке, была написана в 1193-1197 году. Поэма "Хэфт пейкяр" создана в 1197 году.

В эпоху Низами в Иране возникло социально-религиозное движение, нашедшее свое философское выражение в суфизме, оказавшем большое влияние на дальнейшее развитие как иранской, так и азербайджанской литературы. Творчество Низами также не было свободно от этих влияний.

Насильственно водворяемый в Азербайджане, как и в ряде других стран, ислам встретил большое противодействие, и ему пришлось выдержать борьбу с древними религиозными верованиями азербайджанцев. Восстание Бабека в IX веке, нанесшее большой удар арабскому халифату, достаточно красноречиво говорит о том, как трудно приходилось арабским завоевателям в Азербайджане. Недовольство широких народных масс господством арабов, несоответствие догматов ислама прежним верованиям азербайджанцев, гнет и насилия арабских наместников - все это способствовало появлению новых сектантских учений, различных пониманий и толкований Корана.

В мусульманских государствах вся власть была основана на законах ислама, который определял и оправдывал весь существующий государственный строй. Поэтому выступление против феодального господства, всегда трактовалось, как выступление против ислама вообще. Фактически так оно и было. Все оппозиционные движения, направленные против господства арабов и их наместников в эпоху средневековья, носили религиозный характер. Отсюда возникло широкое сектантское движение, распространившееся в Иране и в Азербайджане.

Большое влияние когда-то имело метафизическое учение, известное под названием "Тасаввуф"; оно было очень популярно в мусульманских феодальных государствах. В большинстве случаев суфии принадлежали к угнетенным слоям народа, объединившимся против господствующей религии и власти на почве критики догматов ислама.

"Добросовестное изучение духа суфийских произведений,- пишет А.Е.Крымский, - привело меня к убеждению, что все причины распространения доктрины сводятся к социально-экономическим. В этой мысли убеждал меня и тот исторический факт, что эпохи главного процветания суфизма всегда совпадают с эпохами страшных народных невзгод. Вначале суфиями называли различные группы людей, объединившихся под знаменем аскетизма, или мистицизма, или же пантеизма. Каковы же были причины, заставлявшие людей пойти на это?

Во-первых, аскетизм в халифате вызывался к жизни теми же условиями, какими он вызывался и в Византии в эпоху ее разложения и в Западной Европе в средние века: безотрадными социальными и экономическими обстоятельствами. Беспомощные, разоренные бедняки - это самые многочисленные приверженцы суфизма.

Хорасан (персидская провинция), сыгравший такую важную роль в истории суфизма, был в экономическом отношении несчастнее других областей. Главную причину силы мистицизма надо видеть в недостатках ислама. Во-первых, теократия ислама, то есть соединение власти духовной и светской в одних руках: мусульманское духовенство является в то же время классом чиновно-бюрократическим. Чиновничья власть халифа очень больно отражалась на бедных классах.

В арабской и особенно персидской литературе очень рано встречаются жалобы, что чиновники - духовные - подкупны, судят лицеприятно, берут взятки, словом, как говорил Хайям, "кровь-сосут из людей". Злоупотребления клерикалов невольно влекли страдающих бедняков к мистицизму, к той мысли, что в сношениях между богом и человеком не требуется никаких посредников. Далее, для массы мусульман, для неученого народа, Коран, написанный на непонятном арабском языке, оставался пустым звуком, а мистическая проповедь суфизма была всем понятна".

В поэзии суфизм проявлялся своеобразно. Очень часто суфийские поэты выступали в эпоху средневековья с вольными идеями, воплощенными в религиозную оболочку, с антиклерикальными и антиаскетическими стихами. Эротические и вакхические мотивы занимали значительное место в суфийской поэзии. Поэты-суфии вместе с тем уделяли, большое внимание личности человека, положению мусульманской женщины; они выступали против существующих порядков, реформируя на Востоке религиозные верования. Слово "суфий" также прилагалось к правоверным мусульманским аскетам-мистикам. Суфиями на Востоке называли себя и философы-пантеисты, отождествлявшие личность с богом, природу с божеством. Распространение суфийских идей в поэзии народов Ближнего Востока сказалось в аллегориях, в вакхических образах, в воспевании вина, любви, человеческой страсти.

Основа суфийской поэзии, несмотря на свои оппозиционные мотивы, была идеалистической. Некоторые поэты-суфии, более близкие к пантеистическому мышлению, отвергали мусульманского аллаха и расплачивались за это жизнью (например, азербайджанский поэт-хуруфит XIV века Насими Имадэддин). Влияние суфизма на Низами не носило глубокого характера. Его пессимизм и фантастика в значительной мере были характерны и для некоторых других поэтов, современников Низами. Тем не менее эти своеобразные суфийские мотивы были больше связаны с романтическим эпосом, вновь, после Фирдоуси, возрожденным азербайджанцем Низами. В центре внимания Низами - человеческая личность, судьба и переживания героев.

Ярче всего романтизм Низами выражен в поэме "Лейли и Меджнун". Мотив неудовлетворенной любви, судьба двух любящих людей, разлученных племенной враждой, разработан великим поэтом с глубоким пониманием человеческой души. В лирических излияниях героев "Лейли и Меджнун" звучит печаль, неопределенная и возвышенная тоска, разочарование. Поэт правдиво и ярко показал в поэме неравенство женщины и мужчины, печальную женскую долю в условиях феодально-мусульманского быта. Он первый среди азербайджанских поэтов воспел девушку, стремящуюся вырваться из душного гарема к солнцу, к свободе, к личному счастью.

Но героиня поэмы Низами, Лейли, еще слабая, одинокая женщина, у которой не хватает смелости и отваги разорвать узы рабства, цепи религиозного и феодального гнета. Она не может жить с нелюбимым человеком, покорно подчиниться насилию, но в то же время она не может бороться за свою свободу. Лейли - это слабый беззащитный цветок, скорбный образ рабыни. В разлуке с любимым она "душу и тело разлучила и в страсти сгорела".

Песня о свободной любви, созданная Низами Гянджеви, через несколько столетий вдохновила другого великого азербайджанца - поэта Физули. Мотив неудовлетворенной любви зазвучал в произведениях поэта XVI века с новой силой. Романтический герой, страдающий от безнадежной любви, превратился у Физули в борца за свое счастье, за свою судьбу. Он противопоставил себя обществу, традициям и религии. Поэзия Низами всегда имела большое распространение на Востоке. Низами сознавал величие своей поэзии. Свою поэму "Лейли и Меджнун" он закончил словами: "А эта повесть, как караваны, прошла через все, где любят, страны".

Произведения Низами Гянджеви переведены на ряд европейских языков. Его богатое поэтическое наследие является ценнейшим вкладом азербайджанского народа в сокровищницу мировой поэзии.

Низами скончался в 1209 году в Гяндже. Могила великого поэта Низами, находится недалеко от Гянджи.

В бессмертных творениях Низами Гянджеви отражены думы и чувства азербайджанского народа, его богатая история и быт. Вот почему азербайджанский народ на протяжении восьмисот лет так высоко чтит память своего великого сына. Много столетий его могила служила местом поклонения. Низами, далеко опередивший свою эпоху, имел большое влияние на развитие азербайджанской поэзии.

При жизни поэта его биография не была написана. Лишь после смерти Низами его жизнь и творчество стали предметом изучения. Уже вскоре после его смерти жизнь и творчество поэта обрастают различными легендами, которые повторяются составителями тезкире или сборников произведений поэта и доходят в таком виде до XIX века. Из биографических данных, почерпнутых из произведений поэта, известно, что дербентский правитель, восхищенный талантом Низами, посылает ему в подарок кыпчакскую девушку по имени Афаг. Она становится женой Низами. У них был единственный сын Мухаммед.

Известно, что Низами в отличие от придворных поэтов-панегиристов, сохранил самостоятельность, будучи далеким от дворца. Правда, ему приходилось посвящать свои произведения отдельным правителям, чтобы получать от них необходимое для жизни вознаграждение. Но Низами, даже тогда, когда он получал заказ на создание произведения на определенную тему, творил в соответствии со своими философскими и эстетическими воззрениями, не ставил своей задачей лишь угодить правителю, давшему заказ. Поэт, творивший в обстановке процветания отдельных поэтов-панегиристов, лишь услаждавших слух своих хозяев-феодалов изысканными бейтами, был непримирим к легкому успеху, осуждал тех поэтов, которые разменивали свой талант на золото.

Его произведения уже при жизни поэта получили признание на Среднем и Ближнем Востоке. Им подражали, мотивы их использовали поэты Востока ("Бустан" Саади Ширази, "Месневи" Джаллаладдина Руми). Начиная с XII века вплоть до XX века появляются на Востоке так называемые "ответы" на "Хамсе" Низами. Известны около 80 "Хамсе", созданных различными поэтами Востока. Такова была сила воздействия "Пятерицы" Низами. Отметим наиболее прославленных и известных авторов "Хамсе". Это - поэт из Индии Эмир Хосров Дехлеви (XII в.), азербайджанский поэт Ариф Ардебили (XIV в.), узбекский поэт Алишер Навои (XV в.), среднеазиатский поэт Абдурахман Джами (XV в.) и другие.

Большой интерес к творчеству Низами проявили востоковеды и исследователи литературы, поскольку произведения Низами получили распространение и в странах Европы. Начиная с середины XIX века, европейские ученые-востоковеды стали изучать произведения Низами. Французский востоковед де Эрбель, затем в начале XIX века Хаммер Пургштал и другие ученые знакомили европейских читателей с жизнью и творчеством азербайджанского поэта. Известно, что западноевропейские писатели, в частности Гете, восхищались Низами. Под его влиянием Гете создал свой "Западно-восточный диван", использовав мотивы "Хамсе" Низами.

С XIX века и в России творчество Низами становится объектом научного исследования. Его произведения начали переводить и издавать. Появились статьи о его творчестве. Большую роль в этом сыграли такие ученые, как Ф.Эрдман, Ф.Шармуа и др. Первая научная биография поэта появляется в 1872 г. Ее создал венгерский учений В.Бахер; она опубликована в его книге "Жизнь и произведения Низами". В XIX веке творчество Низами становится предметом исследования в Иране, Турции и других странах Востока. Высоко ценили его и азербайджанские писатели XIX века: А.Бакиханов, М.Ф.Ахундов и другие. В XX веке большую работу по систематизации творческого наследия Низами проделали такие ученые Европы, как Э.Браун, Р.Леви, Хорн и другие.

Новый этап в развитии низамиведения начался в середине XX века; тогда и появились труды А.Крымского, Ю.Марра, Е.Бертельса, И.Брагинского, Г.Араслы, М.Гулизаде и других ученых. И это было связано с подготовкой к 800-летию Низами.

[RETABOLIL]

"Из статьи Гасана Гулиева, опубликованной в журнале "Литературный Азербайджан""

В каком году ?

Вот источник: http://www.azerigallery.com/literature/nizami.html

Поскольку статья содержит все те ложные утверждения, на которые тут некоторые ссылаются, не мешало бы ее вкратце разобрать. Итак,

Первая ложь (какова стилистика!). Ни в одном из своих произведений Низами не "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Приведите мне хоть одну строку из Низами, где он "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Только не надо ругаться - просто приведите любую цитату из Низами, отрицающую мое утверждение.

См. примечание Соломона.

Кроме, того, я уже говорил выше, что Низами, судя по одной фразе, скорее всего, владел тюркским языком, впрочем, как и арабским, что не может являться достаточным основанием считать его тюрком. Можно было бы предположить, что Низами даже написал что-то на тюркском языке (так сказать, для души), но науке не известно ни одно произведение Низами, написанное на тюркском языке. Ну тогда, может быть, они действительно исчезли, как предполагает Гасан Гулиев? И здесь ответ отрицательный; дело в том, что нет ни одного исторического документа, подтверждающего факт наличия стихов Низами, написанных на тюркском языке. Тогда, чем же является предположение Гулиева? Ответ известен - фантазией!

Очередная фантазия, рассчитанная на тех, кто никогда не читал (и не прочтет Низами). Итак, что же предшествовало появлению шахского гонца, о чем думал Низами перед его приходом:

Однажды, благоденствием объят,

Я наслаждался, словно Кай - Кубад.

«Не хмурься, — думал, — брови распрями,

Перечитай «Диван» свой, Низами».

Зерцало жизни было предо мной!

И будто ветер ласковой волной

Волос коснулся, возвестив рассвет,

Благоуханных роз даря букет.

Я — мотылек, светильник мной зажжен;

Я — соловей, — сад словно опьянен,

Услышав трели, что слагал певец,

Слов драгоценных я раскрыл ларец.

Калам свой жемчугами отточа,

Я стал велеречивей турача.

Я полагал: «Твори, настал твой час —

Судьба благоприятствует сейчас.

Доколе проводить впустую дни?

Кончай с бездельем, вкруг себя взгляни!

Верши добро и вкусишь от щедрот!

Кто в праздности живет — никчемен тот».

Бродягу - пса удача обошла,

И не заслужит пустобрех мосла.

Мир — это саз, коль жить с ним хочешь в лад,

Настрой его на свой, особый лад.

Тот гордо дышит воздухом родным,

Кто, словно воздух, всем необходим.

Подобием зерцала надо стать.

Чтоб сущий мир правдиво отражать.

Коль ты противоречишь всем вокруг,

То издает твой саз фальшивый звук.

«О, если б муж, причастный к сонму сил,

Заказ достойный мне сейчас вручил!»

Так о работе я мечтал, когда

Явилась вдруг желанная звезда.

«Трудись, счастливец, позабудь про сон

И будешь ты судьбой вознагражден!»

И совершилось чудо наконец —

Посланье шаха мне вручил гонец.

Только обладая очень болезненной фантазией, можно предположить, что из этих слов явствует, что перед появлением шахского гонца Низами сидел и думал как бы написать "поэму "Лейли и Меджнун"... не на фарсидском, а на родном, азербайджанском языке".

Весьма своеобразный пересказ следующих строк:

Я с наслажденьем вчитываться смог

В пятнадцать дивных, несравненных строк.

Светились буквы, разгоняя мрак,

Как драгоценный камень шаб - чираг.

«Властитель слов, кудесник, Низами,

Раб дружбы верной, наш привет прими.

Вдыхая воздух утренней зари,

Пером волшебным диво сотвори.

Найди проникновенные слова,

Достигни совершенства мастерства.

Любовь Меджнуна славится в веках,

Воспой ее в возвышенных стихах.

Так опиши невинную Лейли,

Чтоб жемчугами строки расцвели.

Чтоб прочитав, я молвил: «Мой певец

И впрямь усладу создал для сердец.

Любовь возвел на высший пьедестал

И кистью живописца расписал.

Шахиней песен повесть стать должна,

И слов казну растрачивай сполна.

У персов и арабов можешь ты

Убранство взять для юной красоты.

Ты знаешь сам, двустиший я знаток,

Подмену замечаю в тот же срок.

Подделкою себя не обесславь,

Чистейшее нам золото поставь.

И не забудь: для шахского венца

Ты отбираешь перлы из ларца.

Мы во дворце не терпим тюркский дух,

И тюркские слова нам режут слух.

Песнь для того, кто родом знаменит,

Слагать высоким слогом надлежит!»

И вот оно, главное:

Даже без учета того, что все предшествующие строки Низами отрицают это утверждение, его отрицают также последующие строки:

Я помертвел, — выходит, что судьба

Кольцо мне вдела шахского раба!

Нет смелости, чтоб отписать отказ,

Глаз притупился, слов иссяк запас.

Пропал задор, погас душевный жар, —

Я слаб здоровьем и годами стар.

Чтоб получить поддержку и совет,

Наперсника и друга рядом нет.

Тут Мухаммед, возлюбленный мой сын, —

Души моей и сердца властелин,

Скользнув в покой как тень, бесшумно - тих,

Взяв бережно письмо из рук моих,

Проговорил, припав к моим стопам:

«Внимают небеса твоим стихам.

Ты, кто воспел Хосрова и Ширин,

Людских сердец и мыслей властелин,

Прислушаться ко мне благоволи,

Восславь любовь Меджнуна и Лейли.

Два перла в паре — краше, чем один,

Прекрасней рядом с павою павлин.

Шах просит сочинить тебя дастан,

Царю Иран подвластен и Ширван,

Ценителем словесности слывет,

Искусства благодетель и оплот.

Коль требует, ему не откажи,

Вот твой калам, садись, отец, пиши!»

На речи сына я ответил так:

«Твой ум остер и как зерцало зрак!

Как поступить? Хоть замыслов полно,

Но на душе и смутно и темно.

Предписан мне заране узкий путь,

С него мне не дозволено свернуть.

Ристалище таланта — тот простор,

Где конь мечты летит во весь опор.

Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.

Веселье — принадлежность легких слов,

А смысл легенды важен и суров.

Безумья цепи сковывают ум,

От звона их становишься угрюм.

Зачем же направлять мне скакуна

В края, где неизведанность одна?

Там ни цветов, ни праздничных утех,

Вино не льется и не слышен смех.

Ущелья гор, горючие пески

Впитали песни горестной тоски.

Доколе наполнять печалью стих?

Песнь жаждет слов затейливо - живых.

Легенды той, грустней которой нет,

Поэты не касались с давних лет.

Знал сочинитель, смелость в ком была,

Что изломает, приступив, крыла.

Но повелел писать мне Ширваншах,

И в честь его дерзну в своих стихах,

Не жалуясь на замкнутый простор,

Творить, как не случалось до сих пор.

Чтоб шах сказал: «Воистину слуга

Передо мной рассыпал жемчуга!»

Любому непредвзятому читателю становится ясно, что Низами огорчен тем, что шах задал ему тему, на которую ему не хотелось бы писать (скорее всего, ему хотелось бы создать что-нибудь более жизнеутверждающее ("Доколе наполнять печалью стих?") и оптимистичное ("Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.").

Низами писал на официальном государственном фарсидском языке. Но богатое содержание его творчества, его идеалы, его образы и чувства были тесно связаны с Азербайджаном. О ком бы ни писал Низами - об Александре Македонском, о семи красавицах мира, о великих царях Ирана - всюду слышны отзвуки его родины, воспевание событий, природы и людей своей страны, своих соплеменников.

В "Искандер-намэ" поэт связывает имя великого завоевателя со своей родиной, создает величественное полотно, где сверкающими красками изображены исторические события в средневековом Азербайджане. Поэт воспевает легендарную царицу амазонок Нушабе, владычицу города Барды, древнейшей азербайджанской столицы. В произведениях Низами раскрываются живые страницы истории. Фантастика, сказочные вымыслы переплетаются у него с подлинными картинами жизни и быта азербайджанского народа. Нападение руссов на Барду, сказочная повесть о русской царевне, красавица Ширин и царица Шамира, амазонки, битвы, описанные в различных поэмах Низами - все это исторически и географически связано с азербайджанским и кавказским средневековым миром. Нужно ли после этого доказывать право азербайджанского народа считать своим творчество Низами! Несостоятельность и реакционность традиционного причисления Низами буржуазными востоковедами к иранской литературе очевидна. Искусственное, насильственное извращение буржуазным востоковедением истории мировой поэзии, непонимание роли фарсидского языка и иранской традиции в истории азербайджанской культуры, отрицание многовековой истории, высокой и богатой культуры и литературы азербайджанского народа - все это приводит к отрицанию большой исторической правды, могучих творческих сил народа.

Без комментариев. В лучшем стиле советско-азербайджанской школы. "Фантастика, сказочные вымыслы" - все это присуще не столько Низами, сколько Гасан Гулиеву и его последователям на этом форуме.

Об остальных "откровениях" Гулиева вы можете почитать сами.

Добавлю только, что, по моим наблюдениям, отрыв отдельных фраз из контекста всего произведения начинает принимать в Азербайджане характер национальной эпидемии. Единственный способ борьбы с ним - просвещение. Читайте, читайте побольше сами произведения Пушкина, Набокова, Низами и прочих великих людей, а не их интерпретацию гулиевыми & Co.

Произведения Низами Гянджеви отражающие гуманистические, общечеловеческие, общественно-политические, социальные и духовно-нравственные ценности той эпохи стали пиком Восточного Ренессанса.

Отражение внутреннего мира человека, его чувств и мыслей, передача динамики развития своих героев стали основой и содержанием жудожественного наследия Низами. Именно заслугой Низами Гянджеви его поэм стало широкое распространение темы любви и общечеловеческих идеалов в литературе Ближнего Востока . Впервые описав любовь с философской точки зрения он создал концепцию нежной любви связав ее со свободой слова и совести..

Низами Гянджеви открыл новое направление в произведениях стран Востока и внес неоценимый вклад в развитие гуманистических идей в странах Ближнего Востока.

Несмотря на то что, поэт жил и брал в основу своих творений проблемы своей эпохи, его произведения с точки зрения современности отражают и сегодняшнюю действительность. Обьединив желания и мечты своего народа, в присущей толко ему манере Низами Гянджеви создавал великие произведения.

Впервые в истории произведений того времени великий Низами создал образ женщины, как человека с присущей ему высотой сознания . Он сравнивал образ женщины, благородной, мудрой и смелой, способной наравне трудиться с мужчинами в разных областях, с некоторыми мужчинами обделенными данными качествами. Он впервые показал, что именно труд отличает человека от других существ.

Низами Гянджеви являлся также патриотом своего народа. Все события описываемые им в своих произведения он сравнивал с Азербайджаном, описывал историю Азербайджана.В произведениях низами описывается красота природы Родины. В его творчестве оживют мифы, легенды, крылатые выражения и пословицы устной Азербайджанской литературы.Сюжеты Низами Гянджви в свою очередь имели сильное влияние на развитие Азербайджанского фольклора.

Произведения Низами были переведены на языки многих народов мира .Раритетные рукописи хранятся в музеях и библиотеках Баку, Москвы, Санкт-Питербурга, Ташкента, Тебриза, Тегерана, Каира, Стамдула, Дели, Лондона, Парижаи мн. др. городах.Творчество Низами имеет большую роль в развитии восточного искуства .

[RETABOLIL]

"Из статьи Гасана Гулиева, опубликованной в журнале "Литературный Азербайджан""

В каком году ?

Вот источник: http://www.azerigallery.com/literature/nizami.html

Поскольку статья содержит все те ложные утверждения, на которые тут некоторые ссылаются, не мешало бы ее вкратце разобрать. Итак,

Первая ложь (какова стилистика!). Ни в одном из своих произведений Низами не "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Приведите мне хоть одну строку из Низами, где он "подчеркивает свое азербайджанское происхождение". Только не надо ругаться - просто приведите любую цитату из Низами, отрицающую мое утверждение.

См. примечание Соломона.

Кроме, того, я уже говорил выше, что Низами, судя по одной фразе, скорее всего, владел тюркским языком, впрочем, как и арабским, что не может являться достаточным основанием считать его тюрком. Можно было бы предположить, что Низами даже написал что-то на тюркском языке (так сказать, для души), но науке не известно ни одно произведение Низами, написанное на тюркском языке. Ну тогда, может быть, они действительно исчезли, как предполагает Гасан Гулиев? И здесь ответ отрицательный; дело в том, что нет ни одного исторического документа, подтверждающего факт наличия стихов Низами, написанных на тюркском языке. Тогда, чем же является предположение Гулиева? Ответ известен - фантазией!

Очередная фантазия, рассчитанная на тех, кто никогда не читал (и не прочтет Низами). Итак, что же предшествовало появлению шахского гонца, о чем думал Низами перед его приходом:

Однажды, благоденствием объят,

Я наслаждался, словно Кай - Кубад.

«Не хмурься, — думал, — брови распрями,

Перечитай «Диван» свой, Низами».

Зерцало жизни было предо мной!

И будто ветер ласковой волной

Волос коснулся, возвестив рассвет,

Благоуханных роз даря букет.

Я — мотылек, светильник мной зажжен;

Я — соловей, — сад словно опьянен,

Услышав трели, что слагал певец,

Слов драгоценных я раскрыл ларец.

Калам свой жемчугами отточа,

Я стал велеречивей турача.

Я полагал: «Твори, настал твой час —

Судьба благоприятствует сейчас.

Доколе проводить впустую дни?

Кончай с бездельем, вкруг себя взгляни!

Верши добро и вкусишь от щедрот!

Кто в праздности живет — никчемен тот».

Бродягу - пса удача обошла,

И не заслужит пустобрех мосла.

Мир — это саз, коль жить с ним хочешь в лад,

Настрой его на свой, особый лад.

Тот гордо дышит воздухом родным,

Кто, словно воздух, всем необходим.

Подобием зерцала надо стать.

Чтоб сущий мир правдиво отражать.

Коль ты противоречишь всем вокруг,

То издает твой саз фальшивый звук.

«О, если б муж, причастный к сонму сил,

Заказ достойный мне сейчас вручил!»

Так о работе я мечтал, когда

Явилась вдруг желанная звезда.

«Трудись, счастливец, позабудь про сон

И будешь ты судьбой вознагражден!»

И совершилось чудо наконец —

Посланье шаха мне вручил гонец.

Только обладая очень болезненной фантазией, можно предположить, что из этих слов явствует, что перед появлением шахского гонца Низами сидел и думал как бы написать "поэму "Лейли и Меджнун"... не на фарсидском, а на родном, азербайджанском языке".

Весьма своеобразный пересказ следующих строк:

Я с наслажденьем вчитываться смог

В пятнадцать дивных, несравненных строк.

Светились буквы, разгоняя мрак,

Как драгоценный камень шаб - чираг.

«Властитель слов, кудесник, Низами,

Раб дружбы верной, наш привет прими.

Вдыхая воздух утренней зари,

Пером волшебным диво сотвори.

Найди проникновенные слова,

Достигни совершенства мастерства.

Любовь Меджнуна славится в веках,

Воспой ее в возвышенных стихах.

Так опиши невинную Лейли,

Чтоб жемчугами строки расцвели.

Чтоб прочитав, я молвил: «Мой певец

И впрямь усладу создал для сердец.

Любовь возвел на высший пьедестал

И кистью живописца расписал.

Шахиней песен повесть стать должна,

И слов казну растрачивай сполна.

У персов и арабов можешь ты

Убранство взять для юной красоты.

Ты знаешь сам, двустиший я знаток,

Подмену замечаю в тот же срок.

Подделкою себя не обесславь,

Чистейшее нам золото поставь.

И не забудь: для шахского венца

Ты отбираешь перлы из ларца.

Мы во дворце не терпим тюркский дух,

И тюркские слова нам режут слух.

Песнь для того, кто родом знаменит,

Слагать высоким слогом надлежит!»

И вот оно, главное:

Даже без учета того, что все предшествующие строки Низами отрицают это утверждение, его отрицают также последующие строки:

Я помертвел, — выходит, что судьба

Кольцо мне вдела шахского раба!

Нет смелости, чтоб отписать отказ,

Глаз притупился, слов иссяк запас.

Пропал задор, погас душевный жар, —

Я слаб здоровьем и годами стар.

Чтоб получить поддержку и совет,

Наперсника и друга рядом нет.

Тут Мухаммед, возлюбленный мой сын, —

Души моей и сердца властелин,

Скользнув в покой как тень, бесшумно - тих,

Взяв бережно письмо из рук моих,

Проговорил, припав к моим стопам:

«Внимают небеса твоим стихам.

Ты, кто воспел Хосрова и Ширин,

Людских сердец и мыслей властелин,

Прислушаться ко мне благоволи,

Восславь любовь Меджнуна и Лейли.

Два перла в паре — краше, чем один,

Прекрасней рядом с павою павлин.

Шах просит сочинить тебя дастан,

Царю Иран подвластен и Ширван,

Ценителем словесности слывет,

Искусства благодетель и оплот.

Коль требует, ему не откажи,

Вот твой калам, садись, отец, пиши!»

На речи сына я ответил так:

«Твой ум остер и как зерцало зрак!

Как поступить? Хоть замыслов полно,

Но на душе и смутно и темно.

Предписан мне заране узкий путь,

С него мне не дозволено свернуть.

Ристалище таланта — тот простор,

Где конь мечты летит во весь опор.

Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.

Веселье — принадлежность легких слов,

А смысл легенды важен и суров.

Безумья цепи сковывают ум,

От звона их становишься угрюм.

Зачем же направлять мне скакуна

В края, где неизведанность одна?

Там ни цветов, ни праздничных утех,

Вино не льется и не слышен смех.

Ущелья гор, горючие пески

Впитали песни горестной тоски.

Доколе наполнять печалью стих?

Песнь жаждет слов затейливо - живых.

Легенды той, грустней которой нет,

Поэты не касались с давних лет.

Знал сочинитель, смелость в ком была,

Что изломает, приступив, крыла.

Но повелел писать мне Ширваншах,

И в честь его дерзну в своих стихах,

Не жалуясь на замкнутый простор,

Творить, как не случалось до сих пор.

Чтоб шах сказал: «Воистину слуга

Передо мной рассыпал жемчуга!»

Любому непредвзятому читателю становится ясно, что Низами огорчен тем, что шах задал ему тему, на которую ему не хотелось бы писать (скорее всего, ему хотелось бы создать что-нибудь более жизнеутверждающее ("Доколе наполнять печалью стих?") и оптимистичное ("Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.").

Низами писал на официальном государственном фарсидском языке. Но богатое содержание его творчества, его идеалы, его образы и чувства были тесно связаны с Азербайджаном. О ком бы ни писал Низами - об Александре Македонском, о семи красавицах мира, о великих царях Ирана - всюду слышны отзвуки его родины, воспевание событий, природы и людей своей страны, своих соплеменников.

В "Искандер-намэ" поэт связывает имя великого завоевателя со своей родиной, создает величественное полотно, где сверкающими красками изображены исторические события в средневековом Азербайджане. Поэт воспевает легендарную царицу амазонок Нушабе, владычицу города Барды, древнейшей азербайджанской столицы. В произведениях Низами раскрываются живые страницы истории. Фантастика, сказочные вымыслы переплетаются у него с подлинными картинами жизни и быта азербайджанского народа. Нападение руссов на Барду, сказочная повесть о русской царевне, красавица Ширин и царица Шамира, амазонки, битвы, описанные в различных поэмах Низами - все это исторически и географически связано с азербайджанским и кавказским средневековым миром. Нужно ли после этого доказывать право азербайджанского народа считать своим творчество Низами! Несостоятельность и реакционность традиционного причисления Низами буржуазными востоковедами к иранской литературе очевидна. Искусственное, насильственное извращение буржуазным востоковедением истории мировой поэзии, непонимание роли фарсидского языка и иранской традиции в истории азербайджанской культуры, отрицание многовековой истории, высокой и богатой культуры и литературы азербайджанского народа - все это приводит к отрицанию большой исторической правды, могучих творческих сил народа.

Без комментариев. В лучшем стиле советско-азербайджанской школы. "Фантастика, сказочные вымыслы" - все это присуще не столько Низами, сколько Гасан Гулиеву и его последователям на этом форуме.

Об остальных "откровениях" Гулиева вы можете почитать сами.

Добавлю только, что, по моим наблюдениям, отрыв отдельных фраз из контекста всего произведения начинает принимать в Азербайджане характер национальной эпидемии. Единственный способ борьбы с ним - просвещение. Читайте, читайте побольше сами произведения Пушкина, Набокова, Низами и прочих великих людей, а не их интерпретацию гулиевыми & Co.

Великий Азербайджанский поэт Ильяс Юсиф оглы Низами (1141- 1209) родился в древнем городе Гянджа. Он рано потерял отца и его воспитанием и образованием занялась мать.

Он был одним из самых образованных людей того времени. Кроме своего родного языка, он знал персидский и арабский языки. В особенности он был заинтересован в астрономии, логике, истории, философии и во многих других науках. Много читая с юных лет, упорно совершенствуя свои познания, Низами был хорошо знаком с арабской, персидской, индийской и китайской культурой, а также с культурой Византии и народов Кавказа.

Воспитание и первоначальное обучение Низами получил в Гянджинском медресе. На формирование его мировоззрения значительное влияние оказала жизнь ремесленников и городской бедноты. Гениальный мастер художественного слова, Низами посвятил всю свою жизнь упорному творческому труду. Многие правители того времени хотели сделать его своим придворным поэтом, но Низами отвергал их приглашения. Низами был знаком с народом, хорошо знал его жизнь. В своих гениальных произведениях он выразил чаяния народа, сурово осудил социальную несправедливость, феодальный гнет.

Нмзами Гянджеви получил всемирную известность как автор "Хамсе" (Пятерицы), в которой были объединены созданные поэтом пять поэм. Эти поэмы отобразили не только высокое мастерство пера поэта, но и его этические и философские взгляды.

Низами начал свою творческую деятельность лирическими стихами, которые писал на протяжении всей своей жизни. Перу Низами принадлежит "Диван", состоящий из стихотворений, написанных в форме касид, газелей, рубаи, кит'а и фахрийе. Диван Низами насчитывает 20000 двустиший, которые полностью до нас не дошли. Большая часть лирических произведений Низами посвящена любви.

В 1178 году Низами написал поэму "Сокровищница тайн", а в 1180 г. "Хосров и Ширин", в 1189 г. "Лейли и Меджнун", в 1197 г. "Семь красавиц" и в 1201 г. поэму "Искендер - намэ".

Бессмертные произведения Низами Гянджеви повлияли не только на азербайджанскую, но и на мировую литературу. Видные ученые Ближнего Востока, Европы и России годами изучали и изучают литературное наследие Низами.

Творчество Низами Гянджеви, имя которого носит Музей азербайджанской литературы Академии наук республики, занимает в его экспозиции центральное место. Самый красивый и большой зал музея посвящен поэту.

[Benjamin]

http://gancaliler.narod.ru/Nizami.htm

Материал взят из Culture.Az: http://culture.az/

Даже если ложь печатать самым крупным шрифтом, она от этого правдой не станет.

[Кривотолк]

http://gancaliler.narod.ru/Nizami.htm

Материал взят из Culture.Az: http://culture.az/

Даже если ложь печатать самым крупным шрифтом, она от этого правдой не станет.

Даже если ты пишешь на Русском .от этого ты Русским не становишься!

[Benjamin]

Вторая ссылка - из статьи азербайджанской поэтессы Мирварид Дильбази.

Ну, а третья - из печально известного Гасан Гулиева.

Ребетол, я же просил что угодно не советско-азербайджанское. Зачем захламляешь форум?

[Кривотолк]

Тупост автора этого поста меня ничут не удивляет.Закономерно!

Хотя я понимаю.что тупому трудно что- либо толковать, все же скажу:

Низами ,на каом бы языке не писал был .есть и будет Азербайджанским поэтом..

И вся эта демогогия никому не нужна.... Как известно многие эмигранты последующих покалений не знают своего родного языка..От этого они становятся другими по национальности?

А что касается конкретно Низами ,он писал на других язвках.потому .что в то время это было престижно....Постой пример ..В Иране азербайджанцы пишут на Перси ....Означает ли это.они ПЕРСИ?

Если ты тупой ,то я не виноват!Это нек форуме даже.К врачу сходи -вылечить уже не вохможно ,но попытаются с помошью Арменикума ....

Расул Гамзатов пишет на Русском ..По твоей тупой логике он Русский поэт..А нормальные люди все знают-Дагестанский.

Изменено 23 июня, 2003 пользователем Кривотолк

[Benjamin]

Понятно. Еще один анаболик.

[Кривотолк]

Понятно. Еще один анаболик.

А где воя тупая улыбка в виде смайликов ? Понятливый ты сын своего народище?

[RETABOLIL]

я же просил что

Зачем захламляешь форум?

Чхать на то что ты просишь,а за одно и на тебя

Захламляешь его ты со своим братом,захламили форум,как захламили Азербайджан

[RETABOLIL]

я же просил что

Зачем захламляешь форум?

Чхать на то что ты просишь,а за одно и на тебя

Захламляешь его ты со своим братом,захламили форум,как захламили Азербайджан

НАСТАВЛЕНИЕ ШАХУ О СПРАВЕДЛИВОСТИ

О властитель, чьи мысли царят над любым из царей,

Что несметным венцам шлет жемчужины многих морей,

Если ты — государь, ты ищи драгоценного крова;

Если ты — драгоценность, венца ты ищи неземного.

Из предвечного света, которым овеян простор,

На тебя не один благодетельный бросили взор.

Ты ценнее всего. Словно городом, правишь ты миром.

Все, что ныне на свете, тебя почитает кумиром.

О, какою страною владеешь безмерною ты!

О, гордись, над страной возвышаешься верою ты.

Времена твои выйдут из круга столетий; с тобою

Не сравнится вселенная ширью своей голубою.

Знаем: зеркало в небе заря поднимает, чтоб ты

В золотом этом зеркале царские видел черты.

Колыбель небосвода затем и забыла про бури,

Чтобы ты, как дитя, отдыхал в безмятежной лазури.

Ты — Иса наших душ, птица сердца, и скажет любой,

Что сравнить тебя можно бесспорно лишь только с тобой!

Солнце в пламени страсти твоим восторгается ликом,

Потому-то оно и сверкает в пыланье великом.

Месяц так истощился! Он был уж совсем невелик,

Но опять он сияет: он снова увидел твой лик.

Ты превыше других. Наслаждайся всем жизненным миром.

Все печали отбрось. Не склонен, словно раб, ты пред миром.

Будь ко всем снисходителен, будь благодарнее вод.

Будь, как ветер свободный, свободен от тяжких забот.

Будь спокойной землею. Страстей не поддайся насилью.

Если землю встревожить, земля станет черною пылью.

Преклони пред создателем жаркую душу свою.

Вот как царствовать, царственный, должен ты в нашем краю.

Жду ответа, о шах! Отвечай же, вопросам внимая,

Где находимся все мы? Где скрыта обитель иная?

Все известно душе, что возвышенной веры полна.

И о мире ином все доподлинно знает она.

Этот мир ты обрел. Ты в вере подумай. Быть может,

Область веры найдешь, и она тебе в мире поможет.

Если ж мир ты отдашь, чтобы веру купить, — никогда

Не внимай слову дьявола: может нагрянуть беда.

Знай, крупица алмазная веры, ведущей из плена,

Камня магов грузней, хоть он был бы увесистей мена,

Камень темный отдай, а сверкающий камень возьми:

С ним в золото веры, что блещет, как пламень, возьми.

Тот, дающий припасы — ну, трудно ли нам это взвесить? —

Взяв припас твой единый, припасов пошлет тебе десять.

Состоянье свое поместить как бы лучше ты мог?

Сколько прибыли верной на свой ты положишь порог!

Стало долгом твоим воспитание лраведной веры.

Мудрецы правосудные к эгому приняли меры.

Вознеси правосудье, и всех осчастливишь людей.

Угнетателей свергни. Об этом бессменно радей.

Должен городу с войскши ты блага желать, и на это

Город с войском ответят. Пляшого не будет ответа.

Угнетающий царство — его разрушает, а тот,

Кто внимателен к людям, его к процветанью ведет.

Знай, развязка придет, и пред ней, не знававшей преграды,

Пусть твои будут мысли всему, что содеял ты, рады.

Дай спокойствие всем. Никому не чини ты обид.

Что за ними придет? Что за ними почувствуешь? Стыд.

Пьяный разум уснет, и, беды не увидев причину,

Правосудья ладья в неизбежную канет пучину.

Если б скорбным и бедным зажал ты безжалостно рот,

Если б отнял ты силой имущество нищих сирот,

Для себя отыскать ты какие бы смог оправданья

В день суда, на который придут все земные созданья?

Лик свой к вере направь, и опору найти будешь рад;

К солнцу стань ты спиной, не молись ему, словно эрпат.

Это — желтый мышьяк иль подобие блещущих кукол,

Что явил небосвод, — тот, что жизнью людей убаюкал.

Под завесой пустой, что висит на гвоздях девяти.

Все — игра этой куклы. Иди по иному пути.

Вышли ветер на мир. Чтоб лампада соблазнов угасла,

Своего в ней ни капли не должен оставить ты масла.

Разве мы — мотыльки? Мир блестит, но не думай о нем.

Не бросай же свой щит перед этим ничтожным огнем!

К той завесе, к которой Иса возлетел без усилья,

Ты стремись, чтоб ты сам за спиной мог почувствовать крылья.

Кто подобно Исе бросит душу в надзвездный полет,

Тот весь мир завоюет. По праву его он возьмет.

Притесняя подвластных, ты править страной не сумеешь.

Лишь призвав правосудье, ты царством своим овладеешь,

То, в чем свет справедливости, твой не умножит доход,

То, в чем нет правосудья, как ветер, тебя унесет.

Справедливость — гонец, что спешит наш обрадовать разум;

Тот работник, что в царстве все нужное сделает разом.

Справедливость твоя украшает сверкающий трон.

Если ты справедлив, вечно будет незыблемым он.

ПОВЕСТЬ О НУШИРВАНЕ И ЕГО ВИЗИРЕ

На охоте одной Нуширван был конем унесен

От придворной толпы: с пышной знатью охотился он.

Только царский визирь не оставил царя Нуширвана.

Был с царем лишь визирь из всего многолюдного стана.

И в прекрасном краю, — там, где все для охоты дано,

Царь увидел селенье. Разрушено было оно.

Разглядел он двух сов посреди разрушений и праха.

Так иссохли они, будто сердце засохшее шаха.

Царь визирю сказал: «Подойдя друг ко другу, они

Что-то громко кричат. Их беседа о чем? Разъясни!»

И ответил визирь: «К послушанию сердце готово.

Ты спросил, государь. Ты ответное выслушай слово.

Этот крик — некий спор; безотрадно его существо.

Этих сов разговор не простой разговор — сватовство.

Та — просватала дочь, и наутро должна ей другая

Должный выкуп внести, и внести ни на что не взирая.

Говорит она так: «Ты развалины эти нам дашь.

И других еще несколько. Выполнишь договор наш?»

Ей другая в ответ: «В этом деле какая преграда?

Шахский гнет не иссяк. Беспокоиться, право, не надо,

Будет злобствовать шах — и селений разрушенных я

Скоро дам тебе тысячи: наши просторны края».

И, услышав про то, что предвидели хищные совы,

Застонал Нуширван, к предвещаньям таким неготовый.

Он заплакал навзрыд, — он, всегдашний любимец удач.

За безжалостным гнетом не вечно ли следует плач?

Угнетенный, в слезах, закусил он в отчаянье палец.

Ясно мне, — он сказал, — что народ мой — несчастный страдалец.

Мной обижены все. Знают птицы, что всюду готов

Я сажать вместо кур лишь к безлюдью стремящихся сов.

Как беспечен я был! Сколько в мире мной сделано злого!

Я стремился к утехам. Ужель устремлюсь я к ним снова?

Много силы людской, достоянья людского я брал!

Я о смерти забыл! А кого ее меч не карал?

Долго ль всех «не теснить? Я горю ненасытной алчбою.

Посмотри, что из жадности сделал с самим я собою!

Для того полновластная богом дана мне стезя,

Чтоб того я не делал, что делать мне в жизни нельзя.

Я не золото — медь, хоть оно на меди заблистало.

И я то совершаю, что мне совершать не пристало.

Притесняя других, на себя обратил я позор.

Сам себя я гнету, хоть иных мой гнетет приговор.

Да изведаю стыд, проходя по неправым дорогам!

Устыдясь пред собой, устыдиться я должен пред богом.

Притесненье свое я сегодня увидел и жду,

Что я завтра позор и слова поруганья найду.

В Судный день ты сгоришь, о мое бесполезное тело!

Я сгораю, скорбя, будто пламя тебя уж одело!

Мне ли пыль притесненья еще поднимать? Или вновь

Лить раскаянья слезы и лить своих подданных кровь!

Словно тюркский набег совершил я, свернувши с дороги.

Судный день подойдет, и допрос учинится мне строгий.

Я стыдом поражен, потому повергаюсь я в прах.

С сердцем каменным я, потому я с печалью в очах.

Как промолвлю я людям: «Свои укоризны умерьте!»

Знай: до Судного дня я в позоре, не только до смерти.

Станут бременем мне те, кого я беспечно седлал.

Я беспомощен! Помощь мне кто бы сейчас ниспослал?

Устремляться ли в мире к сокровищам блещущим, к самым

Дорогим? Что унес Фаридун? Что припрятано Самом?

Что указы мои, что мое управленье, мой суд

Мне навеки вручат? Что надолго они принесут?»

Взвил коня Нуширван. Сожигал его пламень суровый.

От огня его сердца коня размягчились подковы.

И лишь только владыка примчался в охотничий стан,

Запах ласки повеял. Приветливым стал Нуширван.

В том краю он сейчас же тяжелый калым уничтожил.

И поборы, и гнет, и насилье он там уничтожил.

Разостлав правосудье, насилья ковер он свернул.

Блюл он заповедь эту, покуда навек не уснул.

Испытаний немало узнал он под небом, — и веки

Он смежил, и добром поминать его будут вовеки.

Многомудрого сердца он людям оставил чекан.

И указ правосудья на этом чекане был дан.

Много благ совершивши, с земным разлучился он станом,

Справедливого каждого ныне зовут Нуширваном.

Дни земные свои проводи ты на благо сердец,

Чтоб тобой ублажен, чтоб тобой был доволен творец.

Следуй солнечным всадникам, в свете благого устоя.

Беспокойством горя, для других ты ищи лишь покоя.

Ты недуги цели, хворым снадобья ты раздавай,

Чтоб вести ты достоин был небом дарованный край.

Будь горячим в любви, лютой злостью не будь полоненным.

Словно солнце и месяц, ко всем ты пребудь благосклонным.

Кто добро совершит, будь он мал или будь он велик,

Тот увидит добра на него обратившийся лик.

От указа творца небеса не отступят ни шагу:

Воздадут они злу, воздадут они каждому благу.

Проявляй послушанье, греха избегай, чтоб не быть

В посрамленье глубоком и скорбно прощенья просить.

Наши дни — лишь мгновенье; вот наше великое знанье.

Ты пробудь в послушанье. Превыше всего послушанье.

Оправданья не надо, не этого ждут от тебя.

Не безделья, в слова разодетого, ждут от тебя.

Если каждое дело свершалось бы с помощью слова,

То дела Низами достигали бы звездного крова.

Речь третья

О СВОЙСТВЕ МИРА

О хаджи горделивый, хотя бы на краткие дни

Людям блага подай, рукавом ты над миром взмахни!

Будь не горем для всех, а блаженством живительным, коим

Утешают скорбящих. Отрадою будь и покоем.

Все в великом вниманье, и ты все величье души

На служение бедным направить, хаджи, поспеши.

Соломоново царство ты ищешь напрасно: пропало,

Царство есть, но ведь знаешь: царя Соломона не стала

Вспомни брачный покой, что украсила пышно Азра,

Где влюбленный Вамик пировать с ней хотел до утра.

Только брачный покой, только кубки остались златые.

И Азру и Вамика — укрыли их страны иные.

Хоть немало столетий над миром проплыло, мы зрим, —

Он такой же, как был; ни на волос не стал он другим.

Как и древле, земля нам враждебна. И все год из года

Нас карает палач — многозвездный простор небосвода.

С миром злобным дружить разве следует смертным сынам?

Он всегда изменял. Разве он не изменит и нам?

Прахом станет живущий на этом безрадостном прахе.

Прах не помнит о всех, на его распростершихся плахе.

Облик живших скрывается в зелени каждой листвы.

Пядь любая земли — некий след венценосной главы.

Нашу юность благую мы отдали миру. За что же

Нам он старость дает и ведет нас на смертное ложе?

Ведь всегда молодым оставался прославленный Сам,

Хоть склонял свои взоры он к сына седым волосам.

Синий купол бегущий свой круг совершает за кругом,

В вечном споре с тобою, твоим быть не хочет он другом.

То он в светоча мира мгновенно тебя обратит,

То в горшечника глину надменно тебя обратит.

На двуцветном ковре быстросменного мира, в печали,

Все, что дышат на нем, все стремятся в безвестные дали.

По равнине идущие молвили: «Счастливы те,

Что по морю плывут, — все твердят о его красоте».

Те, что на море страждут, сказали: «О, если бы ныне

Мы могли находиться в спокойной безводной пустыне!"

Все, живущие в мире, встречают опасные дни.

На воде и на суше злочастия терпят они.

Юных дней караван на заре поднимается рано,

Но ведь кончится путь. Не сберечь нам поклаж каравана.

От верблюдов отставший, из города юности ты

Будешь изгнан в предел, где стареют людские черты.

Но на всех утомленных во тьме наступающей ночи

Из нездешних пространств уж глядят благосклонные очи.

Трон покинь. Ведь тщеславье опаснее многих сует.

Это — черная тень, от тебя заградившая свет.

Ты отдался утехам конца им не зная и края,

Ты живешь и играешь, о горестях будто не зная.

Синий купол, вращаясь, похож на забаву, но он

Не для наших забав, не для наших утех укреплен.

До пришествия разума в мире царила беспечность.

О, какая в тебе благодатная сила, беспечность!

Ясный разум взглянул на вершину созданий творца,

И владычество радости тотчас достигло конца.

Не от знанья беспечна мелькающих дней скоротечность.

Безрассудства, возникнув и множась, рождают беспечность!

О беспечность, очнись, очини поскорее калам,

И царапай листок, и предайся отрадным делам.

Будь меж теми, чья мудрость известна от края до края,

Стан людей просвещенный с отрадой рукой обнимая.

Шип, приязненный розе, не будет содействовать злу,

Даже он аромат гиацинту насыплет в полу.

Судный день подойдет, и конец будет нашего света,

И пустыню на суд приведут в этот день для ответа.

И промолвят: «О злая! Ведь кровь ты лила без конца

И зверей и людей. Ты людские терзала сердца!

Как же ключ животворный в тебе мог возникнуть когда-то!

Как смогла ты принять изобильные воды Евфрата?»

Так воскликнет пустыня, своей не осилив тоски:

«Я злодейств не свершала. Мои неповинны пески.

За накрытым столом я немного просыпала соли

И смешала с сердцами пустынной возжаждавших доли,

Чтобы быть мне со всеми, кто в праведный двинулся путь,

Чтобы к гуриям рая могла я с отрадой прильнуть>.

И раздастся решенье: «Пустыня, песками играя,

У запястий ножных запоет всем красавицам рая».

Если с добрым мы дружим, то добрый нам выпадет час;

И поможет нам друг, и все нужное будет у нас.

Где же скрылись все добрые? Встречусь ли я хоть с единым?

Стол, что медом прельщал, ныне сделался ульем пчелиным.

Где ж теперь человечность? Ужель удалилась навек?

Человека любого страшится любой человек.

Где ж познание то, что в сердцах человечьих блистало?

Человеческих свойств в человеке давно уж не стало.

Скрылся век Соломона. О смертный, вокруг посмотри!

Где теперь человек? Он исчез. Он — бесследный пери.

Хоть дыханье мое слиться с общим дыханьем хотело,

Все же, бегство избрав, совершил я хорошее дело.

Где бы тень я сыскал, что явилась бы тенью Хумы?

Где бы верность нашел? Где бы честные встретил умы?

Если б сеяли верность, прекрасными стали бы нравы.

Надо верность хранить — вот что чести достойно и славы.

Земледелец зерно бросил в землю весною, и вот

Наступает пора, и созревший вкушает он плод.

ПОВЕСТЬ О СОЛОМОНЕ И ПОСЕЛЯНИНЕ

Как-то царь Соломон не имел государственных дел,

И случилось, что ветер светильник задуть захотел.

Царь свой двор перенес в ширь степного просторного дола,

Там вознес он. в лазури венец золотого престола.

Скорбен стал Соломон: он увидел, теряя покой,

Старика земледельца, который в равнине скупой,

Зерна в доме собрав — хоть добыча была так убога,

Поручил закрома одному милосердию бога.

И повсюду в степи разбросал эти зерна старик,

Чтоб из каждого зернышка радостный колос возник.

Но все тайны зерна и все тайны творящего лона

Говор птиц сделал внятными слуху царя Соломона.

Царь промолвил: «Старик! Будь разумным! Коль зерен не счесть

Можно зерна бросать. Но твои! Ты их должен был съесть,

Для чего ж ты надумал напрасно разбрасывать зерна?

Предо мной быть неумным ужели тебе не зазорно?

Нет мотыги с тобой, что ж царапаешь глину весь день?

Тут ведь нет и воды, для чего же ты сеешь ячмень?

Мы бросали зерно в землю, полную влаги, и что же?

То, что мы обрели, с изобилием было несхоже.

Что же будет тебе под пылающим солнцем дано

На безводной земле, где мгновенно сгорает зерно?»

Был ответ: «Не сердись, мне не нужно обычного блага!

Что мне сила земли, что посевам желанная влага!

Что мне зной, что дожди, хоть бы длились они без конца!

Эти зерна — мои, а питает их воля творца.

Есть вода у меня: на спине моей мало ли пота?

И мотыга со мной. Это — пальцы. О чем же забота?

Не пекусь я о царствах, мне область ничья не нужна.

И пока я дышу, моего мне довольно зерна.

Небеса мне мирволят, добычу мою умножая.

Сам-семьсот я беру. Я бедней не снимал урожая.

Надо сеять зерно без мольбы у дверей сатаны,

Чтоб такие всегда урожаи нам были даны.

Только с должным зерном, только с небом нам следует знаться,

Чтобы колоса завязь, как должно, могла завязаться.

Тот, кто с разумом ясным был призван творцом к бытию,

Тот по мерке своей ткет разумно одежду свою.

Ткань одежды Исы не на каждого ослика ляжет,

Не на каждого царь, как на помощь престола, укажет.

Лишь одни носороги вгрызаются в шею слону.

Что пожрет муравей? Саранчовую ножку одну.

От нашествия рек море станет ли злым и угрюмым?

А ручей от потоков наполнится яростным шумом.

Человеку, о царь, все дает голубой небосвод.

Все, чего он достоин, себе он под небом найдет.

Государственный муж быть не крепким, не стойким не может.

Иль под бременем тягостным до смерти он изнеможет.

Нет, не каждый живущий родился для сладостных нег,

И великие тайны не каждый таит человек!»

Пусть несдержан юнец. Я же прожил немалое время,

Низами молчаливо несет свое тайное бремя.

Речь четвертая

О БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНОМ ОТНОШЕНИИ ШАХА К ПОДДАННЫМ

Ты — боец без щита. Ты — в гордыне один. Иль тебя

Гуль в пустыню загнал, отчужденную душу губя?

Ты — в венце золотом. Но венцы существуют ли вечно?

Ты — в цвету бытия. Но припомни: оно — скоротечно.

О, спешащий за теми, которым лишь в пиршествах свет,

О, покорный игре бесконечно бегущих планет!

Ты, отбросивший саблю, забывший о чтенье Корана, —

Для чего? Лишь для чаши, лишь только для винного жбана.

То ты с гребнем, то с зеркалом, счастлив ты ими вполне

О ценитель кудрей, ты подобен манящей жене.

Рабию ты припомни; она ведь в пустыне однажды

Разлучилась с косой для собаки, понурой от жажды.

В стыд вгоняешь ты доблесть. Деянья твои таковы!

Устыдился б деяния той сердобольной вдовы.

Будешь славить себя или силой кичиться доколе?

Этой сильной жены быть сильней ты, как видно, не в воле.

Человеческий разум и светлая доблесть — одно.

Надо всем правосудье. Всех доблестей выше оно.

Не в твоем ручейке стали воды прозрачными.

Стала Миловидною родинка в блеске чужого овала.

Ты не злой небосвод. Лишь о благе раздумывай ты.

Помни вечно о бедах, что к людям спешат с высоты.

Лишь добро проявляй, отдаваясь крутящимся подал.

Лишь такое имущество радует верным доходом.

На себя ты не должен людскую обиду навлечь.

Бойся честь обескровить и кровью людей пренебречь.

Притязали иные на честь и на доблесть. Быть может,

Честным двум или трем твой пример появиться поможет?

Правосудье твори; бойся мощных карателей зла.

Ночью ждет притеснитель: возмездъя ударит стрела.

Мысли зорких грозят. Все подверглись их мощному сглазу.

Сглаз опасен, поверь, не простил он виновных ни разу.

Могут все испытать его страшный, негаданный суд.

Забывать ты не должен: ему подвергался Махмуд.

Сглаз людей беспорочных застигнет тебя ненароком,

И увидишь, бессильный, что ты наказуешься роком.

Те, что схожи с крылатыми, те, что душой в небесах, —

На пути черепашьем не меньше других черепах.

Пусть насилья мечом их дорога не будет задета,

Иль узнаешь стрелу, что метнут они в блеске рассвета.

Если ценишь владычества, — ты правосудье цени!

Ты на беды от гнета, что царствуют в мире, взгляни!

Человек, чья душа в доме этом ко благу готова,

Все свершает в ночи к устранению дома второго.

ПОВЕСТЬ О СТАРУХЕ И СУЛТАНЕ САНДЖАРЕ

Как-то шаха Санджара седая старуха одна

За полу ухватила, и в гневе сказала она:

«Справедливость являть, видно, властный, тебе не угодно,

Но обида твоя настигает меня ежегодно.

Пьяный стражи начальник вбежал в наш спокойный квартал

И напал на меня. Избивал он меня и топтал.

И за волосы взявши, меня он повлек от порога,

И царапала щеки мне жесткая наша дорога.

И обидам ужасным меня он речами подверг,

Кулаками позору пред всеми очами подверг.

«Прошлой ночью, — кричал он, исполненный пьяного пыла, —

С кем-то тут сообща человека не ты ли убила?>

Он обшарил весь дом. Беззаконье мы терпим и гнет!

Где же спины людей произвол еще тягостней гнет?

О пьянчуге шихне неужели не верил ты слуху?

Он и был во хмелю, потому-то избил он старуху.

Те, стучащие кубками, весь твой расхитили край!

И ни в чем не повинных уводят они невзначай.

Тот, кто видит все это и все же помочь нам не хочет,

Тот порочит народ, но тебя ведь он тоже порочит.

Я изранена вся. Еле дышит разбитая грудь.

В ней дыхания нет. Но смотри, государь, не забудь:

Если быть справедливым тебе в этот час неохота.

Все ж получишь мой счет. Ты получишь его в день расчета.

Правосудья и правды я вовсе не вижу в тебе;

Угнетателя волю я так ненавижу в тебе.

От властителей правых поддержка приходит и сила,

От тебя — только тяжесть, что всех нас к земле придавила.

Разве дело хорошее — грабить несчастных сирот?

Человек благородный у нищих добра не берет.

На дорогах больших не воруй ты поклажу у женщин.

Не бери, государь, ты последнюю пряжу у женщин.

Притязаешь на шахство! Но ты не властитель, ты — раб!

Лишь вредить ты умеешь, а в помощи людям ты слаб.

Шах. внимательный к людям, порядок наводит в округе,

И о подданном каждом он думает, словно о друге.

Чтоб указом любым всех он радовал в нашем краю,

Чтобы шахскою дружбою нежили душу свою.

Ты всю землю встревожил! Иль я неразумно толкую?

Ты живешь. Ну, а доблесть, скажи мне, явил ты какую?

Стала тюрков держава лишь доблестью тюрков сильна.

Правосудьем всегдашним в веках укреплялась она.

Но грабеж и бесчинство ты в каждую вносишь обитель.

Нет, ты больше не тюрк, ты, я вижу, индусский грабитель.

Города посмотри-ка: в развалинах наша страна.

Хлебопашец ограблен, оставлен тобой без зерна.

Ты припомни свой рок! Приближенье кончины исчисли.

Где от смерти стена? Вот на что ты направил бы мысли!

Справедливость лампада. Лампады пугается тень.

Пусть же с завтрашним днем будет дружен сегодняшний день!

Пусть же слово твое будет радовать старых готово!

Ты же дряхлой старухи, властитель, запомнил бы слово:

Обделенным судьбой никакого не делай ты зла,

Чтоб их громких проклятий в тебя не попала стрела.

Стрелы всюду не сыпь, иль дождешься недоброго часа!

Есть припасы молитв у несчастных, лишенных припаса.

Чтоб раскрылась вся правда, с железом ключа ты пришел.

Не затем, чтобы правду ударить сплеча, ты пришел.

Ведай, взявший венец, ты вовек не покроешься срамом,

Если раны недружных ты благостным тронешь бальзамом.

Пусть обычаем немощных станет тебя восхвалять,

А твоим, повелитель, — ласкать их опять и опять.

Береги, словно милость, возвышенных душ благостыню.

Охраняя немногих, что в тихую скрылись пустыню».

Что же стало с Санджаром, что встарь захватил Хорасан?

Знай: не внявшему старой — урок был губительный дан.

Где теперь правосудье? Все черным бесправьем объято.

Знать, на крыльях Симурга оно улетело куда-то.

Стыд лазурному своду, всегда пребывавшему в зле.

Вовсе чести не стало на где-то висящей земле.

Слезы лей, Низами, удрученный такою бедою,

Ты над сердцем их лей, что кровавою стало водою.

Речь седьмая

О ПРЕВОСХОДСТВЕ ЧЕЛОВЕКА НАД ЖИВОТНЫМ

На земле проживающий, нежный, как сам небосвод,

Холит небо тебя, и земля, и течение вод.

Ты ниспослан на землю, но ты и не знаешь, что дело

Краткой жизни твоей величавей земного удела.

Молока звездной вечности древле не ведал твой род,

Ибо сахаром милости был ты накормлен с высот.

И не должен ли быть ты душою прекрасен за это?

Должен быть ты прекрасен и полон великого света.

И каламом предвечности, где-то от смертных вдали,

Был прекрасный твой облик начертан для нашей земли.

Сердце смертным даруя, решили в высотах, что нужен

Для живущего стан, опоясанный нитью жемчужин.

Ничего, что ты слаб. Ты скажи: «Я на этом лугу

Отличаться от ланей и сильных оленей могу».

Все живущие твари тебе услужают покорно,

Это бедные птицы, в силках увидавшие зерна.

Ты — Хума. В каждом деле ты чести доверенным будь,

Безобидным и тихим и в пище умеренным будь.

Всех живущих на свете земная зовет мастерская,

И великих и малых к насущным делам привлекая.

Совы в сказках пугают, грядущих невзгод не тая,

И для кладов зарытых они ведь нужней соловья.

Те, которых завеса земному открыла пределу,

Душу в теле имеют, по ценности равную телу.

Хоть жемчужины эти — ничто перед морем твоим,

«О, жемчужины мира!» — порой обращаюсь я к ним.

Убивать ты не должен больших или малых, ведь виру

Ты за кровь не отдашь, и страданья не надобны миру.

И плохие и добрые чтут повеленье твое,

И в плохом и в хорошем они — отраженье твое.

Те, кого ты обуешь, дадут тебе шапку за это,

Чью-то тронешь завесу — твоя будет также задета.

* * *

Не желай, словно утро, завесы ночной превозмочь,

Будь завесы хранителем, словно глубокая ночь.

Любят осы завесу пурпуровой розы. Единой

Ты покрылся завесой, прозрачной завесой осиной.

Долго ль мошкою будешь — о, как ее участь горька! —

Ты гоняться за пищей меж тонких сетей паука?

Те, завесой укрытые, те, что миры создавали,

Многозвездной завесою тайну твою закрывали.

На путях за завесой ты все приобрел и пришел,

Отстранивши завесу, в земли новоявленный дол.

Надо сердце забыть, коль оно разлюбило завесу,

Не внимай ничему, что навек позабыло завесу.

Тот волшебник, что скрыт за завесою с давней поры,

Ткань завесы лазурной вознес не для праздной игры,

Только этой завесы касайся признательным взглядом,

Новых песен не пой, стародавним прельщаемый ладом.

О завесе услышав, пойди многомудрым вослед.

За завесою тайн стань участником тайных бесед.

Чище светлой души станет тело твое, только надо,

Чтоб его сорок дней окружала темницы ограда.

У побывших в темнице высокое качество есть.

Был в темнице Иосиф. Темница — великая честь.

Чем же высший почет, чем же ценность души обретают»

Все забвением благ — ты к забвенью спеши! — обретают.

Ты души серебро в отрешенья горнило вложи.

«Дай мне золото сердца», — отказу от мира скажи.

Ты подвижником стань, избери себе путь только правый,

Только так ты достигнешь величья и подлинной славы.

Коль себя ты смиришь, то динару блестящему дан

Будет правды твоей и смиренного сердца чекан.

Лишь поймешь, что с тобою природа в союзе и разум,

Сказ «Кузнец с москательщиком» вспомнишь, бесспорно,

ты разом.

Этот веет пожаром, вздувая огонь, а другой

Овевает прохожего амброй своей дорогой.

Ты в поклаже природы спасенья не сыщешь: далеко

Птица клеть унесет, и закроется смертное око.

Ты привыкни к пути, что исполнен обмана всегда,

Будет благостный рок вожаком каравана всегда.

Чтоб главенства достичь, отказаться должны мы от страсти.

В отрешенье великом величье пророческой власти.

Покорив свою душу, ты радостным сердцем взыграй

И обуйся скорей: издалека завиделся рай.

Стань душою, что колокол, в блеске грядущего дива,

Будь служителем веры, не темным прислужником дива.

Ты в святилище веры спасайся от злого огня,

Чтоб не ведать смятения в грохоте Судного дня.

Был неверный избавлен от злого, от страшного рока

Лишь затем, что сродни приходился он роду пророка.

Взгляд высоко взнесенных не есть ли благая броня

Для исполненных веры, для полных святого огня!

ПОВЕСТЬ О ФАРИДУНЕ И ГАЗЕЛИ

Как-то царь Фаридун, при сиянье встающего дня,

Приближенных скликая, с отрадой вскочил на коня.

И, в степи предаваясь любимой охоты веселью,

Он увидел внезапно, что сам он подстрелен газелью.

Прелесть шейки и ног от вражды отклоняла стрелка,

О пощаде просили глаза, и спина, и бока,

Пусть охотника взгляд для бегущей газели — засада,

Но она, восхищая, казалось, бежала от взгляда.

Полонен был охотник, и плен был и скор и таков,

Что владыка почувствовал цепи тяжелых оков.

И, рванув повода и горя, и скача возле цели,

Спинку лука он сделал нетвердой, как брюхо газели,

И большая стрела не попала в отличную цель,

И встревоженный конь обежал неудачно газель.

Шах промолвил стреле: «Где же злое твое оперенье?»

И коню закричал: «Где твое за добычей стремленье?

О ничтожный твой бег, о ничтожность твоей тетивы!

Перед сей травоядной какое ничтожество вы!»

"И сказала стрела: «Подстрелить! Вот была бы досада!

Бессловесная эта — приманка для царского взгляда.

Твой восторженный взгляд — для прекрасной газели броня,

В цель должны попадать, но твоя не для цели броня».

Бубен видит владыка, и ждет он отрадного лада.

Лишь ладони играющих — радость для шахского взгляда.

Быть с клеймом вознесенных — завидный и сладостный рок.

Ведь с клеймом вознесенных и сам ты безмерно высок.

Для людей умудренных, чей так проницателен взор,

Нет служенья похвальней, чем крепкий святой договор.

Дланью верности крепкой возьмись ты за пояс обета.

Стражем верности будь пред лицом многолюдного света.

Много лалов имея, сокровищ немало тая,

Как служения пояс, лежит возле кладов змея.

Потому небосвод ярких звезд рассыпает каменья,

Что, над прахом поднявшийся, поясом стал он служенья.

Обладающий даром, хоть дар его светлый не мал.

Пред наставником пояс на трудном пути повязал.

И свеча, что сияет огнем золотым и веселым,

Пояс также носила, для воска покорствуя пчелам.

Ты не связан ничем, так вставай же скорей, Низами,

Чтоб связать себя службой, с поспешностью пояс возьми.

Речь двенадцатая

О ПРОЩАНИИ СО СТОЯНКОЙ ПРАХА

Распрощайся со днями. Разлуки надвинулся срок.

Встань, вперед устремись; поз будь этот хитрый силок.

Ты построй государство, которое лучше земного.

Дверь в иное раскрой, чтоб увидеть сиянье иного.

Ты и сердце и очи направь на единственный путь,

И, пролив свои слезы, в дороге о них не забудь.

Оросив эту глину, уйди в растворенную дверцу,

И побегами жизни отраду доставишь ты сердцу.

Коль с верблюдом ты схож, — запляши: ведь пустыня видна.

Если нет — то дабу не бросай ты под ноги слона.

Нету друга с тобой, и печальнее ты год от года,

Так в ничто удаляйся. Иного не сыщешь исхода.

Те, чей разум сверкал — сотрапезники наши, — ушли.

С кем ты сядешь за пир? Те, что пенили чаши, ушли.

Хоть отрада и радость порою приносятся миром,

Но коль ты одинок, то каким ты утешишься миром?

Целомудренным сердцем ищи, забывая о зле,

Ты прозрачной воды на унылой и мрачной земле.

До исхода пути все, что было с тобою в избытке,

Ты прохожим раздай. Для чего тебе эти пожитки?

Без напрасного груза легко ты пойдешь по пути,

И до нужной стоянки сумеешь ты скоро дойти.

Если ищешь ты сердце, взойти тебе на небо надо.

В этом доме земном

[Benjamin]

Хороший перевод. И где же Низами подчеркивает, что он азербайджанский поэт?

Скопируй хоть все произведения Низами, от этого все вокруг не перестанут считать его персидским поэтом.

Советую еще раз его внимательно перечитать. Это поможет успокоиться, а то ты уже начал цитировать самого себя. Особенно обрати внимание на следующие строчки:

Коль ты противоречишь всем вокруг,

То издает твой саз фальшивый звук.

[Соломон]

Тупост автора этого поста меня ничут не удивляет.Закономерно!

Хотя я понимаю.что тупому трудно что- либо  толковать, все же скажу:

Низами ,на каом бы языке не писал был .есть и будет Азербайджанским поэтом..

И вся эта демогогия никому не нужна.... Как известно многие эмигранты последующих покалений не знают своего родного языка..От этого они становятся другими по национальности?

А что касается конкретно Низами ,он писал на других язвках.потому .что в то время  это было престижно....Постой пример ..В Иране азербайджанцы пишут на Перси ....Означает ли это.они ПЕРСИ?

Если ты тупой ,то я не виноват!Это нек форуме даже.К врачу сходи -вылечить уже не вохможно ,но попытаются с помошью Арменикума ....

Расул Гамзатов пишет на Русском ..По твоей тупой логике он Русский поэт..А нормальные люди все знают-Дагестанский.

Повторяю еще раз, специально для Кривотолка, который замещает здесь почившего в Бозе Аттилу, а также для всех остальных тугодумов-азербайджанцев.

Низами является персидским поэтом, потому что он писал на персидском языке. Его национальное происхождение, место рождения, место жительство, сексуальная ориентация и проч. детали его биографии значения не имеют!

Для иллюстрации я приводил уже пример Гоголя - русского писателя, украинца по национальности. Гоголь писал по-русски, оставаясь украинцем.

Другой пример - Владимир Набоков, который писал сразу на двух языках - на русском и на английском, а потому считается русско-американским писателем. Но он все равно оставался русским по национальности, хотя и принял американское гражданство.

Еще один пример - Франц Кафка, еврей по национальности, родившийся и всю жизнь проживший в Праге, является автрийским писателем, потому что писал на немецком. Итак, еврей Кафка, писавший на немецком языке, являлся австрийским писателем, оставаясь евреем по национальности!

Если бы чехи следовали примеру азербайджанцев, то они объявили бы Кафку чешским писателем. Однако они этого не делают.

Неужели азербайджанцы и в самом деле такой отсталый народ? Я просто поражен! У меня нет слов!

Изменено 23 июня, 2003 пользователем Соломон

[Fireland]

Прочитала ВСЁ!

Привожу следующее.

The great Azerbaijanian poet and thinker Nizami Ganjevi (real name Ilyas son of Yousif) is one of the geniuses of the past, whose creative activity forms a distinctive and original stage in the history of the development of world culture.The most brilliant poet of the romantic epic that Azerbaijan gave to the world – Nizami became the symbol of Azerbaijanian poetry, his poems were not surpassed by anyone and have preserved freshness and vigor throughout the centuries.

Very little is known about his life. It is known that he was born in 1141 in Ganje and spent all his life in this city. Only once about 1185-1187 did he leave it, and then not by his own accord but because the King of Azerbaijan Qizil-Arslan-shah was passing by and expressly requested a meeting. However, as we see from his poems, Nizami was a well-educated, versatile man well acquainted with ancient Greek, Arabian and Persian literature. And that’s not surprising, since the X-XII cc. are called in historiography the "Golden Age" in the history of Azerbaijan. At that time Ganje, where poet lived, was one of the biggest cultural centers of Azerbaijan where trade routes from north to south, from east to west intercrossed.

Nizami wrote in Persian, since it was the basic literary language in the medieval Islamic Orient, with Arabic being the language of religion and science. Persian was also the official state language of the XII c. Azerbaijan Seljuk and Atabek feudal palaces. An authoritative expert on classical Persian-Tajik poetry and an outstanding orientalist Y.E. Bertels clearly shows that "the absence of national self-consciousness" prevented the Seljuk rulers from the progress of their native tongue*

[*Bertels, Velikiy azerbaydzhanskiy poet Nizami (Great Azerbaijanian poet Nizami). Baku 1940 p. 36]

можете найти эту книгу и прочитать.

[Fireland]

Соломон,

перед тем как называть НАС отсталым народом

ответте мне на один вопрос.

во времена Тиграна Когда, как говорится появилась «великая» армения, была ли у вас своя монета?

Если была, то покажите ссылку и название этой монеты.

Напомню, что монета является одним из главных отрибутов НЕЗАВИСИМОГО государства.

[Соломон]

Соломон,

перед тем как называть НАС отсталым народом

ответте мне на один вопрос.

во времена Тиграна Когда, как говорится появилась «великая» армения, была ли у вас своя  монета?

Если была, то покажите ссылку и название этой монеты.

Напомню, что монета является одним из главных отрибутов НЕЗАВИСИМОГО государства.

Я могу поискать для вас ответ в Интернете, но скажите, ваш вопрос имеет хоть какое-нибудь отношение к персидскому поэту Низами, творчество которого мы обсуждаем в этой теме?!